|
|
(интервью Эдуарда Лимонова с Ярославом Могутиным) 1. «Братья по оружию — братья по крови» Я злой, я нервный, я нехороший, я неинтересный. Я много думаю о революции или терроризме и мало думаю о реальности… Нравится ли вам термин «гражданская война»? Мне очень… Э.Лимонов «Дневник неудачника» Эдуард, вы претендуете на роль идеолога отечественной оппозиции? Да. Что-то мне удалось сформулировать и раньше других, и лучше, и четче. Но я считаю, что оппозиция не использует мои работы в полной мере, как они того заслуживают. Например, мой «Манифест Российского национализма» Фронт национального спасения не использовал по достоинству. Мне не нужны лавры автора, я согласился бы даже на то, чтобы текст этот вообще пошел без моего имени… Вы обмолвились, что одним из первых возможных шагов Лимонова-политика в случае, если оппозиция придет к власти, будет запрещение книг Лимонова-писателя… Если мне докажут, что мои книги вредны, что они развращают молодежь… А кто может это вам доказать? Этого я не знаю, но если найдется кто-то, я не остановлюсь даже перед тем, что перестану публиковать свои книги. Если этого потребует ситуация. Но, я думаю, это глупо. Я — писатель современный, и Россия, долгое время находившаяся в герметическом вакууме коммунистического общества, нуждается в современной литературе. Как вы оцениваете своих нынешних политических союзников? Среди них есть оригинальные, яркие и сильные личности, сколько угодно: Проханов, Зюганов, Анпилов… Это люди высокого потенциала. Вы упоминали о том, что генерал Макашов читал ваши статьи с карандашом… Макашов сказал мне, что с большим интересом читал мои статьи во время съезда 17 марта 1992 года. У него как у командующего военным округом времени было мало, и адъютант помечал ему галочками, что обязательно нужно прочесть… У вас свежий шрам на руке. Это вы в Югославии повредились? Нет, после конгресса Фронта национального спасения 24 октября по древнерусскому обычаю побратались… Подошел один, говорит: «Самому тяжело!» — и полоснул ножом мне и себе… Язычество какое! Негигиенично. Вдруг — заражение крови? Да нет, уже заживает. Как ваши «братья по оружию», а теперь уже и «братья по крови» относятся к вашей литературной деятельности? Они осведомлены о специфике ваших книг? Знаете, я не беседую с ними о том, как они ко мне относятся. Зачем? Это было бы глупо. Достаточно того, что они со мной общаются и принимают меня. Примитивный и прямолинейный вопрос: они вам ЭТО прощают? Они к вам терпимы? Чтобы знать точно, нужно у них спросить. Я думаю, если они от меня не отпихиваются, если мы вместе работаем, значит, они меня принимают. Вы призвали гильотинировать Горбачева. Кого еще из политических деятелей вы бы хотели гильотинировать? В ответ на это мое заявление кто-то может обвинить меня в кровожадности, однако я считаю, что преступление всегда должно наказываться. Горбачев и его сообщники совершили большое преступление. Его нужно гильотинировать, чтобы будущие наши вожди и президенты знали, что нельзя безнаказанно расчленять страну, провоцировать бесконечные войны, нельзя так бессовестно издеваться над своим народом, а потом раскатывать по всему миру в лимузинах, получать всяческие «премии мира»… Если не наказать за подобное, наша власть будет окончательно десакрализована, демистифицирована, и люди перестанут в нее верить. Справедливость должна восторжествовать: Горбачева нужно судить и физически наказать. Устранить? Речь не идет об устранении. Но ведь гильотина — это достаточно серьезно! После такого наказания еще никто не исправлялся. В первую очередь нужно наказать! Может, просто изнасиловать? Ну, это не по моей части! У вас не находит сочувствия нынешняя оппозиция Горбачева по отношению к Ельцину? Это их придворные игры, продолжение соперничества, месть, их дела и эмоции, в которых мы не можем участвовать. Ельцин — «Горбачев 1992 года», он продолжает его политику, поэтому он заслуживает такого же наказания. Многие считают, что факт вашего участия в теневом кабинете Жириновского объясняется исключительно взаимной сексуальной симпатией друг к другу. Что за дЭбильные глупости! На такой вопрос даже невозможно порядочно ответить, — дЭбильная глупость! В печати проскользнуло сообщение о том, что половина всех записок на вашем вечере в ЦДЛ касалась именно этих ваших взаимоотношений с Жириновским, и вы не ответили ни на одну из них. Вовсе нет! Половина записок была на одну и ту же тему… Повторяла те вопросы, на которые я уже отвечал. Записки на такого рода мероприятиях не отличаются особой оригинальностью. Вы считаете, что показанный недавно по первой программе, спустя полгода после записи, ваш вечер в Останкине был как-то купирован, цензурирован и вообще что вас пытались каким-то образом ущемить? А я его не видел. Я не люблю смотреть самого себя. Мне сказали, что он продолжался час, в то время как я выступал три часа. Естественно, он был обрезан, весь вопрос в том, как он был обрезан. Съемочная команда произвела на меня впечатление вполне добросовестных людей, которые знают свое дело. В Останкине вы сказали, что «телевидение — наш друг, нужно использовать его в своих интересах». До какой степени вы способны использовать институты масс-медиа для достижения каких-то своих целей? Я никого не использую. Меня используют в большей степени: и газеты, и телевидение — для увеличения своей популярности за счет моей популярности. Ко мне обращаются сотни журналистов с просьбой об интервью. Я соглашаюсь далеко не всегда и стараюсь избегать банальности. Таким людям, как я, доступ на теле труден, но в принципе мне трудно и отказать, потому что я не только политик или писатель, я — персоналити и ньюсмейкер. Меня многие хотят, но боятся, в то время как я хотел бы участвовать во всевозможных теле дискуссиях… 2. «Аморальный моралист» Как вы относитесь к тому, что имя героя вашего романа стало уже нарицательным? На 1-м канале появилась даже передача о похождениях некоего придурковатого юноши, именующего себя Эдичкой и повторяющего неизменно фразу «Это я — Эдичка!» А что, может быть, на них в суд подать за использование титла? Скандал будет… Многие журналисты печатно называют вас Эдичкой… Это все не так страшно, главное — какой смысл в это вкладывается. Если уничижительный — то одно, а если так, по-свойски — пусть называют… На протяжении нескольких лет, с тех пор, как вы стали известны у себя на родине, к вам относятся в основном как к экзотическому персонажу. А я и есть экзотический персонаж, достаточно необычный тип писателя. Это не моя мегаломания, вы знаете, что об этом писала и вся западная критика. Это факт, который я познал извне, от других. Как я к этому могу относиться? Очевидно, то, что я делаю, большинство людей поражает, шокирует. Тем лучше! Великолепно! Они читают мои книги, а чего еще может желать писатель?! Ваш политический союз с Жириновским можно объяснить тем, что вы, признаваясь в собственных экзотических качествах, нашли столь же экзотический персонаж? Жириновский выглядит экзотично на фоне России. На самом деле он просто-напросто современный прагматичный политик. Он мне предложил стать членом своего кабинета, я согласился. У нас мало сейчас современных политиков. Наша политика вышла за пределы всяких партийных келий и институтов, но все равно осталась на уровне серьезного парламентаризма, который часто не срабатывает. Я вас уверяю, что наша политика еще будет очень сильно изменяться, а Жириновский — умный человек, не стесняющийся и быстро реагирующий. У него самого какая-то определенная репутация. Он не задумываясь взял меня с какой-то определенной репутацией. Это тоже политика — уметь так привлекать людей. В нашем союзе я не вижу ничего противоестественного. Ваши действия в случае, если вы заметите, что интерес к вам проходит? Я сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет, поскольку я такой непредсказуемый тип. Даже если это случится, еще несколько поколений людей будут читать мои книги. Думаю, я прочно влез в русскую литературу, как кто-то сказал «вошел с черного хода». В наше шоковое, шокирующее время такой скандальный писатель, как я, ближе всего людям. Мои читатели мне преданы. За полтора месяца по баснословной цене разошелся сборник моих статей «Исчезновение варваров». У людей нет денег, но мои книги покупают с охотой. Вас не удивило, что Владимир Максимов написал о вас пьесу, а театр имени Гоголя поставил по ней спектакль «Там, вдали… за бугром», главный герой которого — Варфоломей Ананасов? Я спектакля не видел, но мне сказали, что в нем использованы фрагменты из «Эдички». Это нарушение всех международных норм авторского права! Пусть деньги платят! По поводу того, удивило — не удивило… Нет, не удивило. Во Франции сейчас готовится к выходу моя биография, биографическая книга обо мне. Это нормально, я это заработал. Насколько я знаю, вас пригласили на премьеру этого спектакля вместе с четой Горбачевых. Вы не пошли из-за них (я, впрочем, но знаю, пришли ли они)?
Нет, в это время я был на войне в Абхазии.
Недавно один мой знакомый высокопоставленный демократ, ведущий популярной телепередачи, говорил мне с пафосом: «Неужели Лимонов не понимает, что, если бы он перестал валять дурака, интеллигенция приняла бы его в свои распростертые объятия?!» Они меня не спросили, захочу ли я принять интеллигенцию в свои объятия. Я же говорил о том, что я хочу найти себе какую-нибудь банду, образно говоря, чтобы примкнуть к ней! Вот теперь я нашел такую «банду»!
Почему вы отказались стать членом либертарианской партии? Я понятия не имею, что это такое. Я вообще никогда не хотел быть членом какой бы то ни было партии. А удел меньшинств всяких меня никогда не интересовал. Зачем мне это?! Я человек и писатель многогранный, во мне бушуют разные стихии, зачем я вдруг буду становиться членом какой-то либертарианской партии? Это непродуктивно. Русский народ в подавляющем большинстве консервативен, как и всякий народ. Я отчасти тоже консервативен, несмотря на все мои опыты и демарши и восемнадцать лет жизни за границей. Я очень похож на своих родителей, которые совершеннейшие пуритане во всем: в жизни, в сексе… Мой отец не пьет, не курит. Они с матерью прожили пятьдесят один год вместе…
Вы только что были в гостях у своих родителей в Харькове. Вам не становится тоскливо от одной мысли, что вы можете уподобиться своим родителям до такой степени, что пятьдесят один год проживете с какой-нибудь одной женщиной? Я дожил до пятидесяти лет, и, слава Богу, мне не было тоскливо, и судьба все устроила по-иному. Но внутри я моралист и консерватор. Одна из статей обо мне называлась «Аморальный моралист». Я — за честную и порядочную жизнь. Другое дело, что моя личная судьба и судьба моих героев сложилась так, что они не смогли вести такой жизни. Но все равно я похож на своих очень советских и очень порядочных родителей.
Вы хотели когда-нибудь быть рок-звездой? Может быть, если бы я родился позже, я и стал бы рок-звездой. Мой московский период я бы наверняка пережил как рок-период. Но тогда традиция требовала высказывать все свои творческие импульсы в поэтической форме.
Наиболее симпатичное вам явление в рок-мире? Я никогда не любил слащавых «Битлз». Когда появились «Клэш» и «Секс Пистолз» в середине 70-х, сначала они мне очень нравились. К анархизму я всегда относился с такой дистанционной симпатией, а в панке был социальный протест, много анархизма. Позднее он превратился в фэшн-стиль, и много людей стали под него подделываться… 3. «Своим нужно помогать!»
Среди врагов, вооруженных ножами, хорошо иметь пистолет «ТТ» или автомат «сучку». Но что сделаешь с «сучкой» против минометов и крупнокалиберных пулеметов? Оружие надо иметь адекватное. Я предпочитаю ядерное оружие.
Э. Лимонов
Программа «Вести» передавала сообщение о том, что, встречаясь с президентом Боснийской Сербской Республики Радованом Караджичем, вы посетовали, что не можете распоряжаться российским оружием. Иначе бы вы дали сербским братьям атомную бомбу.
Я не говорил об атомной бомбе. Я сказал, что в сложившейся в Югославии ситуации, когда агрессивность Запада все больше направлена на сербов, было бы разумно снабдить наших сербских братьев каким-то количеством ядерного оружия, дабы сдержать агрессивность Запада (я подчеркиваю!) по отношению к ним. Ядерное оружие имеет Израиль, и у меня нет оснований сомневаться, что сербы будут менее ответственны в обращении с ним. У нас столько ядерных боеголовок, что если пять, скажем, мы отдадим сербам, на нашем ядерном потенциале это не отразится. Своим надо помогать! Вы лично хотели бы распоряжаться нашими ядерными арсеналами? Единолично?! У меня таких амбиций нет. Я считаю, что пагубно доверять такие вещи в распоряжение одного индивидуума. Я не знаю, какова процессуальная сторона управления нашим ядерным оружием, но если Ельцин один имеет право им распоряжаться, то это чудовищно и непростительно. Чем будет заниматься Всероссийское бюро расследований (ВБР), которое вы возглавляете в кабинете Жириновского, если он (кабинет) перестанет быть теневым? Естественно, безопасностью государства. Вы будете жестоко расправляться со своими врагами? Не задавайте мне, Ярослав, провокационных вопросов! Что значит «жестоко»?! В зависимости от отношения к нам врагов! Вы будете исходить из той тактики, той политики, которую вам навяжут враги?! Ну, я отказываюсь обсуждать эту проблему, потому что она выглядит несколько абстрактно в данной ситуации. Для того чтобы поставить страну на ноги, очевидно, придется преодолеть противодействие определенных сил, физическое противодействие. Насилие какое-то неизбежно. Насилие сейчас в этой стране, вы видите, приняло формы войн. Я только что был в Абхазии, до этого был в Приднестровье, и насилие — повсюду. Прекратить его можно только такими же насильственными мерами, вооруженным путем. А говорить об этом абстрактно, интеллигентски, сидя в Москве, на кухне, — неуместно. Но ведь любой разговор можно счесть «интеллигентским»! Я ответил на ваш вопрос. Мы будем принимать адекватные политические меры. Насколько это будет необходимо, настолько это будет насильственно. 4. «Жизнь ведь еще не кончена!..» Вечер. Проститутки облизывают губы. Я облизываюсь на них исподтишка, делая, впрочем, вид, что они меня не интересуют… Э.Лимонов «Дневник неудачника» Вы прибегали когда-нибудь к услугам проституток? Как настоящий мужчина, я прибегал ко всяческим услугам. Мое отношение к этому роду женщин хорошо описано в романе «История его слуги». Это похоже на то, как вы идете к врачу на осмотр. На мой взгляд, мероприятие это абсолютно несексуальное, никакой страсти в этом не может быть. Идет постоянная торговля: «ляг так» или «встань так»… — «А если ты хочешь это, с тебя еще двадцать долларов» и т.д. Все делается по-деловому и совсем неромантично. Я всегда искал каких-то эмоций, а в проституировании никаких эмоций нет… Вы обращались когда-нибудь к психиатру или психоаналитику? Зачем? Я сам могу анализировать психоаналитиков, для того я и писатель, плюс — еще и такого типа. Я уверен, что сам могу работать психоаналитиком и очень неплохим. Одна из кульминационных сцен в «Подростке Савенко» — групповое изнасилование. В своей реальной жизни вы принимали участие в чем-нибудь подобном? Эта сцена действительно имела место в моей жизни более тридцати лет назад. Такие вещи случались в жестокой жизни рабочего поселка, и описание этого изнасилования основано на реальном факте моей биографии. Почему у вас нет детей? Это непроизвольно или сознательно? Это случайность. Так произошло и все. Вы не любите детей? Почему, люблю. Но поскольку их не имеешь, то смотришь на них со стороны и не совсем понимаешь, что это такое. Когда я жил в Москве, я был очень беден. Мы снимали с моей первой женой комнату, еле жили, иногда жрать нечего было в буквальном смысле слова. Заводить детей было как-то нелепо. Потом была вторая жена, с которой мы уехали в Америку, и тоже одно время думали иметь ребенка, но между нами произошел разрыв, масса житейских историй, перемен. Для того чтобы иметь детей, надо хотя бы создать им жизнь какую-то стабильную, а когда меняешь три страны, десятки городов, сотни квартир… Какие дети?! Это Ростропович может себе позволить иметь детей, потому что он и здесь человек богатый. У меня — не случилось, хотя кто знает, жизнь ведь еще не кончена!.. 5. Протест «мусорам» Купите мне белые одежды! Дайте мне в руки огонь! Обрежьте мне воротник. Отправьте меня на гильотину. Я хочу умереть молодым. Прекратите мою жизнь насильственно, пустите мне кровь, убейте меня, замучайте, изрубите меня на куски! Не может быть Лимонова старого! Сделайте это в ближайшие годы. Лучше в апреле-мае! Э.Лимонов «Дневник неудачника» Могу я упомянуть о том, что вы собирались сделать себе пластическую операцию, если с возрастом возникнет в этом необходимость? Да мало ли я говорил разных глупостей! Нельзя же все воспринимать за жизнь! Высказывается немало вещей, и на все случаи жизни можно найти цитаты. В данном случае это, конечно, глупо. Но опускаться, выглядеть стариком — тоже неприятно. В России очень много людей, забывших о себе, о своем духовном и физическом здоровье, обрюзгших, в тридцать лет уже имеющих огромное брюхо. Я никогда не хотел быть таким. Жизнь на Западе отложила на мне свой отпечаток, я стал относиться к себе по-западному. Так «может быть Лимонова старого»? Думаю, я не доживу до этого времени (смеется), до старости. При моих историях мне об этом заботиться не придется… Вы сознательно «подставляетесь», ходите под пулями? Зачем же! Я жизнь очень люблю и наслаждаюсь ею чем дальше, тем больше. У меня даже мыслей таких не возникало. Помните, вчера мы были в ресторане ЦДЛ и какой-то тип, сидевший с Пьецухом (Пьецух, да?), заспорил, Лимонов я или нет. Он подошел к нам, чтобы убедиться: «Я ему говорю, это Лимонов, а он мне говорит, да какой это Лимонов, это какой-то молодой человек!» Так что все меня считают молодым человеком! Сколько в вашей жизни было попыток самоубийства? В моей жизни не было попыток самоубийства. Были какие-то юношеские истории, описанные в моих книгах. У меня никогда не было желания умереть и, надеюсь, никогда не будет. Это был протест путем насилия, направленного на самого себя, но протест. Это как блатные в тюряге вскрывают себе вены отточенной ложкой и красят стены кровью. Человек не собирается умирать, это протест «мусорам»! Вы говорили, что счастье для вас — смотреть и слушать Эрика Курмангалиева и попивать шампанское. Где вы чувствуете себя спокойнее: в России или во Франции, и почему вы не хотите сделать свою жизнь счастливой? Если бы я искал спокойствия, я жил бы даже не во Франции, а в каком-нибудь Люксембурге, в Андорре или Швейцарии. Спокойствия я не ищу. Дело не в этом, а в том, куда переместились мои интересы, где я более эффективен. Во времена Брежнева я был эффективен в Америке и во Франции, очень много работал как писатель, сделал себе определенное имя в литературе, а сегодня я куда более эффективен в России, я чувствую, что моя страна очень нуждается во мне. У меня есть необходимые знания, накопленные за восемнадцать лет энергичной жизни на Западе. Я участвовал в оппозиционных движениях и в США, и во Франции и могу принести полезную помощь оппозиции в моей стране. Вам нравится, когда интервью проходит в жесткой, агрессивной форме или для вас интереснее высказаться спокойно, выговориться? Агрессивная манера, противоборство — интересней. Из тех вопросов, которые я вам задал, какие-нибудь показались вам слишком примитивными, прямолинейными или неуместными? Для меня этого не существует. Обо мне столько написано примитивного, прямолинейного и неуместного, что я перестал обращать на это внимание и реагировать. Человеческая бестактность говорит сама за себя. Ваши вопросы были интересны. Единственное, что иногда вы были в определенном смысле назойливы… 1993, Москва Из книги Ярослава Могутина "30 интервью" (Лимбус Пресс, 2001). |
