|
|
…и да придет Царствие Твое Дверь с лязгом захлопнулась, отрезав насмешливые взгляды охранников, и Данила понял, что наконец-то свободен. На улице было солнечно, ветер шелестел опавшими листьями, гонял пыль по дороге. Где-то вдали дышал город, изредка гудели автомобили. Рая стояла чуть поодаль от КПП и с улыбкой смотрела на Данилу. — Привет, — сказала она. — Привет, — отозвался Данила. На Рае была легкая светлая кофточка и ситцевая юбка до колен. В правой руке спортивная сумка, левая крепко сжата в кулак. Данила тоже нервничал. С Раей он переписывался уже три года, несколько раз она приходила к нему на свидание, однажды даже призналась в любви. Клялась, что будет ждать, и клятву сдержала. И вот они внезапно оказались друг против друга. Свободные и вроде бы даже близкие, но при этом совершенно незнакомые люди. И с этим нужно было что-то делать. Перехватив пакет с вещами в другую руку, Данила спустился по истертым ступеням и подошел к Рае. Объятие получилось каким-то неловким, вымученным. Но для начала хоть что-то. В свою очередь Рая осторожно поцеловала его в щеку, затем в губы. Поцелуй Даниле не понравился. Губы у Раи были шершавыми, от нее несло потом и табачным дымом. Да и вообще, без всякой на то причины Данила ощутил болезненный укол разочарования. Десять лет он ждал этого дня, ночами вглядывался в потолок, представляя, как все будет. И теперь, когда этот день настал, вдруг выяснилось, что день этот… самый обычный? И девушка, стоящая рядом, она — тоже самая обычная? Данила с плохо скрываемым раздражением скользнул взглядом по ее обветренным губам, проблемной коже на щеках, и остановился на розовой пряди волос. Опустив голову, уставился на белесые шрамы у нее на запястье. Вспомнил, как Рая однажды призналась, что до знакомства с ним совершенно не видела смысла жить… — Пить хочешь? — нарушила она его мысли. — Я соку купила. Вот. Она выудила из сумки упаковку его любимого апельсинового сока. Данила открутил крышку и сделал несколько жадных глотков. Пока он пил, его ставший невероятно чутким за последние годы слух уловил несколько быстрых щелчков. Данила обернулся и увидал в припаркованной невдалеке машине репортера с фотоаппаратом. — Этот давно уже здесь, — объяснила Рая. — Не удивлюсь, если с самого утра дожидается. — Ясно, — буркнул Данила. Репортер вскинул фотоаппарат и сделал еще пару снимков. — Он и до меня доебался, прикинь? — сказала Рая. — Че хотел? — Спросил, кто я тебе. — И что ты ответила? Рая покраснела. — Ответила, что надеюсь стать твоей девушкой. Разочарование перешло в раздражение. Да, Данила не единожды представлял себе этот день — то, как шагнет за ворота тюрьмы, вновь окажется на воле. А еще фантазировал о том, кто и как его будет встречать. Город наверняка не забыл, что они сделали. Город обязан был помнить, а значит, встречать его должны были толпы людей. Репортеры, может, визжащие от восторга фанаты и, конечно же, родственники, желавшие отомстить. При мысли о последних возросло беспокойство. Данила регулярно получал письма с угрозами, по много раз перечитывал, какие его ожидают страдания. "Кара", "расплата", "торжество справедливости", — эти слова повторялись чаще других. Что ж, такова цена славы… Но что если десять лет слишком большой срок даже для столь ужасного преступления? Ведь в итоге его встретили пустынная улица, заискивающая девчонка со шрамами на запястье и кучей тараканов в голове, и всего-навсего один репортер. А может, так и должно быть? Данила вздохнул и попытался задушить раздражение. — Ты одежду принесла? — спросил он. — Как-то не охота ходить по улице в робе. — Не переживай, — успокоила Рая, — я все купила. Правда, я не знала твоего размера, поэтому… ну, кое-что может быть велико. — Похуй, — отмахнулся Данила. — Мои старые тряпки в любом случае на меня не налезут. — Он зачем-то поднял свой пакет и показал его Рае. Внутри лежало то, что связывало его с прошлым: черная кожаная куртка с заклепками, рваные на коленях джинсы, берцы с металлическими вставками, какие-то личные вещи, в основном безделушки. — Тогда надо переодеться, — сказала Рая. — Только вот где? — Она задумалась, после кивнула на дверь КПП: — А эти там… не пустят? — Я туда не вернусь, — сплюнул Данила. — Давай лучше в другом месте. Не знаю, за гаражами, например… Снова защелкал фотоаппарат, и Даниле вдруг захотелось схватить с земли обломок кирпича и запустить им в машину. Разбить лобовое стекло, вытащить репортера на свет божий и раскроить ему харю. А потом закричать в это булькающее месиво, чтоб отвалил уже со своей камерой, чтоб ехал куда-нибудь еще и там вынюхивал сюжеты для репортажей. "Все кончено! — хотел крикнуть Данила. — Оставьте меня в покое! Отъебитесь! Я больше не Жнец, слышите? Не Жнец!"… — Жнец, ты в порядке? Данила вздрогнул и повернулся к Рае. Та с тревогой смотрела на него. — Ч-что? — заикаясь, прошептал Данила. — Я спрашиваю, ты в порядке? Пойдем уже, переоденешься. К счастью, репортер не стал преследовать. Как только они выбрались на дорогу, он демонстративно взревел двигателем и, обдав их пылью, скрылся за поворотом. — Мудак, — выругалась Рая. — Чтоб тебя грузовик в лепешку раскатал! Данила усмехнулся. Так как гаражей поблизости не оказалось, он решил переодеться на полянке у леса. Люди здесь, судя по всему, не ходили, а значит, никаких лишних глаз. Взяв у Раи сумку, он вытащил аккуратно сложенный спортивный костюм. Тот был новенький, с ценником, пах магазином. Быстро скинув тюремную робу, Данила подставил свое бледное, в синеватых наколках тело солнечным лучам. От него не ускользнул жадный взгляд Раи, которая с плохо скрываемым восхищением косилась в его сторону. Он даже почувствовал легкое возбуждение. Как-никак, женщины у него не было уже много лет, и все это время он довольствовался онанизмом. — Про остальных че-нить слышно? — спросил он, натягивая штаны. — Ты имеешь в виду… — осторожно начала Рая. — Да. В курсе, что с ними? Рая достала сигареты, закурила. — Барон еще сидит, — сказала она, — ему, как единственному совершеннолетнему, двадцатку строгача влепили… — Это я знаю, — перебил Данила. — А те, кто вышел? — Слэшер в религию ударился, он теперь при церкви служит, грехи замаливает. — Она поморщилась. — Экзекутор в другой город смотался, имя сменил. У него там вроде как жена, дети. Что с Горгоной — неизвестно. Ее как выпустили, она сразу пропала. Одно время гулял слух, будто у нее рак обнаружили. Может, померла уже. — Ясно, — вздохнул Данила. Он накинул толстовку, застегнул молнию, затем влез в кроссовки и повернулся к Рае. — Ну как? — Размер я прям угадала, — улыбнулась она. — Выглядишь классно! Данила пожал плечами. Ему никогда не нравились спортивные костюмы, он предпочитал другой стиль одежды. Правда, то было давно, в юности. А теперь пора двигаться дальше. Скомканную робу он отпихнул ногой. Потом взял пакет и вытряхнул содержимое прямо на землю. Так выглядит прощание с прошлым, подумал Данила, рассматривая кожаную куртку с заклепками, берцы, на подошвах которых, возможно, даже сохранились капли крови… — Ты собираешься это выкинуть? — всполошилась Рая. — Ага. — Не, погоди… Данила повернулся к ней, и Рая тут же умолкла. — Это всего лишь тряпки, — мрачно сказал он. — Они не имеют значения. "Совсем другое дело — то, что закопано на старом кладбище…" Данила тряхнул головой, прогоняя наваждение. Нет, решил он, то, что закопано на старом кладбище, там и останется. Выхватив у Раи пачку сигарет, он сел на пенек и закурил. — А у меня для тебя есть небольшой подарок, — сказала Рая, пристроившись рядом. — Какой? Она порылась в сумке и протянула Даниле кнопочный мобильный телефон. — Это, конечно, не айфон, но для начала хоть что-то. Свой номер я уже вбила, так что можешь позвонить и пригласить меня на свидание. Она смущенно хихикнула. Данила тоже улыбнулся, повертел телефон в руках. За прошедшие десять лет техника значительно скакнула в развитии, и то, что раньше было очень крутым, отныне превратилось в "хоть что-то". Лишь теперь, глядя на мобильник, он понял, как много предстоит узнать об этом новом, изменившемся мире. — Ну что, — окликнула Рая, — ко мне? — Обязательно, — кивнул Данила. — Но сначала нужно кой-куда заскочить. Данила знал, что родители переехали сразу после вынесения приговора. В тюрьме они его не навещали, письма игнорировали. Из разговоров с сокамерниками он выяснил, что родители прилюдно от него отреклись. Еще через пару лет до него дошел слух, что у них родился сын. Так у Данилы появился брат, который, по-видимому, должен был во всем его заменить — стать тем единственным замечательным ребенком, воплощением всех надежд, опорой в старости. Данила воспринял эту новость спокойно, он догадывался, что все так и будет. Отец попытается вытравить память о непутевом сыне, захочет полностью стереть его из своей жизни. Мать, как оно всегда и случалось, беспрекословно займет сторону отца. Но некоторые вещи нельзя просто взять и забыть. Рано или поздно прошлое обязательно о себе напомнит. И вот Данила стоял у подъезда и с сомнением поглядывал на стальную дверь. — Ты уверен? — тихо спросила Рая. — Да, — отрезал Данила. — Пойти с тобой? — Не надо. — Хорошо, — покорно кивнула Рая. — Я подожду здесь. Пятый этаж. Номер квартиры помнишь? — Помню. В этот момент домофон пронзительно запиликал, дверь распахнулась, и из подъезда вывалился толстый мужик с овчаркой на поводке. Овчарка громко залаяла, но Данила не испугался. Он не боялся собак, потому что помнил, как жалобно они скулят, как робко пытаются уползти, как беспомощно огрызаются, стоит им отрубить хвост или сломать лапу. Вся их агрессивность разом сходит на нет, остается лишь трясущийся от страха кусок мяса. В общем, они не шибко отличаются от людей. Поэтому, равнодушно посмотрев на брызжущую пеной овчарку, Данила заскочил в подъезд. Нужная дверь нашлась без проблем. С виду это была самая дорогая дверь на всем этаже. Возможно, что и во всем доме. — Батя своим привычкам не изменяет, — покачал головой Данила. — Все та же блядская показуха. Из квартиры доносились голоса, смех, звучала музыка. Судя по всему, там что-то праздновали. Данила вдавил кнопку звонка. Он не знал, как поведет себя в следующую минуту. У него не было никакого плана, а все его представления о встрече с родителями заканчивались на моменте, как он подходит к дому. Что он скажет, когда увидит мать? А если откроют незнакомые люди? Рая легко могла ошибиться с адресом… Наверное, так даже было бы лучше… Дверь открыл отец. Секунду-другую он непонимающе таращился на Данилу, а потом в его глазах проскользнуло узнавание. — Здравствуй, папа, — сказал Данила. Отец кинул быстрый испуганный взгляд через плечо, затем шагнул вперед и притворил за собой дверь. — Чего тебе? — Ты не рад меня видеть? — грустно усмехнулся Данила. — Я спрашиваю, чего тебе здесь надо? В голосе отца звучала угроза, глаза сузились до черных, пышущих злобой точек. Данила невольно вспомнил детство — как он пугался, когда отец таким возвращался с работы. Все начиналось с мелких придирок — к оценкам, к любимой музыке, к одежде. Придирки перерастали в упреки. А уже после в ход шли кулаки. — Меня выпустили, — сказал Данила. — Я искупил свою вину и теперь, как видишь, вернулся домой. — Нет у тебя дома, — возмутился отец. — Разворачивайся и пиздуй туда, откуда явился. Здесь тебя никто не ждет. — Серьезно? От напряжения у отца задрожали щеки, он с силой сжал кулаки. — Че, побьешь меня? — не сдержался Данила. — Ну, как раньше, помнишь? Въеби мне пару раз по морде, вдруг полегчает? Отец сделал глубокий вдох, со свистом выдохнул. — Ты чего сейчас добиваешься? — Ничего, — сказал Данила. — Так, пришел повидаться. Маму позовешь? А с братиком меня познакомишь? Побагровев, отец вцепился Даниле в воротник. — Клянусь богом, еще хоть слово… — И че? — зашипел Данила. — Ну?! Че сделаешь-то, а? Отец не знал, что сделает. Пальцы его начали разжиматься, но Данила быстро перехватил отца под локоть, рванул на себя. И в тот же миг увидел ничем не прикрытый ужас в его глазах. Настолько чистый, настолько исчерпывающий… — Пусти! — взвизгнул отец. — Че, страшно? — оскалился Данила. — Теперь ты меня боишься, да? В курсе ведь, на что я способен… Отец отпихнул Данилу, прижался к двери и чуть не провалился в коридор. Из комнаты послышались взволнованные возгласы. Данила узнал голос матери. — Все в порядке! — крикнул отец. — Это по работе! Он вновь выскочил в подъезд, закрыл дверь и, тяжело дыша и обливаясь потом, посмотрел на Данилу. — Это ведь мама была, да? — улыбнулся Данила. — У вас там веселье какое-то… — Тут он хлопнул себя по лбу: — Ну конечно! Сегодня же у моего братика День рождения! — Прошу тебя, уходи, — все еще пытаясь отдышаться, просипел отец. — Не порти нам праздник… — А если не уйду? Я ведь тоже часть этой семьи, не забыл? — Чего ты хочешь? — застонал отец. — Хочешь денег? У меня есть деньги! Данила опешил. Он никак не ждал, что от него попробуют откупиться. Думал, все будет иначе. — И сколько ты готов заплатить? — Назови сумму. Я достану! — Миллион, — сказал Данила первое, что пришло в голову. — Гони миллион, и я оставлю вас в покое. — Хорошо, — закивал отец. Он был уже весь взмокший, руки его не слушались, губы подрагивали. — Только наличкой у меня столько не наберется. Давай встретимся завтра, я все принесу, обещаю. — Миллион, чтоб избавиться от сына, — задумчиво протянул Данила, с презрением глядя на отца. — Вот к чему привели твои методы воспитания. Данила мог бы еще упомянуть откровение, которое снизошло на него однажды, после очередного "родительского урока"; мог рассказать про ту ночь, когда лежал с опухшим от слез лицом и исполосованной спиной; ночь, когда он отрекся от своего живого отца и принял в сердце отца иного. В ту ночь на свет появился Жнец. Но Данила не стал ничего рассказывать, да и отцу явно было на это плевать. Судя по всему, его куда больше заботило, что творится в квартире. — Ладно, — вздохнул Данила, — неси сколько есть, а завтра остальное. — Да-да, минутку. Отец скрылся за дверью, снова послышались голоса, какая-то возня, затем все резко стихло… — Здесь пятьдесят штук, — сказал отец, протягивая Даниле пачку купюр. — И моя визитка. Позвони с утра, там все обсудим. Данила молча взял деньги, посмотрел на отца. Конечно, глупо было надеяться на примирение. То, что случилось десять лет назад, навсегда раскололо семью. Данила перестал быть ее частью, превратился в изгоя, в темное пятно на репутации. Тогда зачем он пришел? Что пытался здесь отыскать? Может, хотел убедиться, что ничего не изменилось — его родители все такие же, и брату его уготована та же участь? Придирки, избиения… Или, может, желал обнаружить, что все стало иначе? Поступок Данилы объединил их, сделав настоящей семьей? Мир и гармония. И вот отец защищал эти мир и гармонию, защищал их от прошлого, от былых ошибок. Защищал от собственного сына. Данила смотрел на отца и не знал ответа. Тот же наконец справился с ужасом, его глазки опять сделались черными, полыхающими злобой точками. — Это она за тебя платила, не я, — сказал вдруг отец. — В смысле? — не понял Данила. — Твоя мать. Это она перечисляла деньги, чтоб тебя на зоне не грохнули. Нам сразу же позвонили, сказали, если хотим, чтоб ты жил, нужно платить. — Отец выдержал паузу. — И я отказался. Послал их на хуй! Лишь недавно узнал, что все это время она тайком перечисляла деньги каким-то бандитам. И все ради того, чтоб такое чудовище, как ты, могло жить. Данила об этом не знал. Он, конечно, понимал, что в тюрьме к нему было особое отношение — чувствовал это во взглядах заключенных, в их словах и недомолвках. Но он никогда не думал, что его жизнь оплачена. — Завтра я тебе позвоню, — тихо сказал Данила. — Будь готов. Он развернулся и пошел к лифту. При этом от ярости у него тряслись руки. Вечер он встретил у Раи в гостях. Жила она в скромной однушке, которую приобрела, продав доставшийся в наследство дом. И первое, что очень не понравилось Даниле, это место, где Рая купила себе квартиру. — Узнаешь, а? — улыбнулась она, подведя Данилу к балкону. — Узнаю, — хмуро бросил Данила. С балкона открывался вид на пустырь, за которым начиналось полузаброшенное кладбище. Данила слишком хорошо знал это кладбище. Он не раз бывал там с друзьями, там же они основали секту, и там же, впоследствии, все произошло… — Если хочешь, можем сходить, — предложила Рая. — Только лучше днем. Сейчас там гопота бухает. Лучше не связываться. Данила отказался. Ярость после встречи с отцом отпустила не сразу. И, чтоб хоть как-то развеяться, в ближайшем магазине Данила взял пару бутылок водки, какой-то закуски. Решил, что настала пора отпраздновать свою вновь обретенную свободу. Но чем больше он пил, тем сильней убеждался, что это не праздник, а, скорей, панихида. И прощался он, судя по всему, с самим собой. С тем, кем был когда-то, еще до того, как все случилось. Рая не отставала, хотя настроение у нее было не в пример лучше. Она с обожанием смотрела на Данилу, залихватски опрокидывала стопку за стопкой, дымила сигаретой и заплетающимся языком о чем-то болтала. В ноутбуке играл дэд-металл, и Данила с удивлением узнавал свои некогда любимые группы. — Чего ты все молчишь да молчишь? — в какой-то момент обиделась Рая. — Тебе у меня не нравится? — Нравится, — равнодушно сказал Данила. Он устало посмотрел на Раю и так и застыл, пораженный ее похотливо-влажными глазами. В этот миг у него в голове пронеслось множество самых разных мыслей, и над всеми ними возвышался один вопрос: а сможет ли он начать новую жизнь? Как тот же Экзекутор, например. Забрать деньги и, оставив прошлое позади, уехать с Раей из города, жениться на ней и растить детей. А полюбить ее он сможет? Ведь, по факту, кроме нее у него никого больше и нет… — Ну ты совсем скис, — прицыкнула Рая и вдруг развязно подмигнула: — Думаю, я смогу тебя развеселить. Затушив сигарету, она придвинулась к нему и осторожно поцеловала. В этот раз поцелуй понравился Даниле куда больше. Губы ее теперь уже не были такими шершавыми, да и все ужимки будто бы испарились. Ничего перед собой не разбирая, он жадно обхватил ее, стиснул и неуклюже повалил на пол. — Не торопись, — жарко зашептала Рая. Данила не услышал. Водка дала о себе знать, и весь мир словно поплыл куда-то. Остались лишь желание и… тошнота. Данила задрал Рае юбку, негнущимися пальцами вцепился в трусы. Он с силой их дернул, желая сорвать — как это обычно бывает в кино. Но трусы остались на месте, лишь с треском лопнула резинка, пискнула от боли Рая. — Не торопись, — повторила она. — У нас вся ночь впереди. Данила опять не услышал. Дергаными движениями таки избавив ее от трусов, он попытался высвободиться из одежды и упал на бок. Рая хихикнула, но, увидав его мрачный взгляд, тут же притихла. Сняв штаны, он взобрался на нее, уткнулся лицом ей в шею. Сначала у него не получалось, он шарил в липкой влаге рукой, тыкался наугад. Рая подбадривала, но помогать не спешила. Наконец он проник в нее, затрясся, громко застонал и… обмяк. Ему было стыдно и гадко, он ждал, что Рая начнет его утешать, как в свое время делала Горгона. Вместо этого Рая нежно погладила его по голове. — Расскажи мне, — попросила она. Данила отстранился, мутно посмотрел на нее. — О чем? — Как ты их убивал? Я читала газеты, сидела на форумах. Я знаю примерную картину, но хочу услышать все от тебя. — Ты серьезно? — Да, конечно! — воскликнула Рая. — Я твоя самая преданная поклонница, Жнец. Я хочу знать все, хочу… хочу видеть это своими глазами! Данила попытался привести себя в чувство, протер лицо. — Я знаю, что первым делом ты бил им сюда, — Рая выгнула шею и ткнула пальцем себе за ухо. — Каково это? Клинок, вспарывающий плоть, кровь, брызжущая на руки. Она ведь очень горячая, да? Эти слова будто вскрыли нечто, что Данила всеми силами пытался забыть. Не само преступление, нет. Такое не забывается. Схематически у него всегда это было перед глазами. Выложенная из звериных черепов пентаграмма, всполохи костра, сидящие спиной к Даниле жертвы. Как он осторожно вынимал кинжал, как давал сигнал остальным. Потом подкрадывался, наносил удар, за ним еще один, и еще… Нет, забыть он пытался другое: свои ощущения — этот инфернальный экстаз, рвущийся наружу, захлестывающий все вокруг, полностью подчиняющий своей воле… Ave satani! — Пожалуйста, расскажи! — уже натурально взмолилась Рая. — Я сделаю все, что прикажешь, Жнец. Я твоя! Только расскажи! Данила окончательно растерялся. — Ты не представляешь, о чем просишь… — Нет! — яростно отмахнулась Рая. — Все я представляю! Я такая же, смотри! Она вскочила на ноги и бросилась к шкафу, начала спешно выгребать всякий хлам. Длилось это до тех пор, пока в ее руках не появилась трехлитровая банка. — Видишь? — торжественно произнесла Рая. — Я такая же, как ты! Данила ошарашенно смотрел на банку, в которой лежала кошачья голова. Кровь на дне уже запеклась, но глаза еще не высохли. Стало быть, голову отрезали недавно. — Ты ебнутая, — задохнулся Данила. — Боже, какая ж ты ебнутая! Рая нахмурилась, отступила. — Чего? — Ебнутая! — крикнул Данила, надевая штаны. — По тебе дурка плачет! — От тебя я такого не ожидала, — почти шепотом произнесла Рая. — Жнец, что они с тобой сделали? — Не зови меня так! — рассердился Данила. — Я уже не Жнец, понимаешь? Его больше нет! Рая вернула банку в шкаф, поправила на себе юбку и холодно посмотрела на Данилу. — Тебя они, видимо, тоже сломали, — фыркнула она. — Всех вас сломали. — Всех? — удивился Данила. — Да, всех. Всю вашу секту! Тебя, Слэшера, Экзекутора… Я и им писала, встречала их, просила показать, научить… И все от меня сбегали. Вам мозги промыли, а вы этого даже не поняли! Вы больше не те яркие и прекрасные люди, какими вас запомнил мир. Вы теперь такая же серая и никчемная масса, как все остальные. — Она шагнула к Даниле. — Ну, че молчишь-то? Язык проглотил, да? Может, ты и в Люцифера уже не веришь? Может, как Слэшер, в церковь собираешься — попам жопы лизать?.. Данила переменился в лице. — Хорошо, — тихо сказал он. — Я тебе покажу. Он направился к кухне, схватил со стола нож. Увидев его с ножом, Рая побледнела. — Даня, погоди… — залепетала она. Данила толкнул ее, повалил на пол. — Хочешь знать, как это было? Ща узнаешь. Рая завизжала, но тут же умолкла, когда Данила приставил ей к горлу нож. — Ты правильно сказала, бить нужно сюда, — он несильно уколол ее за ухом. — И самое мастерство в том, чтобы свинка осталась живой. Ударить, а потом наблюдать, как она корчится, как пытается заткнуть хлещущую из раны кровищу. А если ударить чуть ниже, — он повел лезвием вдоль по шее, Рая завыла, — то они даже кричать не смогут. Круто, да? Поверь, я далеко не с первого раза научился. Пришлось разделать парочку-другую, и только после… Тут он обратил внимание на широко распахнутые Раины глаза, на стекающие по ее лицу слезы. Отбросив нож, Данила поднялся и обнаружил, что Рая обмочилась. Ему стало невыносимо грустно, он вдруг понял, насколько одинок в этом мире. А еще он понял, что одиночество это никогда не закончится. — Короче, дура ты, — сказал Данила, подхватив с пола недопитую бутылку водки. — Очередная безмозглая дура. Когда ночь окутала город, Данила сидел возле старой могилки на заброшенном кладбище. Он был очень пьян и с трудом удерживался от того, чтобы не уснуть. В голове царил хаос, давно похороненные воспоминания смешивались с событиями минувшего дня, и все это напоминало кошмарный сон. Сон длиною в жизнь… А вокруг было тихо, лишь ветер изредка швырял обрывки голосов, чей-то смех. Данила догадывался, что какие-то совершенно посторонние люди хохочут именно там, где его секта проводила свои кровавые ритуалы. И, вполне вероятно, они даже не в курсе, чем славится это место. Просто оно расположено в стороне от дорог, прямо за кладбищем. Тут редко кто появляется, здесь удобно встречаться с друзьями, напиваться, точно зная, что никто не побеспокоит. И незнакомцы наверняка избрали пустырь по той же причине. Место не стало легендарным, как некогда мечтал Данила, оно просто забылось. Впрочем, как и эта могилка. Она была вся заросшая, стоявший в изножье ржавый крест бесследно исчез, а кто закопан в земле Данила и вовсе не знал. К секте могилка не имела никакого отношения. Это был его личный уголок. Сюда он одним майским вечером пригласил Горгону, здесь же ее впервые поцеловал и здесь же стал мужчиной. Именно по этой причине он выбрал это место, чтоб спрятать самое, как ему когда-то казалось, ценное. Обязательный атрибут культа, то, чем он выражал свою любовь к новоиспеченному отцу — к сатане. Данила вытер слезящиеся глаза и посмотрел на темноту вокруг. — Ну и где ты теперь? — спросил он. — Мы верили в тебя… Я верил в тебя! А ты… ты предал нас… Он горько усмехнулся. На самом деле вера давно его оставила. Возможно, в первый год заключения. Может, чуть раньше. В тюрьме о подобном лучше было не заикаться, сатанистов там не любили. Но порой, ночами, Даниле мерещилось, будто он вновь слышит тот вкрадчивый шепот, видит зыбкую рогатую тень в углу камеры, или под потолком, или где-то еще… Слабый отблеск былых откровений. Так или иначе, время оказалось сильней. Оно стерло дьявола, стерло наивную мальчишескую веру в него, стерло бунт, который скрывался за этой верой. Отныне был лишь потрепанный жизнью мужчина — никому не нужный, не знающий, куда податься… — Почему ты оставил меня? — всхлипнул Данила. Он зарылся лицом в ладони, зарыдал. А потом услышал шелест кустарника, поднял голову и тут же свалился от удара в спину. С диким ржанием на него набросились какие-то люди, принялись избивать ногами. Данила сжался в комок, старательно прикрывая голову от сыплющихся ударов. Наконец все было кончено. — Слышь, ты ваще кто? Данила испуганно осмотрелся. Его обступили подростки — лет пятнадцати-шестнадцати, не больше. Один из них снимал все на телефон, другие курили, то и дело пьяно посмеиваясь. — Але, я к тебе обращаюсь! — Я живу неподалеку, — прошептал Данила. — И че? — Не бейте, пожалуйста… — Баблинское есть? Смартфон? Отцовские деньги, как и все свои документы, Данила забыл у Раи. Все, что у него было, это тот самый мобильник, который она ему подарила. — Телефон есть, — сказал Данила. — Ну так, бля, доставай! — прикрикнули на него. — А то ща еще пиздюлин огребешь. Данила вытащил из кармана телефон, протянул в пустоту. — Это че за хуйня? Ты угораешь, что ли? Телефон полетел обратно в Данилу, на него вновь накинулись, начали пинать, целясь исключительно в голову. После нескольких ударов в лицо Данила отключился, а когда пришел в себя, рядом никого уже не было. Какое-то время он еще лежал, пугаясь каждого шороха. Потом осторожно сел. Все тело ныло, в голове болезненно пульсировало, нос, судя по всему, был сломан, а во рту ощущался медный привкус. Сплюнув, Данила не сдержался и захохотал. Он вдруг понял, насколько абсурдно случившееся. Когда-то они наводили ужас на весь район, они окропили эту землю кровью невинных, они творили неслыханное, заставили говорить о себе целый город. И вот спустя десять лет на этом самом месте его избили малолетки. Это было нелепо. И очень грустно. Так хохот постепенно сменился рыданием, а затем вспыхнула ярость. — Я верил в тебя, сука! — заорал Данила. — Верил, слышишь?! Он ударил кулаком в землю. — Почему ты бросил меня?! Отвечай, уебок! Почему оставил меня им на растерзание?! И снова кулаком в землю — еще и еще. — Ну, где же ты, а? Где ты?! — кричал Данила, захлебываясь слезами. Вокруг все так же густилась ночная тьма. — Где ты? — из последних сил всхлипнул Данила и повалился на землю. И вот тогда тьма ответила: — Я здесь. Данила вскочил и увидел гигантскую, застилавшую собой небеса фигуру. Из вышины, сияя ледяными звездами, взирали глаза. — Бог мой… — выдохнул Данила. — Да, — вкрадчиво зашелестела фигура, — я твой Бог. Но почему ты отрекся от меня? Почему утратил веру в меня? Данила враз протрезвел, слезы высохли на лице, а сердце, казалось, вовсе остановилось. Из тьмы к нему протянулась рука, длинные когтистые пальцы нежно погладили его по щеке. — Я всегда был рядом, — множеством голосов шептала фигура, — я направлял тебя и радовался твоим победам. Я гордился тобой. Гордился тем, что ты сделал. Даниил — мой жнец, пророк, предвосхитивший наступление моего Царства, кирпичик в его фундаменте. И даже когда отвернулись другие, ты оставался мне верен. Так почему отрекаешься теперь? Разве не видишь моей силы? Разве не чувствуешь моей любви? — Ч-чувствую, — застонал Данила. — Чувствую, Боже! — Тогда вынь из земли то, что в ней погребено. Докажи, что по-прежнему достоин моего внимания. Данила пополз к могилке, принялся рвать сухие кусты, а после вцепился в землю, рыл ее, разбрасывая влажные комья, ломая себе ногти. Не ощущая боли и усталости, он продирался все глубже и глубже, пока наконец не наткнулся на ржавую металлическую коробку. Вытащив ее, щелкнул замками и заглянул внутрь. — Видишь? — услыхал он. — Такова сила моей любви — твое могущество! Данила сунул руку в коробку и извлек сверток. Размотав ткань, посмотрел на кинжал. — Вспомни, как они вопили, когда ты терзал их. Вспомни, чем пахла их кровь, каковы были на вкус их сердца. — Я п-помню, — произнес Данила. Он бережно взял кинжал, стиснул его рукоять и зачарованно осмотрел лезвие. Оружие, которое так и не нашли. Ритуальный клинок, которым свирепый Жнец потрошил визжащих от ужаса свиней, да-а… Данила повернулся, на него взирали пылающие холодом глаза. Тонкие губы шевелились, произнося заклинания на древнем языке, а черты лица постоянно изменялись, ускользая от Данилы. И сколько бы он ни вглядывался, так и не смог определить, какое у тени лицо. Тогда он осознал, что у тени — у дьявола — вовсе нет лица. — Ты должен вернуть себе веру, — шелестела тень, — должен еще раз доказать свою преданность. Ведь тебе уготована величайшая роль — стать мучеником! И тогда, вдохновившись, поднимутся остальные. Они принесут в этот мир боль, наполнят его криками. Они будут пытать, насиловать и убивать. В школах, в домах, во дворах. Все захлебнется в бессмысленной жестокости. — Я готов, — сказал Данила. Глаза насмешливо блеснули, рот скривился в глумливой улыбке, а все, что было вокруг, внезапно начало преображаться. И, присмотревшись, Данила понял, чье лицо нацепил на себя дьявол. — Как я повергаю отца своего, так и ты сразишь своего. Данила вглядывался в перекошенное от злобы отцовское лицо. Затем тень слегка отвела голову, выгнула шею. И тогда Данила ударил ее кинжалом — прямо под ухо. Брызнула горячая смрадная чернота. — Придите, испейте, сие есть пречистая кровь моя. Данила припал губами к ране, вздрогнул, когда чернотой ему ошпарило язык, и принялся жадно глотать. Напившись, он отстранился и увидал, что тень обрела девичьи формы. Перед ним распростерлось юное женское тело, чья грудная клетка вспучилась и с хрустом раскрылась, будто распустившийся бутон. В черной мякоти гулко стучало сердце. — Придите, ядите, сие есть пречистое тело мое. Лицо отца сменилось лицом Раи. Неподвижное, бледное, словно тесто, мертвым взглядом оно смотрело куда-то за Данилу. И лишь посиневшие губы не переставали двигаться: — И да святится имя Мое… — Да святится имя Твое, — произнес Данила. Быстрыми взмахами кинжала он вырезал сердце, взвесил его на ладони. — И да придет Царствие Мое… — Да придет Царствие Твое. Он впился зубами в жесткую сердечную мышцу, выдрал кусок и принялся жевать. — И да будет воля Моя… — Да будет воля Твоя, — проглотив, сказал Данила. — Как на небе, так и на земле. Данила жадно облизал пальцы и, зачарованно глядя в сияющие глаза, повторил: — Как на небе, так и на земле. — С возвращением, сын мой, — улыбнулась тень. — Этот мир ждет тебя, он уже истосковался по твоему клинку. — Истосковался… — Ты знаешь, что делать. — Знаю… И тогда все закончилось — так же внезапно, как началось. Данила сидел возле разрытой могилы, сжимая в руке кинжал, и со слезами на глазах смотрел в небеса — на осенние звезды, на чарующую ночную темень. Спустя какое-то время он поднялся с земли, отряхнулся. Во рту по-прежнему ощущалась кровь, зато опьянение полностью выветрилось. В паре метров поодаль Данила обнаружил свой мобильный телефон. К счастью, тот был цел. В меню он быстро отыскал раздел "контакты", содержащий одно-единственное имя, и после нескольких гудков услышал голос Раи: — Чего тебе? — Слушай, прости меня, — мягко произнес Данила, — я вел себя как мудак. Просто день выдался тяжелый, сама понимаешь. Рая угрюмо молчала. — Не возражаешь, если я зайду? Попробуем еще раз, хорошо? И в этот раз я расскажу тебе все, что хочешь. — Ты уверен? — с плохо скрываемой надеждой спросила Рая. Жнец посмотрел на свой кинжал. — Да, уверен. |
