|
|
Раненые затворники Ангел-истребитель Почти на шестьдесят лет испанский режиссер Луис Бунюэль предвосхитил события пандемии COVID-19. Его фильм «Ангел-истребитель» (El Angel exterminador, 1962) начинается с роскошного званого ужина, после которого приглашенные (впрочем, как и хозяева) внезапно обнаруживают, что не могут покинуть гостиную. Респектабельные представители высшего света постепенно расстаются с социальными условностями, все откровеннее обнажая примитивную, животную, природу. Пожалуй, это наиболее выразительная метафора истерии самоизоляции, связанной с распространением коронавируса. Немаловажная деталь: как только гости приступают к ужину, все слуги, кроме дворецкого, покидают дом. Еще один штрих к портрету разворачивающейся катастрофы: самоизоляция лишает социальных удовольствий — закрывается все от общественного транспорта до школ, офисов и культурно-развлекательных центров. Удивительно, что критик буржуазной морали (с позиций сюрреализма) Луис Бунюэль, социально обнажая своих героев, превращает их в чудовища — злопамятных, агрессивных истериков, озабоченных лишь собственным интересом. Вялые попытки сплотиться и сохранить человеческое достоинство выглядят реликтовыми и мало на что влияющими. Спустя одиннадцать лет Клод Фаральдо снял рифмующуюся с «Ангелом-истребителем» картину «Темрок» (Themroc, 1973). Здесь животным становится не утонченный аристократ, а обычный французский пролетарий, который вдруг уничтожает свое имущество и разрушает квартиру, превращая ее в первобытную пещеру. Герой «Темрока» увлекает своим примером соседей, присоединяющихся к его восстанию против абсурдности буржуазного общества. И персонажи Бунюэля, и герой Фаральдо изолируются от мира, отбрасывая панцирь моральных ограничений. Правда, мексиканский истеблишмент «Ангела-истребителя» оказывается в ловушке против своей воли, в отличие от героя «Темрока», который отдается метаморфозе добровольно. Если совместить оптику обеих картин, выйдет, что раскрепощение (или расчеловечивание) буржуа несет негативный посыл, в то время как раскрепощение пролетария, напротив, приводит к его освобождению. Первое отвратительно, второе — заразительно. Тюрьма без стен Применительно к реалиям пандемии COVID-19, в которых истеблишмент и плебс в равной степени живут в условиях деборовского спектакля, позиции «Ангела-истребителя» и «Темрока» следует совместить. Хозяева и слуги больше не противопоставлены друг другу, и те и другие встроены в зрелище и перемещаются в жестком функционале самых мрачных интуиций Ги Дебора. Проблема не в бессмысленности тех или иных решений, а в самом человеке (или том, что от него осталось), утратившем связь с другими, с социальным. Вспомним, как бунюэлевская аристократия выстроилась за водой у выдолбленного из стены водопровода. Жажда убивает не только приличия, но и остатки разума: в эгоистическом припадке можно запросто разлить драгоценную жидкость или затоптать половину страждущих. Драма «Ангела-истребителя» — в обнажении полной социальной дисфункции буржуазного или аристократического истеблишмента. Лишенные обслуги, непрерывной подпитки извне, персонажи немедленно отбрасывают бесполезные костыли благопристойности, представая друг перед другом эгоистичными монстрами, не видящими дальше собственного носа. А зачастую невидящими даже его. COVID-19, словно сюрреалистический фокус заточения, тюрьмы без замков, радикально меняет правила игры, предлагая участникам «ангажированную свободу» — свободу, ангажированную выживанием. Списывать скотское преображение персонажей Бунюэля на «скромное обаяние буржуазии» слишком оптимистично — такова, увы, природа человека вообще. Люди эгоистичны, непоследовательны, враждебны даже из добрых побуждений. Причем не худшие представители человечества. Известен, например, следующий казус Пабло Пикассо, общепризнанного гуманиста ко всему живому. Когда художник работал над будущим шедевром «Герникой», к нему в мастерскую пришла бывшая любовница Мария-Тереза Вальтер. Она наткнулась на новую любовницу Дору Маар и попыталась ее выгнать. Пикассо предложил женщинам разрешить затруднение дракой, к чему они и перешли. Художник же продолжил заниматься картиной, монументальным протестом против насилия, посреди потасовки любимых женщин.
Первый биологический вирус, передающийся через социальные сети Социальное окружает индивида жизненным пространством. Воспользовавшись математическими абстракциями из теории меры, индивида можно представить как точку, а социальное — окрестностью этой точки, в которую попадают связанные с нашим индивидом другие точки-индивиды. Имеющий сам по себе нулевую меру индивид (как любая точка) приобретает тем большее значение, чем более плотно связующие его окрестности покрывают пространство. Вторжение COVID-19 опрокидывает топологию социальной конструкции индивидов. Социальное оборачивается невразумительной нищетой. Самоизолированный человек — все равно что мертвец из пьесы Жан-Поля Сартра «За закрытыми дверями», в которой трое умерших создают ад, просто разговаривая друг с другом. Они не имеют возможности ни уйти, ни умереть, потому что уже умерли. Но вместе с тем не могут не портить существование другим, потому что привыкли поступать именно так, пока были живы. «Ад — это другие» — восклицает один из персонажей Сартра. Сюрреалистический трюк запирает бунюэлевских гостей после званого ужина, смерть склеивает сартровских грешников, мучая друг другом. Пандемия коронавируса задействует тот же арсенал: абсурд, ступор, тошноту. Последняя будто явилась со страниц Жан-Поля Сартра: удивительно, какое значение придавал тошноте миссионер экзистенциализма, заключивший свободу в «тюрьму без стен». Тюрьма без стен (или без замков) это и есть реальность персонажей «Ангела-истребителя» и паникеров пандемии. Только, в отличие от сюрреалистических гиньолей шестидесятилетней давности, жертвы COVID-19 заражают друг друга прямо в Интернете. Это первый биологический вирус, передающийся через социальные сети. Неконтролируемая потребность в информации делает современных людей беззащитными практически перед любой заразой, даже самой нелепой. При этом наружу вылезают все те негативные качества, которые так настойчиво старались спрятать: эгоизм, непоследовательность, враждебность и прочее, прочее, прочее. Люди, еще недавно рассуждавшие о катастрофическом перенаселении Земли, теперь отчаянно цепляются за жизнь, ослепленные иллюзией конца света. Оцифрованный мир Культурных буржуа Луиса Бунюэля беспокоила невозможность светского этикета в новых условиях, их тревога имела культурно-анатомический характер. Что же творится в цифровом сознании мученика COVID-19, который окончательно сросся со своими аккаунтами в соцсетях и, словно кит, пробивается сквозь толщу жизни, пропуская через себя тонны информационных помоев? Антиутописты, видевшие будущего человека в автономной капсуле — аппендиксом всемирной компьютерной сети, связывающей его со всеми и ни с кем, одиночкой в электронной толпе — не учли того, что, оцифрованный человек будущего (а для нас — уже настоящего) полностью транспонирует себя в информационное пространство. Запертый в индивидуальную оболочку с монитором вместо горизонта, индивид больше не подвержен обычным болезням, теперь он уязвим как компьютерная программа, полностью отданный во власть информационных волн. Считается, что коронавирус передается воздушно-капельным путем, хотя совершенно очевидно, что его эпидемия распространяется как информация — через социальные сети, мессенджеры и каналы новостей. Больше всего COVID-19 боятся те, кто давно уже самоизолирован, присутствуя в обществе лишь своей активностью в Интернете. Интернет, в качестве нового ареала человека, заменил старый мир. Коронавирус — программный сбой или предсказуемый кризис, сюрреалистический розыгрыш или иллюзия возвращения в лоно природы. Или все это вместе, страстно ожидаемое человечеством, дабы ощутить, что оно все еще живо. Post Scriptum. В огромном панельном доме Пандемия COVID-19 напоминает еще и «Дневники странной войны» Жан-Поля Сартра. Войну без единого выстрела, без тактических маневров, раненых и погибших, как поездку в летний лагерь половозрелых французских буржуа, каникулы за городом. Я не знаю ни одного заразившегося. И те, кого я знаю, не рассказали ни об одном знакомом заразившемся. Возможно, где-то вдалеке и существуют больные, но боятся эпидемии прямо здесь, прикрыв перекошенную физиономию респираторной маской. Наставления врачей самые что ни на есть конкретные: мыть руки, проветривать помещения, пить воду. Как будто в другое время они ни советуют ровно то же. Интересно, как проветривание помещений сочетается с рекомендацией заткнуть индивидуальную дыхательную систему повязкой? То есть проветривать снаружи, а вокруг себя обеспечить зловонную спертость, идеальное место для болезней? Информационное общество с припадками и истериками по любому поводу напоминает огромный панельный дом с кошмарной звукоизоляцией: соседи прекрасно осведомлены о любых жизнепроявлениях друг друга. Причем, чем омерзительнее эти проявления, тем лучше их слышно. Мы все боимся, но с трудом понимаем чего именно. Раньше для достижения подобного состояния смотрели фильмы ужасов, теперь достаточно увидеть лицо соседа. Москва, март 2020 |
