Неизвестная переписка Жукова и Сталина Письмо Жукова Сталину 14.10.1941 Дорогой Иосиф! Мне кажется, что наше сознание умеет перемещаться во времени мгновенно. И не только во времени. Я подобрал не то слово… Тут вернее сказать: сообщаться. Хотя какие-то уровни для сознания закрыты, невидимы. А видимы только для души. Т.е. есть у нас душевное зрение, которое может видеть невидимое, но сознание этого не видит. Мир значительно шире, Иосиф, он квантов, многоуровнев. И эти уровни друг с другом сообщаются. И из этой связи получается что-то вообще невыразимое. Представь себе, вот едет тепловоз, и поют лягушки, в окно течёт ветерок, пискнула, видимо, летучая мышь. А на стене отражается тень цветка-дерева, стоящего на окне. И есть ощущение, что всё, по отдельности перечисленное, тоже сознательно, и с ним всем, как и с целым, можно сообщаться. Иосиф, скажи, может, это и есть Бог? Проспал весь день и видел долгий сон. Там был и сонный паралич с переходами в разные уровни, и какие-то запредельные вещи. Были и превращения. Была там какая-то сила, которой все боялись, и за ней бегал, хотел с ней столкнуться лицом к лицу. Но она только показывалась. Защищался от тревоги с помощью "Отче наш", хотя что-то мешало её читать (это во снах всегда так). Не было страха. Не пытался спрятаться, а защищал своих. С нетерпеньем жду твоего письма. Пиши, как погода, почём хлеб. Жму руку. Жуков. Письмо Сталина Жукову 16.10.1941 Дорогой Жора. Полагаю, в своём письме ты говоришь о времени. И вечности. Скажу одно: есть атомы времени. Но вечность не состоит из этих атомов. Берия мне не верит. По-моему, он глуп. В Москве пока тепло, но будут сильные морозы, это я всегда чую. Немец помёрзнет, обтрясём его опосля, как облепиху, да выжмем из него масло. Хлеб подорожал, но незначительно. Запасов хватает. Пью чай с сахаром вприкуску, потому что запломбировал зубы. Бесплатно, Жора. Спрашиваешь, Бог ли то, что ты описываешь. Скажу тебе так: Бог с тобой. А дальше сам думай. Расскажу ещё один случай тебе, а ты его мне объясни. Хотел попить чаю, а вместо этого пошёл дождь. Ошибка ли это? Или же закон? Али чудо? Передавай привет солдатам. Кури меньше. Жму руку. Тов. Сталин. Письмо Жукова Сталину 18.10.1941 Дорогой Иосиф, спасибо за твоё умное письмо. Извини, что буду краток — мало времени: пишу одной рукой и мыслю вполсилы, другой рукой бью фашистскую гадину и мыслю во вторую полсилы об ей. На твой важнейший вопрос отвечу позднее, ибо к ему с полумыслями не подступишься. Передал привет солдатам. Сражаются ещё более геройс… прости, не знаю, как пишется слово, а солдаты — герои. Тебе от них тоже привет. Один солдат просил тебе передать его слова: "Здесь, на фронте, я кое-что понял: чувство Родины — это то же, что любовь". Пиши, Иосиф. Меньше читай Пастернака, больше налегай на крупную прозу. Пододевай тёплые носки, уже подмораживает. Немец стынет. Жму руку. Жуков. Письмо Сталина Жукову 20.10.1941 Дорогой Жора! Передай благодарность тому солдату от тов. Сталина. Знаешь, он потрясающе прав. Я никого никогда не любил, но теперь знаю: я всегда чувствовал Родину, но не знал этого. Тот солдат открыл мне понимание этого чувства: чувства Родины. Конечно, наша жизнь не есть сумма ощущений и их плод, ибо ощущения могут быть обманчивы, она также не есть результат нашего опыта, Жора, ибо опыт ограничен, а жизнь не имеет границ, но и то и другое ценно. Последовал твоему совету: бросил читать Пастернака, взялся за Толстого. Берия жалуется на судьбу. Говорит, что "так" не должно быть. Я ему отвечаю: "Кто сказал, что так не должно быть?! Ты? Именно так и должно быть. Ты — точка в этом временном узоре, Лаврентий". Он грызёт ногти, молчит и смотрит воспалёнными глазами, потом выхватывает из кармана карадаш и начинает его ломать трясущимися руками. По-моему, он не только глуп, но ещё и параноик. Пиши, как там немец, уже увяз в соплях или ещё держится? Пей чай с мёдом. Тов. Сталин. Письмо Жукова Сталину 22.10.1941 Дорогой Иосиф! Ты спрашивал меня о чуде, о законе. Полагаю, что Чудо есть закон мира, но Чудо непостигаемо. Хилыми силами нашего разума мы можем что-то объяснить, да и то путано. И приблизит ли нас это объяснение к пониманию истины? Как ты считаешь, Иосиф? И тут же должен тебе рассказать об одном видении. Вчера я увидел, что в моей душе идёт битва. С одной стороны — воин с копьём на коне, с другой стороны — кто-то неясный, он похож на Локи или на кого-то ещё, он всегда ускользает. Битва ещё не совершилась, но я уже знаю, что тот, с копьём, уже победил. Знает это и другой. Значит ли это видение, что мы победим немца? Немец вязнет. Не то у него сердце, да и одежонка дрянная. Молодец, что взялся за чтение Толстого. О Берии я всегда думал с сомнением: он не советский человек: нервы слабоваты. Как твои зубы? Жму руку. Жуков. Письмо Сталина Жукову 24.10.1941 Дорогой Жора! Ты замечательно сказал о Чуде. Твои слова пробудили во мне забытые картины детства. На мгновение меня охватило какое-то немыслимое счастье. Знаешь, бывают моменты абсолютной душевной чистоты. Тогда открывается божественная красота мира. Тайный, но интуитивно постигаемый замысел Творца становится как бы ясен. Жора, в молодости я писал стихи, но ведь этого никто не знает… Ты пишешь о видении. Тот всадник с копьём — это ведь Георгий Победоносец. Это добрый знак. Расскажу тебе о видениях, которые случились в моём детстве. Когда умирал мой дед, я видел, как в окно улетают ка-кие-то светлые тени. Когда все они вылетели, одна влетела. Так я понял, что это смерть деда. Позднее, когда я ночевал у друзей, я бредил: выйдя из комнаты, я стал пытаться остановить часы, которые висели на стене, но они были так высоко, что мне не удалось до них дотянуться. Я говорил: "Часы слишком быстро идут". Пытался отвести стрелки назад, но не дотянулся. Утром, с немыслимым грохотом ударившись о пол, часы разбились. Тем утром умерла моя бабка. Есть ещё, что можно рассказать тебе в этом письме, но нужно работать. Зубы в порядке, Жора. Пью чай с вареньем. Страсть как люблю клубничное варенье. Немца мы скоро оглушим. Как ты там питаешься? И пьёшь ли спирт? Могу прислать тебе вина, я его разбавляю, а ты будешь пить неразбавленным. Говорят, хорошо для пищеварения. Пиши. Тов. Сталин. Письмо Жукова Сталину 26.10.1941 Дорогой Иосиф! Выдалась свободная минутка — пишу тебе письмо. Сейчас мне пришла такая мысль: а что если наше сознание — это тоже волна или, точнее, рябь, которая проходит по телу вселенной? А наша душа и дух в нас, который мы назвали словом "огонь", есть нечто ещё более… сверхпространственное? Тогда наша жизнь, которая во времени имеет вид судьбы, и есть божественное творчество. Творчество — это рябь, проходящая по телу вселенной. Я немного путано говорю, Иосиф, недодумываю… Война не позволяет подумать в полную силу. Один солдат, кажется, поэт, говорил про рождение, жизнь, смерть и воскрешение, слитые в одно. Похожее состояние бытия охватило меня в один из дней. Кажется, я говорил тебе об этом. Если соединить в одно все озарения и невероятные подарки, то получится именно это. Может, это и называют той любовью? Как ты считаешь, Иосиф? Ты как-то писал мне об атомах времени, а вот сегодня я почему-то повторял всё утро слово "сверхпространство". Не могу сказать тебе, что это, но, кажется, начинаю понимать. Спасибо за предложение прислать вина, но я солдат этой войны, Иосиф. Обхожусь спиртом. Мы выбили из немца наглую уверенность. Кажется, сама Россия посмотрела немцу в глаза, и немец вздрогнул. Наши солдаты каждый день, каждый час совершают подвиг. Советский солдат — гений боя. Пиши, Иосиф. Не забывай про завтрак. Разбавленное вино и трубка — это не завтрак, Иосиф. Жму руку. Жуков. Письмо Сталина Жукову 28.10.1941 Дорогой Жора! Спасибо за твоё интересное письмо, прочитал его с любопытством. Ты говоришь о сверхпространстве. Я понимаю, что ты имеешь в виду, но объяснить это тоже не умею, тут нужен особый поэтический дар. Знаешь, вчера перед сном читал стихи и потом долго думал о поэзии. Жора, мне кажется, что настоящая поэзия преодолевает границы слова. Ты спрашиваешь меня о той любви. Да, это она, Жора. И прав тот солдат, блестяще прав. Я много думаю о жизни, не о своей, а о жизни вообще. Жизнь есть сила, побеждающая время, а не наоборот. На полотне времени Творец создал чудо — Жизнь. Мы, советский народ, сейчас защищаем это чудо. И мы его защитим, Жора. Должен рассказать тебе ещё вот что. Вчера, во втором часу ночи, в кабинет ввалился пьяный и плачущий Берия. И стал спрашивать меня о счастье: — Товарищ Сталин, где счастье? Я страдаю! — Ты не страдаешь, Лаврентий. Ты сволочь. Если ты не сделаешь бомбу, будешь рыть реки в Средней Азии. Он выбежал, пригибаясь и поправляя трясущимися руками то и дело спадающие очки. Потом я стал думать о нём. И, кажется, я его понял, Жора. Его представление о счастье довольно глупо и ошибочно: он считает, что счастье находится где-то вне его жизни, так сказать, вне поля его жизни, т. е. оно почти недостижимо, потому что как бы посторонне его судьбе. Разве он не сволочь, Жора? Разве это советский человек? Он позорит партию и весь наш народ, когда каждый рабочий и крестьянин каждый день совершает подвиг великой борьбы. Как у вас со снабжением, Жора? Передавай привет солдатам от товарища Сталина. Носи шапку, скоро будут холода, чую. Пиши. Тов. Сталин. Письмо Жукова Сталину 30.10.1941 Дорогой Иосиф! Пошёл снег, первый снег! Это добрый знак, потому что немец коченеет. И я уже слышу, как начинает скрипеть и стонать эта адская механическая машина Вермахта. Иосиф, ты пишешь об очень умных вещах: говоришь о преодолении поэзией границ слова. Здесь мне не всегда удаётся об этом подумать. Прости, что не могу тебе ничего по этому поводу ответить. Но был у нас интересный разговор с солдатами на днях. Спешу им с тобой поделиться. Снова тот солдат, который передавал тебе слова о чувстве Родины, разыскал меня и привёл к своим товарищам. А компания у них удивительная, Иосиф. Это бывший монах, воин, пьяница и поэт. В редкие минуты отдыха они говорят совсем не о войне. И вот что я услышал, Иосиф. Поэт начал рассуждать о мышлении: — В минуту блестящего мышления о себе и мире нам кажется, что мы постигаем себя и мир в некой полноте. В эту минуту, пускай час, мы можем помыслить, что постигаем мир или себя полностью, насколько это для нас возможно. Радуемся этому и бьём в ладоши. Мы можем описать и сам процесс мышления, и мыслимое нами (и здесь нас ожидает подвох). Описать это неким языком. Сделать слепок. Своеобразную зарисовку. И вот проходит час. Мы снова начинаем мыслить о мире и о себе и видим, что у нашего мышления была своя временная точка, свой язык, своё состояние. Что это мышление было не полным, оно охватывало не полноту. Да и вообще, оказывается вдруг, что там, час назад, в той временной точке, способ мышления и сам процесс были чем-то обусловлены. И полнота снова ускользает. Ускользает с наглостью, друзья. Нам остаётся только слепок, почти кожура этого великолепного мгновения мышления. — Не стоит полагаться только на мышление, — возразил ему пьяница. — Я вот вообще не мыслю, но понимаю. Мысль — довольно медленная кляча, которую следует стегать и стегать, чтобы доехать хоть до какой-то истины. Мой рецепт постижения довольно прост и безотказен. Я беру стакан спирта, разбавляю его водой, чтобы получилось два стакана, выпиваю один и перестаю о чём-либо думать. Только смотрю. Смотрю и вижу. Постигаю. Второй стакан я растягиваю на несколько глотков, добавляя, когда нужно, ясности своему взору. Наутро я ничего не помню, но много знаю. — Это бесовское, — спокойно заметил бывший монах. — Нужно жить праведной жизнью, молиться, смирять свою гордость и любить Бога. И Бог откроет тебе то, до чего не сумеет добраться ни один мыслитель. Есть благодать и радость. Без них нельзя увидеть Божий мир. В это мгновение воин, который сидел молча и курил самокрутку, встал, взял свой ППШ и густым плотным голосом обрубил беседу: — Дело говорите. Но пора воевать идти. Вот так, Иосиф. Надо ставить точку. Отдых закончился. Напиши, как твои пломбы. Завтракаешь ли. Что там с Берией? Жму руку. Жуков Письмо Сталина Жукову 01.11.1941 Дорогой Жора! Спасибо за твоё письмо. Написанное в нём довольно ценно и нуждается в обдумывании, но пока, сам знаешь, некогда. Ты спрашиваешь, завтракаю ли я. Да, по твоему совету стал есть кашу на воде, но с маслом. Пломбы мои исправны. Сейчас, Жора, важнейший момент в истории. Судьба всего человечества может зависеть от одного единственного боя двух солдат. Если в этом незаметном для сводок поединке победит советский воин, мир будет спасён. Это Священная война, Жора. Мне часто представляется этот поединок: когда всё на весах. Знаешь, Жора, вся наша жизнь — тоже такой поединок. Расскажу тебе один случай. Вчера мне пришла телеграмма от Рузвельта. Он предлагает помощь по ленд-лизу. Советский Союз с благодарностью примет её. Это я обдумал ещё заранее. Но одно происшествие… Я набивал трубку, как вдруг вбежал Берия с криком: "Кругом монастыри! Кругом монастыри!" Я выронил трубку, хотя к выходкам этой тряпки давно привык. И вот, когда я поднимал трубку, увидел несколько жизней, заканчивающихся и начинающихся снова. Сначала я увидел Гори. Я был юношей, меня зарезал один из трёх хулиганов ударом в левый бок. Потом я ходил по Гори и спрашивал своих товарищей, сидевших под навесом, о том, где найти тех троих, чтобы отомстить им. Не помню, расквитался ли я с ними… Было много жизней, все они как будто начинались с одного места, с Гори, а продолжались и заканчивались в разных местах. Был ещё какой-то коридор, где я всегда оказывался перед новой жизнью, кажется, коридор этот университетский, по нему ходила красивая девушка, видимо, пришедшая поступать, но мы с ней не могли встретиться, потому что моя новая жизнь начиналась чуть позже, чем она проходила то место, где я появлялся. Как это объяснить ясно, не знаю, Жора. Там не было нашего времени, там было другое. Последняя моя жизнь не закончилась смертью. Я бежал со своим сыном 10-ти лет по берегу какой-то реки в Южной Америке, нас преследовал странный самолёт в виде стрекозы, и из него стреляли по нам. Я был связан с какими-то службами, а за мной охотился НКВД. Оказавшись на рынке, я слился с толпой. Но слежка продолжалась, это я чувствовал всей своей кожей. И вдруг напротив себя я увидел того, кого должен убить… Потом был снова тот коридор в том университете, мы столкнулись с той девушкой и обнялись. Всё это происходило, пока я поднимал трубку с пола, какую-то секунду. Жора, я думаю, связано ли это с ленд-лизом, с будущей политикой? Ты спрашиваешь, как Берия. Ввалившись в кабинет, он повторял одну и ту же фразу, потом поднял на меня глаза и исступлённо крикнул: "Кто-то другой везде, товарищ Сталин!" "Выйди, Лаврентий. Грех на тебе, вот ты и мучаешься", — ответил я ему и указал на дверь. Жора, через 2-3 дня похолодает. Надевай тёплые носки. Немец пойдёт, готовьтесь. Передавай привет солдатам. Тов. Сталин. Письмо Жукова Сталину 03.11.1941 Дорогой Иосиф! Солдатская радость играет во мне на гармони. Мы бьём немца! Бьём! И немец ошеломлён. Приморозим мы его скоро к земельке нашей. Помнишь, я тебе писал о четырёх солдатах? Они снова говорили обо всяком умном, мне многого в их речах не понять, не тот во мне ум, чтобы быть в отвлечении от жизни и идеи видеть, я больше вижу движение войны. Говорили они жарко, даже спорили. И тот, который воин, снова их обрубил: "Да ежли всегда про свою жизнь думать, это ж удавиться можно! Так за своей жизнью главного не увидите, загородит же! Дайте мне две гранаты!" Ему не дали. Он взял сам. И пошёл один на немца. Говорит, мол, кто остановить попробует, убью на месте. Через полтора часа он вернулся. Невредимый. А только вся шинель у него пулями побита. А на нём ни одной царапины. И говорит: "Я немцам ужаса нагнал. Теперь дыра у них в уме размером с Москву". И смеётся. Я отдал приказ выдать ему двойную спирта и выходной. А он отказался: "Мне передыху не надо, я не на работе, а землю свою защищаю". Вот так. Иосиф, сообщать ли об этом газетам? Ты тут лучше поймёшь, как быть. Ставлю точку, нет времени, чтоб расписаться да обдумать всё, прости. Мороз идёт, надо готовить оборону, немец сейчас снова дёрнется. Иосиф, не болей, ешь чеснок. Жму руку. Жуков. Письмо Сталина Жукову 05.11.1941 Дорогой Жора! Я счастлив, что у нас есть такие солдаты, такие воины. Я верю в то, что такие люди носят в себе какую-то коренную правду, которую нельзя понять ловким умом, потому что она проста и честна. Она досталась народу от самой земли и от самого солнца. Она не может быть вытащена на свет и рассмотрена отдельно, потому что слита с судьбой народа, неотделима от него. Знаешь, Жора, я полагаю, что смекалка — это именно что русский способ думать, народный способ. Смекалка есть подобие суммы логики и интуиции, но более суммы. У немца нет смекалки. И поэтому мы его одолеем. Жора, я читаю немецких поэтов и философов, чтобы понять их дух. Кажется, их дух — умирающий. И мне становится скучно узнавать их культуру дальше. А твои письма я читаю с большим интересом. И над ними размышляю больше. Жора, ты знаешь, я понял, что бытие и есть запредельность. Жизнь запредельна смерти, Жора. Говорили ли тебе об этом солдаты? Знаешь, хочу уметь во сне проживать жизни разных существ: цветка, солнца, воробья, Берии, наших славных воинов. Ещё вот что хотел тебе сказать. Вчера я понял кое-что. Время — это одна из форм вечности, одна из её сторон. Ты спросишь, какие иные её формы? Красота, которую умеет назвать искусство. Чудо, которое открыто верующему сердцу. Победа, Жора, — это главное для нас чудо. Будь здоров. Тов. Сталин. |