|
|
Как я рис доел Дело было в японской харчевне на Московском проспекте. Я заказал бэнто-ланч, услужливая русская японка мне его принесла. А там, знаете, всё разложено по ячейкам этим: тофу в кисло-сладком соусе, салат из фунчозы с ореховым соусом, фрукты (банан, виноград, яблоко), две дольки лимона и рис — с ломтиком огурца. Я взял палочки и ну всё это есть. Хорошо было мне есть бэнто-ланч, сытно. Кто-то звонил с незнакомого номера, я не отвечал. Воспитанные люди уже давно перестали звонить друг другу без предварительных ласк, а невоспитанные — с ними разговаривать зачем? Я ел бэнто-ланч. Съел весь салат из фунчозы — его мало было, он первым ушёл. Потом тофу и рис. Потом фрукты. Так уж повелось, что сладкое едят после всего — не знаю уж, как в Японии, а в стране Россия так заведено, вечно мы откладываем самое сладкое на потом, сколько хватит сил. Так я думал, пока фрукты ел. Доел фрукты. И надо бы уже и остановиться, а я смотрю: немного риса осталось. Он вкусный такой у них. Ну я его взял и доел. Вернее, не так, конечно, просто: "взял и доел". Пришлось потрудиться с этими палочками. Рис, понятно, скользкий, весь в соевом соусе, рассыпчатый, а бэнто-короб толком и не наклонишь. Короче, было трудно. И ещё девки эти псевдояпонские стоят в уголке у кухни, смотрят на меня, перешёптываются чего-то. Ну и пусть, думаю, перешёптываются. Пусть считают, что я жлоб, пусть скажут, что я из голодного края, мне с ними детей не крестить, хочу доесть рис и доем. До последнего зёрнышка доем, назло им. Мы, русские, доедаем. Ел, ел и, знаете, доел, прямо до последнего зёрнышка доел. И его тоже, последнее это зёрнышко продолговатое палочками ухватил, поднял, поднёс ко рту и глядя псевдояпоночкам в широкие их глаза, поместил зёрнышко в свой рот. Тут они переглянулсь, кивнули друг дружке и идут ко мне. Я думал, посуду забрать. А они нет. Стали рядом. Посмотрели внимательно в бэнто-короб. Потом на нетронутые вилку и ложку. Ещё раз переглянулись. Одна поворачивается ко мне и говорит: — Могли бы вы, пожалуйста, пройти с нами? Вторая стоит, глядит на меня не моргая. Что, думаю, за напасть. Им что, показалось, что я веду себя подозрительно или что-то украл? Ну пусть, думаю. Посмотрю на их лица, когда окажется, что совесть у меня чиста. Встал решительно. Они оценили мою уверенность и повели — мимо чавкающих обедантов, мимо отделанного потрескавшимся бамбуком ресепшн, в недра администрации, по лестнице, на второй этаж. Идут молча, похоже, волнуются о чём-то. Ну как же, вдруг я испугаюсь и побегу или ещё чего выкину. Они же думают, я Люцифер, от меня чего угодно можно ждать. Привели меня в кабинет администратора, пропустили вперёд, сами зашли, закрыли дверь. Внутри уютный полумрак с оранжевой подсветкой, за письменным столом мужчина средних лет, очень серьёзный, на японца уже больше, чем они, похожий, однако не сказать, что прямо японец. Но калмык уж точно, прямо гарантирую. За спиной у него висит картина с тигром. Они ему что-то на японском сказали воодушевлённо-перепуганно. Ну или на калмыцком — не по-нашему, в общем. Я от них, признаться, такого не ожидал. А вот! Знают ведь, умницы какие. Он выслушал, безотрывно глядя на меня, что-то им ответил по-своему, ни одним мускулом не дрогнул. Смотрит на меня, смотрит. Я плечами вызывающе пожал, мол, кто его знает, может, и так, может, и так. Сами, мол, разбирайтесь. Они ему что-то ещё щебетнули, он на них гаркнул тихонько, они и выбежали, оставили нас наедине. Мы смотрели друг на друга некоторое время. Подушечки пальцев его левой руки касались своих правых собратьев. Во взгляде его мне виделись сила, умиротворение и какое-то предчувствие относительно меня. Я решил ничего не говорить, просто ждал, что будет дальше. Он вдруг сказал на хорошем русском: — Вы доели рис. Именно так, утвердительно, без тени сомнения. Я кивнул, делая вид, что понимаю, что происходит. Доел, мол, а ты что думал, не доем? Не на того напал. Мне почудилось, что в глазах его блеснули слёзы. Может, и правда, блеснули. Но, если так, то он их быстро всосал назад в глаза, сделал глубокий вдох через нос и поднял трубку стационарного телефона. Отвёл от меня взгляд, быстро набрал номер, стал глядеть на меня снова, приложил трубку к уху. Сказал что-то в трубку. Дал отбой. Встал из-за стола, подошёл к двери, открыл её и учтивым, но не терпящим отказа жестом указал мне выйти. Я вышел и думал уже, что он останется в кабинете, и на этом всё кончится. Но он вышел следом, закрыл дверь и стал спускаться вслед за мной. Мы вышли в зал харчевни, он проводил меня до дверей. Я думал было сказать, что не расплатился за обед, а потом решил: да ну его к чёрту. Непонятно, что это всё значит, но если уж они решили занять столько моего времени своими игрищами, то сами разберутся, когда я должен платить за обед и должен ли вообще. Мы вышли на проспект. Почти сразу подкатила чёрная "Тойота", водитель — представительный азиат в белой рубашке — вышел, обогнул машину и открыл заднюю дверь. Калмык жестом пригласил меня туда. Тут я заволновался. Шутки-шутками, но ехать куда-то с незнакомыми азиатами не входило в мои планы. Не подумайте, что я расист. Будь они любой другой расы, я бы заволновался не меньше. Впрочем, как знать. Азиаты опасны тем, что могут в самый неожиданный момент превзойти тебя в чём-либо. Но я ведь не из робких, всё мне по плечу. Пусть попробуют. Да и потом, я рис доел. А их это, как видно, почему-то впечатляет. Так может, это я их наконец превзошёл? Я плюнул на всё и сел в "Тойоту", один раз живём. Калмык сел вперёд, а водитель — на место водителя. Мы развернулись и поехали на юг. Молчали. У меня зазвонил телефон. Бывшая. Я взял трубку и поднёс к уху. — Привет, — пропела она. — Знаешь, жизнь без тебя — это сущий кошмар. Порвав с тобой, я совершила ужасную ошибку. Но — я никогда не признаюсь в этом ни тебе, ни, тем более, себе. Знаешь, почему? Потому что это как в басне "Лиса и виноград". Лиса не может достать восхитительный виноград, потому что он слишком высоко, и тогда ей не остаётся ничего, кроме как убедить себя в том, что не так-то он ей и нужен, не так-то он и сладок и сочен, этот виноград, кислый он, наверное, и жухлый, и прекрасно она обойдётся без него. Ты слушаешь? Надеюсь, что да, потому что я тут очень серьёзные вещи говорю, как и всегда, впрочем. Так вот, я убедила себя, что ты мне не нужен. И убедила себя в этом настолько хорошо, настолько качественно, что даже сейчас, произнося эти слова и пересказывая тебе басню про лису и виноград, я настолько в ресурсе, настолько в моменте, что совсем, ты слышишь, совсем не желаю к тебе возвращаться. Большую часть времени я работаю, а на вечер у меня есть цифровое телевидение и мои игрушки, а в выходные я поеду с друзьями за город, а в отпуск я полечу к родителям, а потом назад, может быть, устроюсь на вторую работу, а может быть, и на третью, а ещё есть курсы повышения квалификации, и спортзал, и батут, и йога, и ты мне не нужен, вообще, слышишь ты меня или нет?.. Я дал отбой. Через некоторое время я понял, что мы едем в аэропорт. Стал накрапывать дождь. Водитель включил дворники. Радио молчало. Мы трое тоже. Через отдельные ворота мы попали на взлётно-посадочную полосу, подкатили к бизнес-джету. Нас встретили двое охранников и милая азиатка с веснушками и в синей форме бортпроводницы с открытым зонтом из прозрачного пластика. Калмык молчаливо передал меня ей, покивал мне на прощанье, чуть прикрывая глаза, и остался стоять под дождём, вместе с водителем и "Тойотой". Улыбчивая бортпроводница, укрывая меня зонтом, проводила к трапу и повела по нему. Охранники крутились рядом. Когда мы поднялись в воздух, она наконец предложила мне саке и пиво Asahi, я широким жестом выбрал и то и другое. Ни намёка на возможность интимных услуг с её стороны я не уловил. Поэтому выпил сколько смог, глядя в иллюминатор. Облака тёмного золота. Небесная река меняет русло. Уснул. Мы приземлились. Бортпроводница выпроводила меня со всеми любезностями в глубокую ночь, в лоне которой меня ожидал новый калмык. А может, и тот же самый, но он летел на другом самолёте. Повторяю, я не расист, просто у меня плохая память на лица. Он стоял возле другой машины — тоже чёрной, но побольше и неизвестной мне марки. Машину рамкой окружали четыре полицейских мотоциклиста. Новый калмык открыл передо мной дверь и закрыл её за мной, сам сел спереди. Водитель был внутри. Мы тронулись, мотоциклисты тоже. Туман в окнах. Долгая дорога в горах. Асфальт кончился, и мы едем по щебнистой почве. Остановка. Подножие каменной лестницы. На вершине горы храм. Ясная белая луна. Благоухает цветущий шиповник. В зарослях светлячки. Два монаха в бурых кашаях держат факелы. Вверх по ступеням. На трёх четвертях пути вновь от бывшей звонок. Голос её доносится сквозь стрёкот цикад и дальний шум водопада: — Ты настолько мне не нужен, что я даже не знаю. Просто не знаю, как это выразить словами, насколько дорого мне твоё отсутствие в моей жизни. И да, с тобой мне было бы лучше. Но кому нужно это "лучше"? Я что, комсомолка? Я похожа на комсомолку? Нет, ну похожа я на комсомолку? Нет? Не похожа? Тогда зачем мне эти все "быстрее, лучше, сильнее". Реальный мир — вот, что меня интересует, а не то, что лучше для меня. Если бы я выбирала, что для меня лучше, я бы далеко на этом не уехала, знаешь ли. И не надо мне тут читать очередную мораль с вот этой твоей ласковой снисходительностью, мол вы все Цицероны, а я один Геродот. Этот номер больше не прокатит, Сергей, слышишь ты меня или нет?.. Я не слышу. Точнее — ни слова понять не могу. Подъём завершён. Вход в храм. Телефон отключаю. Ухает сова. В тёмном зале священное пламя. Его эхо в золоте чаш. Все старейшины ордена здесь. Все вельможи здесь. Здесь император Японии — в бледно-зелёных одеждах. За спиной его чёрная рукоять катаны. Меня приветствуют поклоном. Отвечаю кивком. Император приближается. Обнажает меч. Смотрит без страха. Встаёт передо мной на одно колено, преклоняет голову и протягивает мне оружие. Я принимаю меч. Без колебаний одним махом отрубаю голову императора. Очень хорошее оружие. Я почти не почувствовал сопротивления позвоночника. Срез кожи совершенно ровный, круглый, что рассечённый грейпфрут. Тело императора у моих ног. Голова прокатилась по холодному камню. Старейшины и вельможи падают ниц. Один, чуть подняв взгляд, говорит на японском: — Столь много инкарнаций. Ты вновь нашёл путь. Чтобы править Японией и всем подлунным миром. Я отвечаю, тоже на японском: — Ну а хули. |
