#27. Гипоксия


Александр Дугин
Затылочный субъект
(мышление спиной)

Опыт контакта с собственным клоном, предвосхищаемый впервые, хотя и очень грубо, в «геймерской» антропологии постмодерна, открывает фундаментальные перспективы в понимании проблемы человека в самых разных парадигмах. Дело в том, что этот взгляд на свое «я» с тыла, оставался закрытым и для парадигмы Традиции (в силу отсутствия строго фиксированного «я») и для парадигмы модерна (в силу абсолютности и единственности этого строго фиксированного «я»).

Субъектная (или точнее субъект-объектная) активация этой задней части индивидуума, «теневой части», антропологической спины — это как раз феномен исключительно постмодерна.

Если человек модерна был рассечен на две части горизонтально — на сознание (верхнюю часть) и на желания (нижнюю часть), если человек премодерна просто не имел ни верхней, ни нижней границы, то есть у него ноги врастали в Землю, а головой он уходил в Небо, то человек постмодерна рассекается пополам вертикально, тыльной стороной. И постепенно именно эта тыльная, теневая, обратная сторона становится все больше и больше синонимом постчеловека, человека постмодерна.

Я испытываю очень странное чувство, когда выступаю на телевидении, а потом вижу эту программу в записи или в трансляции. Я чувствую, про происходит нечто странное. — Смотреть и слушать интеллектуальный и осмысленный дискурс по телевидению почему-то удивительно неприятно. По телевидению хочется смотреть и слушать неинтеллектуальный дискурс. Самое интересное, что даже мне. Я тоже, как и все мы, как человек (и уже отчасти постчеловек), даже самого себя, а других тем более, слушать и понимать в телевизоре не хочу, особенно когда они говорят разумные вещи.

Но стоит сказать откровенную глупость, показать язык или состроить смешную рожу — и внимание сразу автоматически включается. Однажды, размышляя перед телеэкраном о психологической и антропологической подоплеке этого явления, я внезапно понял, в чем тут дело. Оказывается, на самом деле, мы обращены к телевизору не лицом, но спиной . Все что происходит в »эфире» мы воспринимаем только как своего рода «похлопывания», «постукивания», излучение, тепло… Для нас телевизор это солярий. Это в каком-то смысле постмодернистическая тайна телевидения. Философ Жан Бодрийяр писал, что в наше время «послание» (англ. «message») незаметно, но тоталитарно одновременно переходит в «массаж» (англ. в «massage»). Это значит, что люди перестают воспринимать содержательную сторону того, что им передается, и воспринимают только физическое похлопывание вместо идеи, вместо мысли, вместо образа. Соответственно, телезритель сидит к телевизору спиной и, на самом деле, воспринимает идущие от экрана лучи как различные импульсы физиологического свойства — он просто массирует свое собственное существо таким способом: вот тепленькая пошла водичка, вот приятные ароматы разлились. Такое физиологическое созерцание телевизора является важнейшей особенностью постмодерна.

Зрители, которые еще пытаются хоть что-то узнать из вещания, выяснить какие-то новости, что-то сложить в общую картину, что-то опознать — это горстка архаиков, несчастная и немногочисленная, не представляющая собой ничего больше, как незначительное меньшинство, своего роду «секту», которая пытается отчаянно вычленить из потока ироничного и цветастого безумия, которое на них льется, какую-то логическую систему. В новостях, которые мы смотрим, принципиально концы с концами не сходятся даже в рамках одной программы или одного комментария. Через 3 минуты на одном и том же канале вполне может говориться нечто совершенно противоположное. Только что сказали, что «высокий гость из Африки приехал», а оказывается, никуда и не приезжал, что визит отменили. Потом выясняется, что не собирался приезжать… Но потом вновь — стоп — вдруг снова кадры его приезда. Значит все-таки приехал… И тут снова опровержение… Или «переговоры с Ираном триумфально удались», и через секунду «переговоры с Ираком были сорваны» и т.д. Подчас все это дается не только на одном и том же канале, но и в рамках одного и того же сюжета.

Я сам работаю на телевидении и даже понимаю, почему такое происходит технически. Иногда нет под рукой нужной кассеты. Бывает, что кто-то кого-то не понял, кто-то не дозвонился… Случается, что редактор выпуска запил и его не могут найти. А то Интернет отключат. А то у режиссера сынишка заболеет, и приходится пускать сюжет прошлой недели (хорошо еще не прошлого года или архивные хроники). Но сидящий спиной к телевизору зритель этого не замечает . Хорошо, допустим замечает, но что ему делать? Звонить? Ну ему ответит зевающий дежурный. Возмущаться? Но его никто не услышит. Жаловаться? Но куда? И кроме того у нас вся страна на что-то жалуется. И так его снова мягко разворачивают спиной к экрану . Смотри (затылком) и не умничай!

В эту игру играет не только каста телепродюсеров и профессиональных телевизионщиков, но и сами зрители — им все абсолютно нравится, они давно привыкли к этому, они не требуют ни от какой программы никакой последовательности. Когда журналист Гордон начинал и заканчивал свои программы посередине »научной» лекции или псевдоинтеллектуального спора, не понятного ни ему самому, ни зрителям, ни самим участникам (которые настолько проникались фактом выступления на телевидении, что забывали о том, что знали, а может быть, их так давно никто не слушал, что они просто разучились связно излагать свои мысли — которые, не исключено, от этого полного невнимания постепенно сами собой исчезли…), ни у кого это ни малейшего возмущения не вызывало — все воспринимали его благожелательно, благодаря картинкам, оранжевым тонам, переплетению теней, гулкому «интеллектуальному» тембру ведущего… А потом еще и говорили: «Да, это ход! Это правильно». Можно было бы и без звука пускать эти беседы, потому что все равно интересно — сидит Гордон, взрослеющий, симпатичный, чешет в ухе, гладит бороду. Это и есть мышление спиной или «затылочный субъект».

Однажды в ходе таких наблюдений я задался вопросом: если человек постмодерна (дивидуум) повернут ко всему спиной, на что же он смотрит? Куда обращено лицо человека постмодерна? И вдруг я с ужасом осознал — почти увидел — что у него нет никакого лица , вторая сторона у него тоже затылок.

Это постижение человека постмодерна, как состоящего из двух сросшихся затылков, меня поразило как молнией. Согласитесь, что в этом есть нечто угрожающее.

Из книги "Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли" (Евразийское движение, 2009).