|
|
Агрессия как вирус насилия: Страх и Анархия в Соединенном Королевстве "…как бы мы ни пытались протестовать против "президентских каникул" (единственным теперь доступным нам способом - водкой и шашлыками в городском парке) скоро на каждого повесят QR-код, чтобы контролировать и иметь возможность отслеживать наше перемещение. Дело за малым - границы уже на замке. Скоро эти обстоятельства (особенно в нашей стоически-повиновенной стране) примут за фатальную данность. Привыкали ко многому - привыкнем и сейчас. Мы стали так уверены, что завтра точно наступит в любом случае и практически перестали испытывать страх. Потеря близких или собственная смерть - вряд ли. Мы уверены, что наутро конец света обязательно окажется газетной уткой, ведь не за горами то время, когда мы окончательно избавимся от собственного тела…" - когда полтора года назад я писал этот текст для "Опустошителя #30", эпидемия, которой был посвящен номер, только начиналась. Было ещё непонятно, во что выльется этот "досуг цивилизации", но сегодня мемы про QR-коды уже устарели, а с 27 декабря и вовсе обещают стать обыденной реальностью и очередным поводом проявить затаившуюся у каждого внутри агрессию. Притом, что предыдущие полтора года пандемии кажется "обнулились", ведь многим переболевшим (в виду переполненности госпиталей и в борьбе за статистику) верный диагноз так и не был поставлен, потому, чтобы получить злосчастный QR-код, теперь необходимо делать прививку. Вакцина уже изобретена, но уровень недоверия (равно как и веры в её "панацейность") чрезвычайно высок и вновь мир стремится разделиться на два враждующих лагеря. Вряд ли это выльется в гражданскую войну, но пандемия уже сделала свое дело. Отныне мы и правда больше не боимся смерти, но и не только потому, что она стала обыденностью, но потому что постоянно находимся в режиме "онлайн". И совсем скоро, возможно ещё при моей жизни, человек окончательно избавится от смертности физического тела и будет существовать в виртуальной реальности текста. *** Месяц назад, когда стало известно, что этот номер будет посвящен "Агрессии", вирус наконец-то настиг и меня, так что этот текст - одновременно стал репортажем из эпицентра болезни и исследованием нескольких фильмов очень агрессивного декабря ровно пятьдесят лет назад. Это была точка невозврата, когда чиновники, отвечающие за национальную безопасность при кабинете Никсона, были всерьёз обеспокоены растущими антивоенными настроениями в обществе: "У нас были два врага — левые пацифисты и чернокожие активисты. Мы понимали, что объявить вне закона цвет кожи или антивоенные взгляды мы не можем, но мы можем настроить общественное мнение так, чтобы хиппи ассоциировались с марихуаной, а чёрные - с героином, затем, криминализировав и то и другое, мы смогли разрушить эти сообщества. Мы могли проводить аресты, обыски, срывать мероприятие и очернять их в вечерних новостях. Понимали ли мы, что мы таким образом лжем о наркотиках? Конечно да, но цель оправдывает средства" - через тридцать лет Даниэль Эрлихман мог говорить открыто, его политическая карьера уже в прошлом, так же как и шестидесятые остались в прошлом. Казалось бы, мир летит навстречу прекрасному глобальному будущему миллениума. Промелькнули ещё двадцать лет и где же оно? Возможно оно только что закончилось, а мы даже не заметили, потому как думали, так будет всегда… Так же внезапно захлопнулись шестидесятые годы прошлого века, время свободы и надежды. Это случилось на крыше элитной английской школы для мальчиков, когда шестнадцатилетний паренек Мик Трэвис, нашедший в подвале автомат, разрядит обойму в стоящих внизу ненавистных ему старшеклассников, профессоров, директора и епископа, почетных гостей и членов королевской семьи, которые собрались здесь по случаю праздника. Эти выстрелы были выстраданы, ведь на протяжении всех школьных лет все перечисленные умели только унижать и издеваться - старшие над младшими, учителя над учениками - и получать от этого удовольствие, совершенно не стыдясь. Они всячески добивались того, чтобы Трэвис нашёл в подвале заветный ящик, а режиссёр Линдсей Андерсон - того, чтобы мы не понимали, то ли это чёрная комедия, то ли реалистичный призыв к жестокому восстанию. В "Если…" (1968) чёрно-белые сцены чередуются с цветными так, чтобы максимально запутать всех, кто будет пытаться как-либо это трактовать - как дихотомию (мечта против реальности) или диалектику (реальное = воображаемое). Год спустя фильм получит в Каннах главный приз, где история Мика Трэвиса (Малькольм МакДауэлл) будет уже ностальгическим напоминанием о том, как год назад случился месяц май, а цвет воздуха стал красным. И в каждом парижском газетном киоске лежала маленькая книга в чёрной обложке и вопила о том, что мир превратился в театр. Бестселлер той памятной весны - "Общество спектакля" Ги Дебора, и пока молодые гошисты на улицах мешают "коктейли Молотова" и подкуривают ими гашиш, книга порождает революционную поэзию лозунга: "Освобождение будет тотальным, или его не будет вовсе" или же "Лучшая скульптура — камень, брошенный в затылок мента". Это был большой праздник, который круто подобломает планы тем, кто не баррикадировал Сорбонну, но стоял у станков и начал эту грандиозную забастовку по вполне себе материалистическим причинам получить справедливую прибавку к зарплате. Времена меняются, мир требует новых условий труда и производства. А книгу в руках студентов раздёргивает на страницы ветер и разносит их по городу, и страницы врезаются в стены, оставляя на них отпечатки граффити: "Мы не хотим мира, в котором, чтобы не умереть с голоду, приходится подыхать с тоски…" Но родители предпочитают узнавать о творящихся исторических событиях из дневных теленовостей, а их дети и внуки сами пытались творить эту историю на улицах… Это поэзия агрессии и горькая насмешка над годаровским титром из фильма, вышедшего год назад: "Если не можешь достать наркотики — купи себе цветной телевизор". Год спустя летом 1969 года в Лос-Анджелесе хваленая хипповская "психоделическая революция" обернулась "психической контрреволюцией". Она случилась, когда парочка безмозглых наркоманов пробралась в особняк по адресу Сьело-драйв, 10050, чтобы исполнить волю своего вождя и учителя и начертать кровью беременной женщины таинственные слова "Healter Skelter". Чарли Мэнсон описывал этот "Кавардак" как большую войну между черными и белыми, ловко трактуя новый хит четверых парней из Ливерпуля. А парни, когда писали эту песню, знать не знали ни о каком любителе кислоты и ножей, а просто настолько осточертели друг другу, что оказались втянутыми в истерический процесс распада самой знаменитой и популярной группы 60-х. То, что "The Beatles" больше не существуют, выглядело грандиозной катастрофой и давало возможность для спекуляции психопатам подобным Мэнсону, но в этот момент среди чёрных музыкантов нашёлся тот, кто сам того не ведая, смог ответить и противопоставить агрессии, исходившей от трактовки Менсоном песни "Helter Skelter", - создав действительно великий психоделический альбом эпохи. В конце августа 1969 года на следующее утро после окончания грандиозного фестиваля Вудсток на студии фирмы "Columbia Records" на Манхэттене группа трубача Майлза Дэвиса готовилась произвести музыкальный эксперимент, результатом которого станет двойная пластинка "Bitches Brew" ("Сучье Варево"). За пару недель до этого на полки музыкальных магазинов поступила другая новинка Дэвиса "In A Silent Way" - этой пластинке ещё только предстоит стать революционным фьюжн-альбомом и первой в ряду великих записей Дэвиса этого периода, когда каждая становилась вдохновляющей на новые поиски стиля в джазовой музыке. Альбомы Дэвиса к этому времени выходят два раза в год, но тем не менее, как он вспоминает, "джазовая музыка засыхала на корню, и по сравнению с тем, как продавались пластинки Боба Диллана или Слая Стоуна, - мои совершенно не продавались". И для того, чтобы найти путь к новой молодой аудитории, предпочитающей электрические инструменты и мощь рок-музыки, он готовится совершить смелый шаг, который, казалось, окончательно разорвёт его с джазовой традицией. Группа музыкантов, которых в процессе репетиций постепенно добавлял в свой оркестр Дэвис, пришла на студию и в течение нескольких дней импровизировала в рамках задаваемых "руководителем" смены аккордов. Считается, что "Bitches Brew" разделило мировую музыку на "до" и "после" - и тогда было окончательно провозглашено: "джаз мертв, да здравствует рок!" Но музыка Дэвиса это не рок, это свободная модальная структура, "гремучая смесь", где аккорд переходит в аккорд, будто бы на "рельсах" из пульсирующей связки ударные-бас. Это давало возможность всем участвующим в записи музыкантам максимально раскрыть звучание инструментов и получить очень плотный материал, который с помощью звукового монтажа возможно было превратить в единое целое. Альбом монтировал продюсер этой записи Тео Массеро. Вместе с Дэвисом из многочасовых он склеил произведение, имеющее очень жесткую форму и напоминающее скорее о классической форме сюиты, нежели альбома какой-нибудь психоделической рок группы. Майлз Дэвис тогда очень сожалел, что на этих сессиях в августе 1969 не догадался снять своих музыкантов на видеопленку. Вероятно, будь он знаком с Жан-Люком Годаром, кино получилось бы не хуже чем "1+1: Симпатия к дьяволу", которую два года назад он делал с участием "Роллинг Стоунз", но Годар теперь стремится "снимать политическое кино политически" и в любом случае их сотрудничество не могло состояться ни при каких обстоятельствах. Тем не менее процесс работы над альбомом удивительно напоминает способ создания фильма, впервые предложенного именно режиссерами "Новой волны": у Дэвиса не было партитуры, но был только "сценарный план", который смог сложиться в готовое произведение только на монтажном столе. В итоге за несколько месяцев после выхода "Сучьего Варева" было продано почти миллион копий пластинки (она успешно переиздается едва ли не каждый год), и переворот, который ей было суждено произвести в музыке, станет неожиданностью для всех, кроме автора. Дэвис давно привык делать записи, которые открывали новые горизонты в импровизационной музыке. Следующий же свой альбом в 1971 году он запишет таким же большим составом (который называл не иначе как "Величайший рок-н-рольный бэнд"), это будет саундтрек к документальному фильму о боксере "Джеке Джонсоне". И здесь уже не будет никакой психоделии, только пульсирующий фанковый гитарный ритм и труба, которая, словно кулаками в боксерских перчатках, станет выбивать агрессивные звуки. В декабре того года практически одновременно на экраны вышли "Соломенные псы" Сэма Пекинпа и "Заводной апельсин" Стенли Кубрика, два главных фильма о том, как агрессия порождает насилие. У Пекинпа история про астроматематика мистер Самнера (Дастин Хофман), который пытается уединиться в фамильном доме жены-англичанки, чтобы поработать над научной работой о звёздных структурах, но вынужден взяться за ружье и отстреливаться от пьяных реднеков. Он нанял соседей перекрыть крышу, а они задушили его кошку, изнасиловали его жену и в довершение ко всему застрелили местного шерифа, приехавшего навести порядок. Дэвид Самнер попытался скрыться от бесконечных споров по поводу войны во Вьетнаме, он ненавидит университетских интеллектуалов, которые абсолютно не понимают, что такое на самом деле война и как она способна отпечатываться на последующих поколениях. Самнер пытался сбежать от разговоров о современном насилии и размышлять о звёздах и будущем у камина в маленькой английской деревне, но теперь его хотят убить, просто потому, что он чёртов американец и чужак, а к тому же еще и занимается какой-то совершенно непонятной им ерундой. Так очкарик, который никогда в жизни не держал в руках ружье, оказывается способен выстрелить в человека. Это был первый фильм Пекинпа о современности, и чтобы понять, как ему перейти от вестернов к реальности нового десятилетия, ему было необходимо отправиться за океан. Эпоха детей-цветов закончилась, да и то она была лишь там, где о войне никогда не знали. Здесь же каждый сосед вырос с отцом-алкоголиком с изуродованной войной психикой. Они взрослели в пабе, где у стойки царит тихая агрессия волков, и они накидываются все вместе вискарём, а потом выходят на улицу и крушат всё подряд. Здесь просто больше нечем заняться. Конечно же, в Великобритании вскоре после выхода фильм ждал запрет. Но с этого момента на экранах всего мира насилие стоит на страже закона - и на экран заступает бравый калифорнийский детектив Гарри Каллахэн, который предпочитает с жуликами не церемониться и просто вышибает им мозги любимым "Магнумом". И если его чернокожий ровесник детектив Шафт из главного "блэксплотейшн" боевика года ещё имеет какие-то принципы, то Грязный Гарри просто-напросто "обыкновенный фашист" - как уколола Клинта Иствуда Паулина Кейл, ведь она тоже выросла в Сан-Франциско и твердо усвоила мамин урок: если что-то случится, никогда не звони в полицию. 1971-й год в Великобритании завершался трагически. Последствия декабрьских терактов в Северной Ирландии в Белфасте станут видны уже через два года: более пятисот погибших в результате жестоких уличных стычек и взрывов в общественных местах, отсчет которым был положен 4 декабря, когда в белфастском пабе "Макгёрк" сработало самодельное взрывное устройство, в результате чего погибло пятнадцать человек. Началась настоящая гражданская война: католики и протестанты, лоялисты и республиканцы - внезапно разрывающее этот город глубокое противоречие вышло на поверхность и стало стимулом к выплескам агрессии. Нередко это всё замешивалось на футболе, и в дело включались хулиганы (само это слово в XIX веке, по легенде, произошло от Патрика Хуллигэна, особо буйного фаната этой новомодной игры в мяч). Как и сторонники сепарации, так и присягающие на верность королеве гнули свою кровавую линию, стремясь втягивать в это как можно больше мирного населения. Брали жестяную коробку из-под апельсинового печенья, насыпали внутрь болты и шарики от подшипников, укладывали тротиловую шашку и подключали к заводному будильнику, а потом - забывали свой десерт в баре. И когда случайно зашедшему сюда работяге придёт время пойти домой спать перед утренней сменой, то под стойкой внезапно зазвонит будильник и разорвёт всех вокруг на части. Благодаря современному расследованию считается, что бомбу в пабе "Макгёрк" заложили боевики Ольстерских добровольческих сил (выступающие за сохранение Северной Ирландии в составе Великобритании "Протестантская Группа Действия"). Однако на протяжении многих лет официальная версия гласила, что террористами были католики из IRA (Ирландская Республиканская Армия) и просто ошиблись баром. Тот момент, когда религия становится прикрытием для легализации насилия. Внезапные акты убийства мирного населения (как предпочитали ольстерцы), чтобы поддерживать уровень страха и недоверия у населения или же игра в "кошки-мышки" с полицией - с предварительными звонками и предупреждением о готовящемся теракте. Ну и на войне, как известно, все средства хороши: дискредитация и дезинформация, провокация, донос, предательство - до сих пор истинные виновники многих терактов так и остались неизвестными… Наступали "Свинцовые времена" и вскоре по всей Европе прокатится волна террористических актов, совершенных всевозможными идейными группировками. И вышедшие на экраны в том декабре фильмы по уровню жестокости не уступали происходившему на улицах. Когда десять лет назад смертельно больной коллега Джеймса Джойса Этони Бёрджесс приступал к роману "Заводной апельсин" (1962), ему вряд ли пришло в голову, что пройдет каких-то десять лет и безымянный город в его романе окажется где-то неподалеку от Белфаста: "Знакомьтесь, Алекс, простой podrostok из небольшой серой дистопии. Он дитя бетонных многоэтажек, набитых до отказа тупыми и толстыми rybamy, lewdieshkamy которым друг на друга plevatt хотелось с высокого этажа. Эти дома как коробки, где уже взрослеют maltchiki похожие на спички. Едва чиркнёшь - ярко вспыхивают, обжигают пальцы, а потом мокнут горелые в грязной луже". Бёрджесс писал злой молодежный роман, чтобы тот какое-то время продавался и после его скорой смерти принёс жене с дочкой небольшой доход. "Заводной Апельсин" стал романом-воспитанием о сверхчувствительном юноше, который теряет rassoodock от старого доброго Людвига Ванна: "Таких как я когда-то cockney придумали называть "clockwork orange" что означает что-то вроде bezoomny chelovek, не pohojiy на других, одним словом - vytchyrny, не знаю как точнее vyrazyt… И вот такой сочный frukt становится настолько чувствительным от звуков "Девятой симфонии", что внутри его zakipaet кровь и хочется rezatt и ubivatt всех подряд!" И Алекса ждут испытания: zaklytchenie, затем letchenie, а после - удивительное preobrazhenie, и благодаря революционному мetodu Людовико он узрит, каким был plohim maltchikom и из negodyaja и podlezza - станет тише vody ниже travy, смиренней agnza. Одна вот beda ждёт паренька - старый добрый Людвиг Ван теперь вызывает ужасную toshnotu и rvotu. И тут внезапно окажется, что весь этот час мы сидели рядом с нашим милым droogom Алексом и вместе smotreli киношку о его жизни, и нам даже не понадобились расширители, чтобы uvidett как весело он делает dratching и krasting. Но не забывайте, что все это время вы сидели с Алексом рядом, а он - idealny злодей, bezoomney лишь Норман Бейтс, но и его Хичкок побоялся сравнивать в открытую с вами, сидящими в зале, а с Алексом такое уже не пройдёт - вы точно такие же, как он: "Вы nenaviddete меня и с удовольствием поджарили бы на электрическом stule, но больше никогда не smojjete без содрогания услышать (отныне только мою) песню: "I'm singin' in the rain… Just singin' in the rain! What a glorious feeling i'm happy again…" Алекс, на самом деле жил неподалеку от "Кировского завода" на Автовской улице, у него когда-то "вписывался" герой Бёрджесса в своём автобиографическом романе "Клюква для медведей". В Ленинград они ехали с женой как туристы и чтобы "фарцевать" дешевыми платьями. А потом его жена попадёт в советскую больницу, а он сам без копейки денег окажется бомжом на рабочей окраине города и тут ему встретился Алекс. Тот преспокойно себе служил в Эрмитаже и одновременно лихо заправлял теневой экономикой города на Неве. Именно его вспомнит писатель, когда после поездки ему поставят неутешительный диагноз: rak mozga. Когда же Бёрджесс закончит свою наполненную злостью и агрессией книгу и отпустит повзрослевшего отморозка Алекса в реальный мир совершенно обычным человеком, оказажется, что никакой опухоли больше нет. Она вся ушла в текст и растворилась, как тяжелый кошмар о том, как его молодую жену во время войны изнасиловали четверо моряков (жена так и не пережила это событие и в 1968-м году умерла от цирроза печени, вызванного многолетним алкоголизмом). К 1971-му же году писатель и думать забыл об Алексе и когда узнал, что Стенли Кубрик экранизирует его роман, не придал этому никакого значения. Ему уже не принадлежали права, он и думать забыл, что даже когда-то сам сделал инсценировку, но фильму с участием "Rolling Stones" так и не суждено было состояться. В итоге, как мы знаем, у Кубрика получилась настоящая appy polly loggy вируса, заражающего бессмысленной агрессией и страстью к насилию. Кубрику тогда досталось и от острого пера Полин Кейл, её рецензия "Стенли Стрейнджлав", вышедшая в первое похмельное утро нового 1972 года, напрямую называла Кубрика порнографом: "Он пытается разыграть резкие сцены насилия, тщательно отдаляя нас от жертв, чтобы мы могли наслаждаться изнасилованием или дракой. Но мне кажется, что у человека гораздо больше шансов испытать антипатию к фильму, нежели ужас или удовольствие от насилия. В нём у Кубрика нет ни чувственности, ни жестокости - с первых же кадров насилие творится с холодной жестокостью и выверено так педантично, что оставляет в смятении, заставляющем иных стремглав бежать без оглядки из зала…" Ответ от "сбежавших из зала" не заставил себя долго ждать, и Кубрика начнут терроризировать ночными звонками, в результате чего всего два года спустя он снимет фильм с проката в Великобритании, и до смерти режиссера ни разу его так и не покажут официально. В США же "Заводной апельсин" быстро становится культовым, а вслед за этим приносит огромную прибыль. Вскоре и Бёрджесса тоже стали донимать доброжелатели внезапными звонками и беседами относительно "уровня жестокости" главных героев его романа, а порой и прямыми обвинениями писателя в том, что "Ваша книга о юношеском неповиновении авторитетам, а мы тут такого не любим!" Сходив в кино, писатель с ужасом осознает, что Кубрик превратил его роман в басню, поскольку взял за основу американскую версию "Апельсина". Дело в том, что его американский издатель ещё десять лет назад напечатал роман без последней XXI главы, которая по замыслу Бёрджесса рассказывала о взрослении его героя. Так в предисловии к изданию полной версии романа в США (1987) он пишет: "Когда художественное произведение говорит о том, что человеческий характер закостенел и неизменен, то вы выходите за пределы романа и обращаетесь к басне. Это не просто желание показать "лучик надежды", но следование жанру. "Американский апельсин" или "кубриковский апельсин" это басня, британский или мировой - роман. По сути, мой редактор, а вслед за ним и Кубрик показали, что человек может быть носителем необратимого зла и не способен к изменению. Так американцы оказываются жёстче британцев и всего остального мира, и не способны смотреть правде в глаза. Скоро они столкнутся с этим во Вьетнаме. Моя книга была кеннедианской и принимала идею морального прогресса. Что действительно было нужно Кубрику? Никсоновская книга без малейшего оптимизма в конце…" Постепенно бурные споры о насилии вокруг картины сойдут на нет, и фильм неизбежно займет почетное место - сперва в списке "культовых лент", а затем и в разделе "классики". Что же действительно интересно в рецензии Кейл на фильм Кубрика, то как она напропалую называет Алекса и его банду "панки". И действительно, пройдёт пять лет, и персонажи Бёрджесса внезапно станут реальностью, а с кораблика по Темзе разлетится юбилейный гимн: "Boje храни Korolevu, и её fashistky rejim, у нас нет budushego, мы - цветы из musorki, яд в tele человечества, мы - будущее, ваше будущее, kozly vonychie!". Джонни Роттен, в отличие от своих nemnogo gloopy коллег по "Sex Pistols", был парнем начитанным, и если все как один назовут единственную "вдохновившую панк" книгу - "Заводной апельсин", то он согласно характеру конечно назовёт другую - "Брайтонский леденец" Грэма Грина. Но фильм Кубрика точно успеет стать в Лондоне культовым, ведь все будущие панки ходили на него в кино, несмотря на то, что когда фильм запретили, всем было максимум лет по пятнадцать. Или же где-то фильм демонстрировался подпольно, вопреки запрету режиссёра. Пройдёт еще пара лет, и в Британии появится свой ответ "Заводному апельсину" - фильм Дерека Джармена "Юбилей" (1978), как последний патрон в этой декаде насилия. Страна в руинах, идет бесконечная бойня, где каждый воюет сам за себя и за любимые таблеточки "Мандрекс", а люди продаются так же легко, как музыкальные пластинки. Это будут воспоминания Джармена о собственном детстве в английской закрытой школе, где будет всё то же старое доброе ультранасилие, издевательства, но дружба на всю жизнь и осознание, что человек имеет право быть каким угодно, лишь бы это его не ограничивало. Так два фильма об агрессии подростка обрамляют это десятилетие. Через год к власти придёт Маргарет Тетчер и окажется, что это было ещё не дно и Великобритании есть куда тонуть. Продолжение точно следует. *** Возможно ещё при моей жизни, человек сможет преодолеть конечность физического тела и сможет существовать в виртуальной реальности текста. И стремительно отрывающийся от "физического тела" мир (где я - анонимный ноунейм, не несущий никакой ответственности за свои слова) проявляет прежде всего деструкцию, и любая дискуссия в социальных сетях обязательно заканчивается проявлением агрессии к виртуальному оппоненту, а в таком случае зачем же вообще о чём-либо вести разговоры? И так мы заперлись в своих тёмных комнатах и смотрим на мир через окошко наладонных компьютеров, но страх и тревога повседневности всё равно никуда не исчезает, а наоборот словно бы усиливается. И теперь точно ясно: революции больше не будет, как и какой-либо классовой борьбы, потому как непонятно - кто кого угнетает. Законодатели и оппозиция запросто могут оказаться одними и теми же людьми, просто зарегистрированными с разными никнеймами. Десятые годы кончились. И тут начинает казаться, что свобода, данная нам в начале тысячелетия вместе с изобретением глобальной сети, породила реакцию, когда нас, свободных информационно, всё ещё пытаются сдерживать физически и словно готовятся заново опустить железный занавес. К чему это приведёт нас дальше? Всё вдруг стало казаться, как любил выражаться писатель Килгор Траут, очень "тухло и дохло". Когда-то в 1997-м году его роман "Времятрясение" рассказал, что в 2001-м мировой пространственно-временной континуум внезапно окажется нарушенным и весь мир отбросит на десять лет назад, так что последующие годы все будут вынуждены проживать собственную жизнь заново, будто на автопилоте. Именно это состояние времени фантаст-аутсайдер и назвал "тухло и дохло", а когда в 2007 году умер создатель Траута писатель Курт Воннегут - "Времятрясение" случилось взаправду, по крайней мере, на одной шестой части суши вокруг Москва-сити, где внезапно всё сделалось очень тухло и дохло. Изобретение высокоскоростного интернета, открытие платформы YouTube, глобальный финансовый кризис или "рокировка" правительства — для каждого это времятрясение стало чем-то своим, но итог везде одинаковый: "На вопрос, как дела и здоровье, отвечаю: сам так и живи. Москве не хватает крови. Москве не хватает любви!" - как верно однажды подметил Сантим из "Банды Четырёх". Сейчас эти строки уже заставляют содрогаться: как бы ни привлекли по статье за экстремизм. Всё это "бычий бизнес" и если виртуально мы действительно остаемся свободными (и в битве Tor и "Роскомнадзора" всё предрешено), то телесно проданы в рабство, а страхи и тревоги никуда не деваются и порождают агрессию, которая, отражаясь от стен, возвращается обратно в виде аутоагрессии. Мы оказываемся запертыми в границах своих стран, своих комнат, своих QR-кодов. Короткое замыкание. Так наступают двадцатые годы нового тысячелетия и возможно это их отличия от предыдущего десятилетия. В невозможности выплеснуть накопившееся внутри нас напряжение, ощущение, что жизнь вокруг замерла и на дворе ледниковая эра, а сколько должно пройти времени, чтобы тут что-то изменилось в лучшую сторону - неизвестно. Ни за десять, ни за двести лет. |
