|
|
Дело Денисова пьеса Время исполнения: 1 час 30 минут Действующие лица Сергей Шилович БОДКИН — учитель физики, мужчина 50 лет Марлен Венайлович КРАПИВКИН — учитель математики, 88 лет Зоря Львовна МАЛЫШЕВА — учительница химии, 55 лет Марина Анатольевна СЕРГЕЕВА — учительница истории, 45 лет Эльвира Анатольевна КУЗИНА — учительница черчения, 70 лет Азалия Егоровна ОПАРЫШЕВА — учительница русского и литературы, 55 лет, Леонид Германович ГРАНИН — учитель биологии, 55 лет Марк Сергеевич ГИЛЬДЕРБРАН — учитель физкультуры, 55 лет Лампада Ивановна ЛЯЛЬ — завуч средних классов, 50 лет майор ГОЛУБИНСКИЙ — майор, 35 лет ПАПА ДЕНИСОВА — 45 лет
Сцена 1 Комната завуча. ЛЯЛЬ сидит за столом, перед ней бумаги и открытая коробка конфет. Майор ГОЛУБИНСКИЙ стоит, опершись на стол. ГОЛУБИНСКИЙ Ну вы сами понимаете это самое. ЛЯЛЬ Я понимаю это самое. Хотя вообще-то вам бы это к директору. ГОЛУБИНСКИЙ Нет времени к директору, тётя. Сами понимаете, это дело простое. Я так думаю, что у вас других случаев не замечалось? ЛЯЛЬ Да нет, не дай те бог. ГОЛУБИНСКИЙ Если что, вы теперь понимаете, реагируйте уже сами. Договорились? ЛЯЛЬ (вздыхает) Конфет хотите? ГОЛУБИНСКИЙ Кого конфет, на службе я. (внимательно смотрит на Ляль) Чё эт им на заду-то не сидится, я не пойму. Вроде нормальный пацан. (качает головой) Стоит чё-то, орет, сам ни хера не понимает чё происходит. (ухмыляется) Жирный ещё, эти мне говорят, заколебались они его в двери пихать. Ладно, ну вы поняли, это самое, чтоб без того, собираете своих нянек, дядек, учителей и всё. Поскольку других случаев не было, значит школа у вас нормальная, все поймут. ЛЯЛЬ (неуверенно) Да-а. ГОЛУБИНСКИЙ Чё такое? Кто не поймет что ли? ЛЯЛЬ Да есть один учитель физкультуры, он как бы немного не того. ГОЛУБИНСКИЙ Чё не того? ЛЯЛЬ Да не знаю. Старая закалка, что-то такое. ГОЛУБИНСКИЙ (удивляется) Ну так и хорошо, что старая. ЛЯЛЬ Да нет, совсем старая закалка. ГОЛУБИНСКИЙ А... (кивает и садится) Понятно. (сидит и думает) Как зовут? ЛЯЛЬ Да Гильдербранд. ГОЛУБИНСКИЙ А ну ясно всё. (закатывает глаза) Ну а чё вы хотели, если Гильденблядь у вас физкультуру толкает. Директор у вас, кажется, без всяких там шлецелей-блецелей? ЛЯЛЬ Иван Васильевич-то? ГОЛУБИНСКИЙ Да, Иван Васильевич. ЛЯЛЬ (не понимает) Каких таких шлецелей? ГОЛУБИНСКИЙ (вставая) Ладно, надоело. Значит так. Раз у вас тут такие дела, чем мне потом мозги трахать три недели, лучше давайте зовите меня, когда всех соберете. Не бойтесь. Я просто посижу и послушаю, авось физкультурник ваш не рыпнется. ЛЯЛЬ Действительно, так посолидней будет. ГОЛУБИНСКИЙ Ну вот, значит, договорились. (смотрит на конфеты) Давайте конфет, дочке принесу. ЛЯЛЬ (судорожно втюхивая коробку) Да забирайте всю коробку, берите, берите. Сцена 2 Классная комната. Приглушенный тёплый свет. На задней парте сидит КРАПИВКИН. Это близорукий, хрупкий старик низкого роста. Голова его опущена, он дремлет. Так проходит некоторое время. Классная дверь открывается и заходит СЕРГЕЕВА. Она видит КРАПИВКИНА и улыбается.
СЕРГЕЕВА Здравствуйте, Марлен Венайлович. КРАПИВКИН медленно поднимает голову и открывает глаза. Видит СЕРГЕЕВУ и тепло ей улыбается. Медленно, с трудом начинает подниматься, чтобы поздороваться. СЕРГЕЕВА (опуская сумку на одну из парт) Сидите, сидите, ради бога. КРАПИВКИН (тихо, улыбаясь) Добрый вечер, Марина Анатольевна. СЕРГЕЕВА (усаживаясь) Что ж, кажется, никого ещё нет. КРАПИВКИН Подойдут. СЕРГЕЕВА Да уж наверное. Что это такое, интересно, за срочность. Я ещё не знаю, Марлен Венайлович, я у вас недавно — часто у вас тут всякие собрания? КРАПИВКИН (подумав) Сейчас чаще. Сергеева кивает. СЕРГЕЕВА (оборачиваясь к нему) Марлен Венайлович? КРАПИВКИН Да, Марина Анатольевна. СЕРГЕЕВА Я всё никак не могу приспособиться что-то. Я уже третью неделю в школе работаю, а всё равно каждый день как-то тревожно сюда идти. Как мне вести себя? КРАПИВКИН Да как же вести себя? По-человечески, обыкновенно. СЕРГЕЕВА Да? Вроде бы просто выходит. А прихожу в школу, и всё как-то мне странно становится. Неловко. КРАПИВКИН Чего же вы? Вы девушка умная. И добрая. Вам бояться нечего. СЕРГЕЕВА (оборачивается обратно, улыбается) Да ладно вам... КРАПИВКИН снова начинает дремать. Дверь открывается, входят ОПАРЫШЕВА и МАЛЫШЕВА, разговаривая на ходу. МАЛЫШЕВА ...и просидела я там три часа. ОПАРЫШЕВА Да ну ты что? МАЛЫШЕВА Ну и что ты думаешь? Ни привета, ни ответа. Заявление ваше не получали. Я говорю — Как не получали? Я семнадцатого, две недели назад отправляла. Не получали, ничего не знаем. ОПАРЫШЕВА Я сама всегда ношу... (замечая Сергееву) Здрассьте! (замечает Крапивкина) Тсс... Спит.
МАЛЫШЕВА Здрассьте, Марина... извините, не запомню никак. СЕРГЕЕВА (улыбаясь) Ничего, ничего. Марина Анатольевна! Здравствуйте. МАЛЫШЕВА Ну что скажете, как вам на новом месте? СЕРГЕЕВА (подумав и как бы не решаясь) Устаю очень... МАЛЫШЕВА Да, вот вы устаете, а мы двадцать лет уже работаем так, правда, Азалья? ОПАРЫШЕВА Ну так и ещё бы. Ничего, поустаёте и перестанете. Всё будет нормально. СЕРГЕЕВА Да, это наверняка. А чего нас всех собрали, вы не знаете? МАЛЫШЕВА Как же, знаем. Что-то такое про Денисова. Я ж у него классной, вот мне Лампада Ивановна и сказала — будем значит говорить про Денисова. СЕРГЕЕВА А что такое про Денисова? МАЛЫШЕВА А вот этого не знаю. Я так думаю — приду, мне и скажут, что такое. ОПАРЫШЕВА Говорят, там что-то такое было на площади у ДК. Полиция даже приезжала. МАЛЫШЕВА Да ну ты, глупости пороть. Какая полиция. ОПАРЫШЕВА Обыкновенная полиция. Мне Света говорила. Она же напротив живет! МАЛЫШЕВА Ну если полиция, то я не знаю... Вообще, конечно, много чести Денисову, чтобы мы все тут из-за него не ужинали. ОПАРЫШЕВА А я поужинала. МАЛЫШЕВА Ну а я не поужинала. Я ж во вторую смену. Только с огня, что называется, и на пароход. СЕРГЕЕВА А нам эти часы как-нибудь... оплатят? ОПАРЫШЕВА Не понимаю, чего? МАЛЫШЕВА За что оплатят? СЕРГЕЕВА Ну это собрание. Мы же на работе получаемся. МАЛЫШЕВА Получаемся на работе, но оплатят-то не оплатят. ОПАРЫШЕВА Я чего-то всё равно не понимаю. За что оплатят? МАЛЫШЕВА Да нечего понимать тут. За заседательства и собрания не платят. Мы учителя, а не заседатели. СЕРГЕЕВА (кивая) Это верно. А в контракте всё-таки... Входит БОДКИН бодрой походкой. БОДКИН Здравствуйте, доррогие дамы! И Марлен Венайлыч, привет! ДАМЫ Здравствуйте, здравствуйте. КРАПИВКИН, полупроснувшись, снова пытается медленно встать. БОДКИН подходит к нему и крепко жмет руку. КРАПИВКИН садится на место и засыпает. БОДКИН Ну чего-йт. Учиться, значит, никто не же-ла-ет! Я им и так, и сяк, и через силу, и через ускорение, а у них всё равно получается черт знает что. Говорю — результат действия силы на тело зависит от — раз! — её модуля, — два! — направления, — три! — точки приложения. Это что — не по-русски сказано или чего? Нет, он выходит к доске и говорит: (кривляясь) резултэээт дээйствия направлэээния зависит от тэээчки мэээдуля, направлэээния сиилы и так далее по алфавиту! Ухожу к чертовой матери после этого года! ОПАРЫШЕВА Сергей Шилович, вы каждый год так говорите, а всё не уходите! БОДКИН Ну потому что хочется хоть чему-нибудь-то научить засранцев перед уходом! Но ведь они мне не дадут такого удовольствия! Нет, но эта параллель, у меня за тридцать лет карррьеры такого не было! Они про меня на своих фэйсбуках пишут! Бодкин, пишут, поставил мне два за поведение в журнал по физике! А я не ставил! Я сказал, что поставлю, но не ставил! Вот ты делаешь одно, а получается тридцать одно! Конец, надоело.
МАЛЫШЕВА Ну чего вы горячитесь, тоже мне. Как будто другим-то легче. Видеть этих гавнюков уже не могу. Ни дисциплины, ни мозгов. Одни штаны, и те висят где-то на уровне, извините, колен. Все смеются (кроме спящего). Ну извините. Он ходит передо мной, трусами хвастаясь своими, а я чего должна? Так что вы не один тут, и не надо этого. Лето пройдет, вы отдохнете, успокоитесь. Там ещё один класс будет в сентябре. И нечего уходить. Если вам уходить, нам чего же — оставаться? Нет, давайте уж и вы оставайтесь. БОДКИН Ладно вам, тоже, затараторили! Чего мы тут вообще это? Уроков мало что ли? Чего мы это тут того? Я не жрал! МАЛЫШЕВА И я не кушала. ОПАРЫШЕВА А я кушала. БОДКИН Ну это нам, допустим, без интереса — кушали вы или нет, Азалия Егоровна. Я хотел бы знать, чёй-то мы тут делаем и кого, этсамое, дожидаемся? МАЛЫШЕВА Мой подопечный чего-то начудил. Денисов. БОДКИН Ну так и чего? Тут от каждого, кто начудил, если собираться, так от голоду помрешь! ОПАРЫШЕВА Да, видно, чего-то серьезное, если всех собирают.
БОДКИН Знаю я ваше серьезное! Лишь бы бумаги наизводить на три бумажных фабрики, вместо того, чтобы науку делать. МАЛЫШЕВА Ну науку, допустим, и вы не делаете. БОДКИН Я другого чего делаю, хотя и сил моих больше нет! (встает) Нет, если сейчас же эта женщина не войдет, я ухожу! Открывается дверь и входит ГРАНИН. ГРАНИН Чего вы кричите? Я, положим, не женщина, но вас с того конца коридора слышу. Вы взрослые люди или homo clamans? БОДКИН Хомо чего? ГРАНИН Homo clamans — человек кричащий. БОДКИН Я не человек кричащий, я Бодкин Сергей Шилыч. ГРАНИН Это я знаю. (протягивает руку) Здрасьте. (кланяется дамам) Здрасьте. ДАМЫ Здрасьте. ГРАНИН Профессор спит? Ну ладно, не будем тревожить... (ухмыляясь) ..послеобеденный сон фавна! ОПАРЫШЕВА А вы кушали уже? ГРАНИН Нет, ещё не пришлось. БОДКИН Да вот и нам тоже! ОПАРЫШЕВА (в сторону) Ну кому не пришлось, а кому пришлось... СЕРГЕЕВА (вставая и подходя к Гранину) Я недавно в школе. Мы, кажется, ещё не знакомы. Марина Анатольевна. ГРАНИН (жмет руку) Да, я вынужден был взять отпуск, мы поэтому и не пересеклись. Леонид Германович Гранин, учитель биологии. Вы что преподаете? СЕРГЕЕВА Историю в девятых классах. ГРАНИН А, так это вас на место Сергея Николаевича взяли, конечно. У него были там какие-то разногласия, кажется, с директором. МАЛЫШЕВА Из-за спецкурса... ГРАНИН Вот точно. Он придумал вести спецкурс про введение... куда там? МАЛЫШЕВА В политическую философию... ГРАНИН Вот именно. И надо сказать, пользовался большой популярностью! Так что вам нужно быть на уровне, Марина Анатольевна. СЕРГЕЕВА Как на уровне... Его же выгнали... ГРАНИН А ну да, действительно. На уровне в том смысле, что на уровне... не знаю как сказать. БОДКИН А по мне так хороший мужик был и всё! ГРАНИН Мужик-то хороший, да мужичество не профессия. Что он там не так преподавал, я не знаю. Но за что-то выгнали. БОДКИН А чего тут знать! Преподавать любой преподаватель может! А он был мужик хороший! ГРАНИН (отмахиваясь) Ну вы, друг, засели за своё, ей богу, когда не об том речь. Мужик, мужик. БОДКИН Я не хуже вас знаю, об чем речь! МАЛЫШЕВА (Сергеевой, тихо) Выпивали они вместе.
Пусть и выпивали! Но мы не только выпивали! (указывая на Сергееву, Малышевой) А вообще вы меня в каком виде выставляете перед новой коллегой! (Сергеевой) Вы не подумайте. Я его не очень знал, но он и выручить мог, а не одно только выпить. Дверь открывается. Входит ГИЛЬДЕРБРАНД. Вот! Марк, ты скажи? ГИЛЬДЕРБРАНД Привет. Чего скажи? (быстро кивает по сторонам) БОДКИН Скажи, Малинин был хороший мужик или нет? ГРАНИН Речь, если угодно, не о том... БОДКИН Об чем речь тут не важно! И не перебивайте. ГИЛЬДЕРБРАНД (хмуро) Ну да, ничего себе был. Жалко. БОДКИН Кому он только своей политэкономией... МАЛЫШЕВА Политической философией... БОДКИН Да, ей вот. ГИЛЬДЕРБРАНД Да чёрт его знает. Он мне сам хорошенько не может сказать. БОДКИН Да вы ж с ним приятели? ГИЛЬДЕРБРАНД Были приятели. Но я за ним не успеваю.
БОДКИН Как это? ГИЛЬДЕРБРАНД Да спился он. Тишина. БОДКИН Ну и чего? А теперь что? И почему были приятели? ГИЛЬДЕРБРАНД Потому что спиваются по одному, а не компаниями. (пауза) Мне всё-таки физкультуру вести надо, в конце концов. Семь классов на мне. Не могу я столько пить. А с ним теперь как иначе? (пауза) Раньше ничего ещё, когда он учил, и ещё этот спецкурс, это было другое дело. Вам, Марина Анатольевна, честь после такого преподавателя место занимать. У СЕРГЕЕВОЙ губы начинают трястись. Чуть не плачет. ОПАРЫШЕВА После какого такого? Пьяница и скандалист. Тоже честь. БОДКИН Мужик! ОПАРЫШЕВА Да уж не баба. (кивая в сторону Сергеевой) Вон, довели. ГИЛЬДЕРБРАНД Чем это он вам не угодил? ОПАРЫШЕВА Чем-чем. Какой он пример подавал? ГИЛЬДЕРБРАНД Он примеров не подавал. Но слушали его, открыв рты. Азалия Егоровна, вам как учителю литературы, стыдно не знать — в России талантливый человек чистеньким быть не может. (игриво) Кто это сказал, а? а? ОПАРЫШЕВА (сбитая с толку) Горький? Салтыков-Щедрин? ГИЛЬДЕРБРАНД Ну-ну, Салтыков-Щедрин. Ладно уж. Не позорьтесь. ОПАРЫШЕВА открывает рот. ГИЛЬДЕРБРАНД Говорю вам, вольно. Третьей попытки не надо. ГРАНИН Да-а, дружба да согласие у нас среди педагогов, ничего не скажешь. Как вам это нравится, Марина Анатольевна? Не передумали ещё? СЕРГЕЕВА Нет... Я только не думала, что может быть... честь... МАЛЫШЕВА Что это ещё такое значит, может быть честь? Дверь открывается. Входит КУЗИНА. Все с ней здороваются. КУЗИНА Ой, сколько народу! Кто-то, видать, помер? ГРАНИН Нет, Эльвира Анатольевна, кажется, все живы. КУЗИНА А чего мы тут тогда?
ОПАРЫШЕВА Да кто бы знал. Директор, главное, в отъезде. А без него всё равно ничего серьезного бы не решали. МАЛЫШЕВА Говорят чего-то про Денисова. КУЗИНА Про Денисова? Про Вову Денисова? МАЛЫШЕВА Про него. КУЗИНА А чего же это может быть? Умный, добрый мальчик. Это же он у вас в олимпиаде участвовал, Леонид Германович? ГРАНИН Чего участвовал, он на всероссийский уровень вышел в том году. Вот ездили. Вообще, если меня спросят, то таких ребят ещё поискать надо. Он во многих отношениях дальше меня ушел. Да, и мы с ним почти на правах коллег разговариваем. Сейчас, сами знаете, интернет. Я, конечно, тоже пользуюсь, но куда мне за ним. Мне вон по подписке приходят только, ну, самые крупные журналы, а он чего-то ищет всё время, и прибегает, рассказывает: «Вчера вон что открыли!». Вчера! Вы можете себе представить? А у него уже это всё в системе — обо всём узнает из первых рук. Я, если хотите, не понимаю, о чем тут может быть речь ещё. КУЗИНА Ну я ничего такого рассказать не могу, потому что... нет особенных олимпиад по черчению. Но вообще ничего, чертит. Болтун страшный, конечно, но не грубиян. СЕРГЕЕВА Ну а я вообще-то... (как бы не решается) Ладно, скажу! Меня вообще сегодня не приглашали. Я же, как новенькая, ещё в совете не состою. Но я пришла, потому что услышала, (кивает на Малышеву) вот от Зори Львовны, что про Денисова будет разговор. Я сейчас вижу, что он, видимо, что-то натворил. Но сначала я, если честно, думала, что тут какой-нибудь другой повод. Думала, может, награду какую-то получил. Это смешно, конечно, какую награду... Я в том смысле, что он меня очень радует, так радует! Он прочитал недавно какую-то новую книгу про Петра Первого. А у нас как раз урок был. И я поделила весь класс на две группы — одни должны были защищать Петра, а другие обвинять. А он подошел ко мне и спросил, можно ли ему быть между! Я говорю, что можно. Так он всё время спорил, доказывал, какая эта была сложная фигура, и ни с кем не соглашался — ни с теми, кто защищал, ни с теми, кто обвинял. У меня такого урока никогда не было. МАЛЫШЕВА Петр Первый прорубил окно в Европу. СЕРГЕЕВА Да, но не только... ОПАРЫШЕВА Я слышала ещё, что он трупы любил разделывать! МАЛЫШЕВА Азалья, помолчала бы, чем чепуху молоть, трупы! СЕРГЕЕВА Между прочим... МАЛЫШЕВА Вообще, у вас там, видимо, зараза какая-то на дискуссионные клубы среди историков. Сергей Николаевич дискутировал — со всеми — с ученикааами, с дирееектором, с инспееектором, с наами вот. Додискутировался до белой горячки. (Сергеевой) Вы, Марина Анатольевна, будьте осторожны. Глядишь, он мне класс расхлябает до состояния, так сказать... жижи какой-то. КУЗИНА Зря вы это, Зоря Львовна, дискуссия — нормальная вещь в демократическом обществе. МАЛЫШЕВА Эльвира Анатольевна, вы где-нибудь видели это демократическое общество? КУЗИНА Как! МАЛЫШЕВА Ну а как? В демократическом обществе каждый имеет право на мнение, правильно? Ну так а куда нам! Если такие молокососы, как Денисов, начнут свои мнения иметь, так нам с вами до Пасхи не досуществовать! У нас же тут не Ямайка. У нас если демократия будет, так сразу с отрубанием голов, не иначе! Нам сначала надо воспитать мнение у детей, а потом уж организовывать демократию, чтоб они это мнение свободно, так сказать, высказывали. И всем будет замечательно. И они мнение имеют, и мы чай пьем. На то мы и школа. ГИЛЬДЕРБРАНД Чтобы чай пить? МАЛЫШЕВА Чтобы мнения воспитывать! КУЗИНА Да, но у нас всё-таки Конституция! МАЛЫШЕВА Это хорошо, и я даже вас с этим поздравляю! ГРАНИН Ну что вы ссоритесь, дамы? Может быть, нас так только собрали. МАЛЫШЕВА Да что-то мне боязно. Сами знаете. Другие делай, а не доглядела в итоге я, потому что классный руководитель. Все молчат. СЕРГЕЕВА (смотрит в окно) О, снег пошел. ГИЛЬДЕРБРАНД (подходит к окну, задумчиво) Всё, никакого больше футбола. Мальчики меня до первого снега упрашивают в футбол играть. СЕРГЕЕВА А девочки? ГИЛЬДЕРБРАНД (заглядевшись на снег) А? СЕРГЕЕВА А девочки что? ГИЛЬДЕРБРАНД А девочки смотрят. Открывается дверь, и входит ЛЯЛЬ. Здоровается со всеми. Все здороваются с ней. ГИЛЬДЕРБРАНД разворачивается к ней, но остается стоять у окна. ЛЯЛЬ снимает пальто, кладет сумку, вынимает из неё какие-то бумаги и встает за учительскую кафедру. ЛЯЛЬ (делает вдох) Извините, я немного задержалась. Пробки в эту сторону. (раскладывая бумаги) Ну что ж. Думаю, можно начинать. Майор Голубинский немножко опоздает. Мы начнем без него, тем более что, говоря в общем, он будет только что-то вроде слушателя и, собственно, дело, которое вынесено на повестку, решать всё равно нам, потому что дело, собственно, откровенно внутреннее. Дело школьное. МАЛЫШЕВА Майор... Какой майор? ЛЯЛЬ Майор Голубинский. МАЛЫШЕВА Денисов убил что ли кого-то? ЛЯЛЬ Если бы Денисов кого убил, вы бы уже, наверное, знали. ОПАРЫШЕВА А зачем тогда майор? ЛЯЛЬ Майоров не только убийства интересуют. ГРАНИН Лампада Ивановна, вы нам чего-нибудь скажете или так и будете вокруг да около майоров ходить? ЛЯЛЬ Так вы же мне не даете сказать! (пауза) Иван Васильевич просил передать, что полностью доверяет мне ведение собрания — он уехал по делам, и вот его записка. (берет записку и читает) Я, Иван Васильевич Иванов, сим подтверждаю, что полностью доверяю Лампаде Ивановне Ляль ведение внепланового собрания педагогического совета школы от 16 октября. ГРАНИН (как бы про себя) Сим подтверждаю... чертовщина какая-то... сим-салавим...х-хе. ОПАРЫШЕВА (шушукает Малышевой) Чё эттон куда поехал? МАЛЫШЕВА (шушукает Опарышевой) Да жене, наверное, изменяет. ЛЯЛЬ Коллеги! Попрошу внимания! (пауза) Хотя дело, собственно, очевидное и, как говорится, о сём не может быть двух мнений, мне кажется, оно в своем роде показательно. Именно поэтому я желала бы всесторонне осветить сущность вопроса и, так сказать, подчеркнуть глубину падения, чтобы такого вообще больше в нашей школе пре-до-твра-тить! ОПАРЫШЕВА (бурчит) Что такое-то не пойму… ЛЯЛЬ Я полагаю, что для всех нас произошедшее неприемлемо. ЛЯЛЬ выдерживает паузу. Остальные переглядываются. (казенным тоном) Наша школа была основана на определенных принципах, и я хочу это подчеркнуть — на определенных принципах. А основана она была вместе с нашим городком, поэтому, можно так сказать, несет на себе бремя его истории. Крданов возводился буквально с нуля пятьдесят лет назад академиком Георгием Гварахиевичем Будкиным, с которым некоторые из наших старейших преподавателей... (кивает в сторону Кузиной, которая мягко улыбается в ответ) ...имели честь работать. Георгий Гварахиевич говорил на открытии школы, что здесь будет фабрика новой интеллигенции, культурная, так сказать, платформа, инкубатор знания и инженерная мастерская человеческих душ! Весь Крданов в общем и наша школа в частности — как скромный знаменосец на авангарде глобального проекта построения нового современного общества — своим скромным примером должны показать что значит бескомпромиссное служение благу строящегося общества и что значит — твёрдо стоять под грузом ответственности и суровым взглядом Большой Москвы. Наша школа была совершенно новым в прежних условиях форматом образовательного учреждения, и она оправдала надежды, которые на неё возложили отцы-основатели. За очень короткий срок она сменила свой проектный статус на эталонный, и методы, которые сперва воспринимали с опаской, стали образцом среднего образования по всей стране. Не так ли, Эльвира Анатольевна? КУЗИНА, очарованная речью, не сразу понимает, что к ней обращаются. КУЗИНА О да! О да! Методы действительно воспринимали с опаской… это совершенно так! Покойного Георгия Гварахиевича ну никак не принимали в парторганизациях с его сиреневым галстуком! Это совершенно так! Помнится мне, как-то школе уж было лет пятнадцать, покойный, дай ему бог здоровья, Георгий Гварахиевич, а мы с ним плыли на райкомовском теплоходике по Оби, это было празднование сорокалетия чего-то такого не помню, а он такой статный — белая шляяяпа, сиреневый гааалстук — и говорит мне, что вот, Эльвира Анатольевна, устал я, устал. Помню, глаза у него были очень такие, ну как это вам сказать...
МАЛЫШЕВА (переминаясь с одной ягодицы на другую) Начинается... БОДКИН (подрываясь с места, скалясь, громко) Чейта происходит, не понимаю! Открывается дверь и входит майор ГОЛУБИНСКИЙ. ГОЛУБИНСКИЙ Здрассьте все. ВСЕ Здрассьте. ГОЛУБИНСКИЙ А чего мужчина стоит? БОДКИН Насижусь еще! А покаместь я чейта не понимаю! ЛЯЛЬ (вытирая лоб платком) Садитесь, садитесь, Сергей Шилович. БОДКИН (садясь) Ну я, значит, сажусь, ладно. ЛЯЛЬ Это майор Голубинский. Он, как я уже упоминала, будет присутствовать на нашем собрании в качестве слушателя, так скажем, со стороны заинтересованной стороны. ГОЛУБИНСКИЙ (опуская свой портфель на свободную парту в первом ряду) Ну не надо мне, пожалуйста. Заинтересованная сторона тут вы, то есть, значит, школа. Моё дело тут только проследить, значит, чтобы ваши интересы, значит, не выходили за рамки ваших интересов и, эм, короче! Паренек — дурак. Это, кажется, понятно. Что пацан может знать в политике, если он, значит, ещё не знает, ну, всяких там интегральных… кто тут учитель физики?! БОДКИН (снова вскакивая) Я и есть! ГОЛУБИНСКИЙ Ну вот разве не так? Какая политика, если он ещё не знает интегральных всяких этих? Верно? КРАПИВКИН (тихо, медленно поднимая голову) Вынужден вас поправить. Интегральные уравнения составляют прерогативу науки математики. Все от неожиданности оборачиваются. МАЛЫШЕВА (тихо) Ну нате же. Явление Христа народу. ГОЛУБИНСКИЙ (Бодкину) Да садитесь, садитесь. КРАПИВКИН (глядя в колени) Если быть более точным… ГОЛУБИНСКИЙ Да ладно, точнее не надо. Короче! Пацан дурак, давайте совещайтесь, не будем тянуть, господа. (садится) МАЛЫШЕВА (Опарышевой, улыбаясь) Этот мужчина всё решит. ОПАРЫШЕВА улыбается в ответ и поправляет рукава на блузке. ЛЯЛЬ (прежним тоном) Мы как раз обсуждали тот немаловажный факт, что наша школа занимает особенное место в городской, так скажем, образовательной инфраструктуре и потому данный инцидент принимает, так сказать, особенный, так сказать… ГОЛУБИНСКИЙ А чё у вас такое в вашей школе? ЛЯЛЬ Видите ли, её Георгий Гварахиевич… ГОЛУБИНСКИЙ Георгий Гварахиевич... Да что-то такое знаю. Круткин или как его? ЛЯЛЬ (мягко) Будкин. ГОЛУБИНСКИЙ Ну и хорошо, что Георгий Гварахиевич, а ваша школа что? ЛЯЛЬ (горячо) А он нашу школу открывал и, так сказать, закладывал фундамент! ГОЛУБИНСКИЙ (кладя руку на сердце) Извините ради бога, Лампада Ивановна, но речь сейчас идет не о вашей школе, а об одном, извините, глисте, чтобы не сказать пиздюке, извините покорно. МАЛЫШЕВА, ОПАРЫШЕВА Ах! КУЗИНА (извиняюще улыбнувшись) Хо! Однако! ГРАНИН Извините! Такой язык неприемлем в стенах, и вообще я хотел бы услышать, в чём собственно! ГОЛУБИНСКИЙ (закатывая глаза) Ла-адно! Хотите о чести школы, валяйте, только давайте быстрее. Времени у меня нет. Всё, молчу! ЛЯЛЬ Так… Где это, значит, я остановилась… В общем! Что я хочу сказать... ЛЯЛЬ нерешительно обводит взглядом преподавателей, на секунду-другую задерживаясь на профиле майора Голубинского. Продолжает своим тоном, расставляя бессмысленные акценты. В нашей школе произошёл серьезный идеологический инцидент. Я имею в виду, что тем важнее остановиться на влиянии, которое могут иметь подобные инциденты на умы учащихся, тем важнее отметить всю их разрушительность, что школа наша в этом смысле — я хочу сказать в идеологическом смысле — всегда была, что называется, на авангарде, и такой она и должна оставаться! (пауза) Десятилетиями мы готовили и готовим детей к вхождению их во взрослую жизнь. И однако же, в последнее время отмечается некая своеобразная мода, которая — как это не отметить — носит на себе явный отпечаток за-пад-но-го влияния. Я говорю о так называемом пагубном панибратстве между учениками и учителями. Я не буду называть имен, но полагаю, те, кого это касается, сами, что называется, с усами. ГРАНИН [у актера, играющего Гранина, должны быть пышные усы] (вскакивая со стула) Ваших намеков не желаю понимать и выслушивать не намерен! ЛЯЛЬ А я и не намекаю, Леонид Германович. У вас учится моя дочь, и вы знаете, что я глубоко доверяю вам как учителю. ГРАНИН (потише) Ничего Надя, так-то ничего. Беспозвоночных должна пересдать на следующей неделе... ЛЯЛЬ Ну раз уж вы вызвались, Леонид Германович... (Гранин разводит руками, не понимая, куда он вызвался) ...то вот скажите мне, пожалуйста. Вова Денисов, о котором, собственно, сегодня и речь, он, кажется, ничего так, хорошо учится по биологии? ГРАНИН Если вы в связи с Надей, то я это так! Он, конечно, беспозвоночных сдал, но это со всяким бывает. ЛЯЛЬ Нет, Леонид Германович, я это не в связи с Надей, а в связи с Вовой и его поведением. ГРАНИН Ну так и что Вова? ЛЯЛЬ Как у него с биологией? ГРАНИН (кивая) Образцовый ученик, один из лучших у меня. ЛЯЛЬ Вы с ним остаетесь иногда после уроков в вашем кабинете, не так ли, Леонид Германович? ГРАНИН Так ли, Лампада Ивановна. ЛЯЛЬ И что вы с ним там делаете? ГРАНИН Как это прикажете понимать? ЛЯЛЬ Ну что вы там делаете? ГРАНИН А что это, собственно, происходит, допрос?! ЛЯЛЬ Нет, Леонид Германович. Я объясню. Дело в том, что Денисов не особенно открытый мальчик, и мне кажется, если кто и может помочь нам разобраться, так сказать, в мотивах его поступков, в их, так сказать, внутренней логике, то это вы. Поэтому я и спрашиваю, что вы с ним делаете в своем кабинете после уроков. ГРАНИН Чай пьем. ЛЯЛЬ Чай пьёте. ГРАНИН Так и есть. Чай у меня всегда на выбор чёрный и ромашковый. Денисов выбирает ромашковый, если вам это что-нибудь говорит о его внутренней логике и так далее. Х-хе! ЛЯЛЬ А за чаем вы о чем говорите? ГРАНИН Главным образом о метаболизме двурезцовых сумчатых. ЛЯЛЬ Что это? ГРАНИН Да он чего-то такое прочитал в интернете и захотел одомашнить вомбата. А я ему говорю, что не очень это сподручно. Сидим и спорим. У него, если вы не знали, дома уже целый питомник. ГОЛУБИНСКИЙ (спокойно и твердо) Так, уважаемый, это всё очень интересно, только нам это не очень интересно. Скажите, чё-нить такое он про политику говорил?
Майор, меня спросили, что мы с Денисовым делаем — я сказал, что мы с ним делаем. Что будет интересно, я не обещал. ГОЛУБИНСКИЙ Отвечайте на вопрос. ГРАНИН Отвечаю — о политике Денисов говорил чё-то такое. ГОЛУБИНСКИЙ Какие-то имена? Кто-нибудь, может, был для него авторитетом в этих делах в школе? Кто-нибудь из старшеклассников? ГРАНИН Не знаю, меня это мало интересует. Говорит — пусть себе. Я не очень слушаю. ГОЛУБИНСКИЙ Ну здасьте, приехали. Про сумчатых вы слушаете, а когда ученик экстремистские идеи вам под нос толкает, то вы не слушаете? ГРАНИН Извините! Никаких экстремистских идей он мне, как вы выразились, под нос не толкает. ГОЛУБИНСКИЙ Откуда ж вам знать, если вы не слушаете? ГРАНИН Ну знаете, я ещё могу болтовню подростка от экстремистских идей отличить. Говорю вам — самое радикальное, что этот пацан мне предлагал — это одомашнить вомбата. ГОЛУБИНСКИЙ Так я вам скажу, Леонид… как вас по батюшке? ГРАНИН Германович. ГОЛУБИНСКИЙ Так вот я вам скажу, Леонид Германович, что ваш новоиспеченный зоофил умеет выходить на улицу и кричать, что ему наш президент надоел… ГРАНИН (отмахивается) Да что вы такое говорите, не может быть. ГОЛУБИНСКИЙ …и что правительство прогнило изнутри. ГРАНИН Да не дай Бог. ГОЛУБИНСКИЙ оборачивается к ЛЯЛЬ и пожимает плечами. ГОЛУБИНСКИЙ Ладно, продолжайте. ЛЯЛЬ Как видите, противоправные настроения растут в нашей школе в тайне, так сказать, под партой. Что только лишний раз свидетельствует о преступных мотивировках, стоящих за этими настроениями. Я вас спрашиваю — разве человек, борющийся за правое дело, будет скрывать это? Нет! только темные дела делаются втихомолку, чтобы застать общество врасплох. Как мы были удивлены выходкой Денисова, помните? А почему? А потому что потеряли бдительность, расслабились и вообще, в этом смысле, перестали блюсти, так сказать, нравственную гигиену в стенах наших классов. Не нужно, пожалуйста, забывать, что живем мы, конечно, в век либеральный и теперь уже даже почти и не сажают за всякие высказывания, но тем важнее роль школы и нас как преподавателей — не допустить детской расхлябанности взглядов и всякого подобного беспорядка в голове. (пауза) Чтобы не получилось потом, что они нас, а не мы их воспитываем, как в том анекдоте, знаете? Мальчик говорит папе «Папа, а знаешь, что такое секс?». Папа смущается, но объясняет. А мальчик ему говорит «Ну и дурак ты, папа. Секс — это шесть, а севен — это семь». Тут все, кроме спящего КРАПИВКИНА, начинают очень громко, неестественно громко смеяться, прямо надрывать животики. Потом вдруг все прекращают смеяться и КУЗИНА как ни в чем не бывало, спокойно произносит свою следующую реплику. КУЗИНА Извините, вот вы говорите, что мы были удивлены выходкой Денисова. Да какая выходка, я что, одна не понимаю? Все начинают разом говорить, в том смысле, что и они не понимают. ЛЯЛЬ Уверяю вас, уверяю вас! Какая бы выходка ни была, мы все ей были очень удивлены! (тяжело вздыхает) Я не знаю... не знаю, как и подойти к этой проблеме. (обращаясь к Малышевой) Зоря Львовна, вы классная руководительница девятого «Б», в котором учится Денисов. Вам есть что сказать? МАЛЫШЕВА краснеет, глаза её бегают. МАЛЫШЕВА Я думаю, что Денисова нужно выгнать из школы! Выгнать из школы! (орет) ВЫГНАТЬ ИЗ ШКОЛЫ! ГОЛУБИНСКИЙ широко кивает головой и разводит руками, как бы говоря Вот это уже другое дело. СЕРГЕЕВА непонимающе оглядывает МАЛЫШЕВУ. ЛЯЛЬ Ну это ладно, значит, но стулья всё-таки, как говорится... МАЛЫШЕВА (тараторит) Я не знаю что это там такое он сделал и сказал но могу сказать что и без того я подозревала о том что он может что-нибудь такое сделать и сказать и вообще даже не столько сказать сколько сделать что в его случае только усугубительно и в общем и целом характеризую его так: он в нашем классе что называется чёрный гусь и не могу сказать что я им довольна по части химии много дерзит. БОДКИН (подскакивая) Извините, я протестую! ГОЛУБИНСКИЙ Заткнитесь. БОДКИН садится. ЛЯЛЬ Я так понимаю, что Денисов выражал к вам неуважение? МАЛЫШЕВА Ещё бы! Во всех отношениях видно, что парень без воспитания. ЛЯЛЬ Как выражается неуважение? МАЛЫШЕВА (загибая пальцы) Болтает на уроооке, не заполняет дневнииик, неряшливая тетраааадь, ходит в майке «Здесь вам не Москвааа»... ЛЯЛЬ Это не совсем то, что нас интересует. Были серьезные конфликты? МАЛЫШЕВА (задумавшись) Вот недавно было одно! Пишу химическую формулу на доске. Говорит мне — Зоря Львовна! У вас ошибка! Ну а я ему — ах ты нахал, ах ты бурнус, сиди и молчи! Он ещё осмелился меня потом спрашивать, почему он бурнус. ГРАНИН А действительно, почему? Бурнус, если мне не изменяет... МАЛЫШЕВА Ну действительно, почему он это, а не то! Это, мой милый, называется экспрессивная речь! Я ему хотела показать низость его падения! Вот и сказала что-то такое хлёсткое — бурнус! Чего тут не понятного! ГРАНИН Да, но... (Ляль машет руками в его сторону) МАЛЫШЕВА Ну или вот ещё. Сидит и болтает, сидит и болтает, ну с Жуковым, соседом своим. Мешает мне ужасно, но я ничего — веду урок. Проявляю такт, что называется. А они всё шепчутся и шепчутся. Ну а я ничего. Веду урок. А потом встает Печугин со своего места… ЛЯЛЬ (Голубинскому) Сын Игоря Игоревича... МАЛЫШЕВА (улыбаясь) Встает Печугин со своего места, встает, высоокий, мускулииистый, оборачивается, идет к их парте, останавливается и говорит: не закроете рты — набью вам ебала — тебе и тебе. Это он Жукову и Денисову. Те замолчали. ЛЯЛЬ Это не... МАЛЫШЕВА У меня прямо спина выпрямилась! Приятно стало — растет мужчина. ГИЛЬДЕРБРАНД Зорь, ты чего с горбатой спиной преподаешь, я не понимаю? ГОЛУБИНСКИЙ резко поворачивается на голос. ГИЛЬДЕРБРАНД стоит у окна скрестив руки. ЛЯЛЬ Извините, Марк Сергеевич! ГИЛЬДЕРБРАНД Извиняю! (Малышевой) Зоря, ты давай выбирай — ты девочка или учитель? (передразнивая) Растёт мужчина! Ты прямо и потекла! Пацан у тебя в классе кулаками машет, а у тебя спина распрямляется! ЛЯЛЬ Марк Се…
ГИЛЬДЕРБРАНД Погодите с Марком Сергеевичем, Лампада Ивановна. Я, конечно, Марк Сергеевич, а ещё у меня завтра первый урок у пятого «А». Время позднее. Час вы тут уже сидите чего-то такое, но кроме того, что парень хочет вомбата и не заполняет дневник, я ниче не понял. Кого он там сделал вообще? МАЛЫШЕВА на грани нервной истерики. ОПАРЫШЕВА легонько похлопывает её по плечу. ГОЛУБИНСКИЙ чешет затылок, с любопытством наблюдая. ЛЯЛЬ Марк Сергеевич. Денисов, дабы вам было известно, участвовал в оппозиционной манифестации с провокационными лозунгами. ГИЛЬДЕРБРАНД Ну ясно. И что — кажется, никто не умер? Тишина. Это, я так понимаю, была манифестация Вовы Денисова и армии клуба юных натуралистов? Откуда сыр-бор? ЛЯЛЬ Если бы всё было так просто, Марк Сергеевич, мы бы здесь не сидели. И вот не надо здесь иронизировать. Дело серьезное. Акция была организована не школьниками, а специалистами-провокаторами и что немаловажно, есть основания предполагать западный заказ… ГИЛЬДЕРБРАНД Заказ на что? На выступление школьников в городе Крданове? ОПАРЫШЕВА И революция начиналась с выступления школьников!
ГОЛУБИНСКИЙ (вставая) Так, всё. Марк Сергееви-и-ч Гильб…Гильд… ГИЛЬДЕРБРАНД Гиль-дер-бранд. ГОЛУБИНСКИЙ Марк Сергеич! Вы что хотите сказать? ГИЛЬДЕРБРАНД (разводя руками) Это я вас должен спросить, что вы хотите сказать, потому что я ничего не понимаю. Сделали из Денисова черт знает что. Из школы выгонять чего-то такое. ГОЛУБИНСКИЙ долго смотрит в упор на ГИЛЬДЕРБРАНДА, потом разворачивается, поднимает свой портфель и достает из него блокнот и ручку. ОПАРЫШЕВА (продолжая утешать Малышеву) Постыдились бы на женщину нападать. ГИЛЬДЕРБРАНД (наклоняясь вперед) Извини, Зоря, я, правда, не хотел, но что же ты такая дура. МАЛЫШЕВА ревет. ГОЛУБИНСКИЙ Замолчите, женщина! МАЛЫШЕВА замолкает. (с ручкой над блокнотом) Место проживания? Ответа нет. ГОЛУБИНСКИЙ поднимает глаза от блокнота и смотрит на ГИЛЬДЕРБРАНДА. ГИЛЬДЕРБРАНД Чего? При чем тут место проживания? ГОЛУБИНСКИЙ (повернувшись к Ляль) Место проживания?
ЛЯЛЬ судорожно открывает какой-то журнал и начинает листать страницы. ГИЛЬДЕРБРАНД (подавшись телом вперед) Че происходит? ЛЯЛЬ (тараторит) Улица Кропоткина двадцать пять квартира сорок четыре. ГОЛУБИНСКИЙ (записывая) Улица Кропоткина... ГИЛЬДЕРБРАНД (берет со стула пиджак и надевает) Ладно, понятно. Идите в жопу. (выходит из класса) ГОЛУБИНСКИЙ надевает на ручку колпачок и откладывает блокнот в сторону. Потом подходит к ГРАНИНУ. ГОЛУБИНСКИЙ Вот вы скажите мне, мы разве уже не обсудили, в чем обвиняется Денисов? ГРАНИН Получается, что как бы и обсудили. ГОЛУБИНСКИЙ Да? Вы ещё всё никак не верили и руками махали. (продолжая ходить между партами) Значит, обсудили. Сколько же тогда нам ещё здесь время терять и повторять, и повторять одно и то же, вы мне скажите? Значит так... БОДКИН (подрываясь) Если Денисов не знает интегралов, то я берусь подтянуть подростка! Сложная тема этсамое и да!
ГОЛУБИНСКИЙ медленным шагом огибает ряд парт, подходит к БОДКИНУ и кладет ему руку на плечо. ГОЛУБИНСКИЙ Какие интегралы, папа? БОДКИН Такие, в которых его обвиняют! Сказали — не знает интегралов — не может разбираться в политике! Я говорю — верно! Будем разбираться в интегралах! Как же он их выучит, так сказать, если мы его из школы того! ГОЛУБИНСКИЙ (прямо глядя в глаза Бодкину) Садитесь давайте. БОДКИН не двигается. Пауза. БОДКИН А руку-то с плеча убери. Оба не двигаются и смотрят друг на друга. Долгая пауза. Все застывают на месте. ГОЛОС ЗА КАДРОМ (блаженный, как в рекламе) Так они и встали. Наступил один из тех моментов, когда двое мужчин, а вокруг много женщин. И вот оба стоят в каком-нибудь нелепом положении, вроде руки одного на плече другого, и не движутся, потому что получится как-то не по-мужски. В такие моменты неподвижность — самая мужская поза. И вот один стоит с рукой на плече другого, пялится ему в глаза, как бы говоря... БОДКИН Я здесь стою и не могу иначе! ГОЛОС ЗА КАДРОМ А другой стоит и пялится ему обратно в глаза, как бы говоря... ГОЛУБИНСКИЙ Ну это мы ещё посмотрим. ГОЛОС ЗА КАДРОМ И каждый ждет, что другой его спровоцирует, и никто никого не провоцирует, и вот они стоят, как два идиота, дальше. КУЗИНА (подняв брови в удивлении) Господа, ну что же это такое? ГОЛОС ЗА КАДРОМ Как по сигналу, одновременно, Бодкин движением тела сделал вид, что стряхивает руку майора со своего плеча, а майор сделал вид, что небрежно и как бы делая одолжение, убирает свою руку с плеча Бодкина. БОДКИН и ГОЛУБИНСКИЙ делают, как сказано. ЛЯЛЬ Друзья! Давайте вернемся, так сказать, в русло нашего рассуждения. Не будем торопить события, а обстоятельно изложим ситуацию, и тогда, я уверена, последние сомнения исчезнут, и мы без лишних нервов решим вопрос. (пауза) Денисов не только участвовал в манифестациях, но, как мы узнали от Леонида Германовича, вел разговоры о политике в школе! Спрашивается — зачем? Как верно заметил майор, ребенок ещё не знает интегральных уравнений, а уже чего-то пытается совершать на ниве агитации. Вывод тут один — Денисов попал под влияние провокаторов. СЕРГЕЕВА Лампада Ивановна, а может быть он не виноват, что попал под это влияние? ЛЯЛЬ Как не виноват? СЕРГЕЕВА Ну вот вы же сами говорите, что ему возраст ещё не позволяет во всём таком разбираться. Так разве он может быть виноват, если не разбирается? ЛЯЛЬ Ну а как же по-другому? Его дело — не в том, чтобы разбираться, его дело — не вмешиваться. Посудите сами, он услышал что-то такое провокационное, и вместо того чтобы сказать Оооой нетушки, этого нам не надо, он взял и бросился с головой в омут. СЕРГЕЕВА Лампада Сергеевна, ну так а что же ему делать, если он не разбирается — как надо или как не надо? как понять — хорошо это или не хорошо? ЛЯЛЬ А родители ему на что? У ребенка голова — это родители. Нужно сказать, правда, что у Денисова и в этом отношении не всё благополучно. Родители разведены, сами понимаете. Отец у него какой-то, значит, киномеханик, и взгляды свои он уже вполне обнаружил, когда шла речь о том, чтобы скидываться на ремонт кабинета директора. СЕРГЕЕВА Не встречала его отца. ЛЯЛЬ Ну так я вам расскажу. Был, значит, на повестке вопрос — ремонтировать кабинет Ивана Васильевича. Ну и, конечно, решили, что каждый из родителей скинет, значит, в классный фонд по мере возможностей и не меньше пяти тысяч рублей. Ну и, значит, папа Денисова платить не стал. МАЛЫШЕВА Прекрасно помню! Говорит Почему я должен ремонтировать кабинет директора. ЛЯЛЬ Ну ничего, мы и без него обошлись. Но это так, Марина Анатольевна, чтобы вам показать, откуда ноги растут. Ребенок живет с отцом. Семья неполная. Дома вполне возможно, что и вакханалии с утра и до полуночи. Кто знает? Так к кому же ему обращаться за советом? А? (пауза) А я уже сказала, к кому! К школе! Мы — мы или никто. Если мы не спасем это поколение, погибающее перед нашими глазами, растущее под лозунгом «Ни себе ни другим», то что же получится? А получится то, что получилось — Денисов получится. ГОЛУБИНСКИЙ Лампада Ивановна, если можно, давайте это, ну... ЛЯЛЬ Да, да. Значит, о чем это я говорила. А, ну так всё это я отвечала на ваш вопрос, Марина Анатольевна. СЕРГЕЕВА Извините, Лампада Ивановна, но я всё-таки не совсем понимаю. ЛЯЛЬ Чего вы не понимаете? СЕРГЕЕВА Вот вы говорите — мальчик не смог отличить, что хорошо от того, что плохо. ЛЯЛЬ Ну да.
СЕРГЕЕВА Не смог, потому что дома ему не подсказали. Живет с отцом, а отец у него такой, что не может быть моральным ориентиром. ЛЯЛЬ Именно так. СЕРГЕЕВА И вы говорите, что тем важнее роль школы. Я это понимаю. Школа это действительно для ребенка второй дом. Значит, мы должны его не только учить наукам, но и разуму. ЛЯЛЬ И я то же самое говорю. СЕРГЕЕВА И теперь вы предлагаете выгнать его из школы. Тишина. ЛЯЛЬ Ну да. Предлагаю. СЕРГЕЕВА Как же так получается? ЛЯЛЬ Что как получается? СЕРГЕЕВА Ну вот то, о чем я говорила. ЛЯЛЬ Вы всё правильно говорили, правильно. Нужно воспитывать новое поколение. А не чтоб оно нас воспитывало. Знаете, как в том анекдоте... СЕРГЕЕВА Ну так разве в таком случае мы не несем отчасти ответственность за то, что сделал Денисов?
ЛЯЛЬ Ну этого ещё не хватало! (с иронической улыбкой) Дорогая Марина Анатольевна. Вы у нас в школе недавно, поэтому вам простительны такие странные слова. Я вам объясню. Вот вы любите кушать йогурты? СЕРГЕЕВА Не люблю. Всю следующую аргументацию ЛЯЛЬ ведет с серьезным видом. ЛЯЛЬ Ну, допустим, любите. Это нам не принципиально. И вот вы, наверное, допустим, их храните в холодильнике, чтобы они не скисали. СЕРГЕЕВА Не храню, поскольку йогуртов не ем. ЛЯЛЬ (лукаво смеясь) Какая упорная! Ладно. А сыры любите? МАЛЫШЕВА Хосспади, да что же я, совсем из ума выживаю? Ничего не пойму, сыры, йогурты. ЛЯЛЬ (не обращая внимание) Ну так любите сыры-то? СЕРГЕЕВА Ага, люблю. ЛЯЛЬ Ну и вот чтобы они не испортились, вы их, наверное, кладете в холодильник. Заботитесь, значит, о том, чтобы они были вкусные и не прокисли? СЕРГЕЕВА Да, кладу. ЛЯЛЬ Но вот представьте, что у вас холодильник сломался, или подсунули вам просроченные сыры в магазине, и вот вы положили их в холодильник, а они всё равно прокисли. СЕРГЕЕВА Ну. ЛЯЛЬ Что, будете вы их есть после этого? СЕРГЕЕВА Не буду. ЛЯЛЬ (с улыбкой) Или, может быть, оставите их дальше в холодильнике стоять, надеясь, что им полегчает? Все, кроме погруженного в себя КРАПИВКИНА и смущенной СЕРГЕЕВОЙ, смеются, преувеличенно громко и глупо, вот так: га-га-га. СЕРГЕЕВА (улыбаясь) Да, действительно! Об этом я не подумала! ОПАРЫШЕВА (сквозь смех) Ай не могу. (смеется дальше) ГОЛУБИНСКИЙ (когда все досмеялись) Господа, давайте тогда голосовать и пойдем по домам. КУЗИНА (проснувшись) Голосовать? За что голосовать? ГОЛУБИНСКИЙ За исключение Денисова из школы, за что же ещё? КУЗИНА (вставая) За исключение! Голосовать! Не понимаю. ГОЛУБИНСКИЙ Чего вы не понимаете? Мы битый час об этом говорим. КУЗИНА А чего он сделал? ГОЛУБИНСКИЙ Выступал на манифестации он. КУЗИНА О Господи! Это дитя, невинное дитя, которое оступилось. Видит Бог, я не понимаю, что он сделал, но только не голосовать! Только не голосовать! ГОЛУБИНСКИЙ Почему это только не голосовать? КУЗИНА О-о-о, нет, наголосовалась я в свое время! Нет, бросим эти пережитки советского прошлого! Покойный Георгий Гвахариевич не зря носил сиреневый галстук. Никакой бездушной казенщины в этих стенах, никакой халтуры и пустого крючкотворства, говорил он как-то, когда мы с ним на теплоходике... ЛЯЛЬ Дорогая Эльвира Анатольевна... КУЗИНА Нет, подождите. Я вижу, к чему это идет. Исключение из комсомола — то-то и оно. То же самое. А? Идеологически вредный элемент. Так вот именно и ломали молодые жизни, в которых, может быть, только нарождается всё светлое и прогрессивное! Всё, что потом, может быть, прославит нашу школу. А вы — выгонять? СЕРГЕЕВА (задумчиво) Я вас понимаю, Эльвира Анатольевна. Я тоже так думала. Но, видите ли, тут, как я понимаю теперь, голосование совсем другое, не такое как раньше было. КУЗИНА Да? А чего оно другое? СЕРГЕЕВА Ну вот мы с вами разве в комсомоле состоим? КУЗИНА Нет. СЕРГЕЕВА И вообще мы нигде вместе не состоим, а значит ни как ячейка, ни как класс никого давить, гнобить путем голосования не можем. КУЗИНА Вы считаете? СЕРГЕЕВА Да, я так считаю. Поэтому, если мы голосуем, то голосуем как разумные люди. Вот вспомните, и раньше, до Советского Союза ведь жизнь была. И там голосовали. На вече, например. КУЗИНА Ага, было на вече. СЕРГЕЕВА Собирались большим сообществом и решали по-братски всё, в демократическую сторону. КУЗИНА Да, и у нас должна быть демократия! СЕРГЕЕВА Ну вот а голосование — это ведь главный инструмент демократии. Вам любой демократ подтвердит! Потому что демократия — это не власть комсомола, а власть большинства! КУЗИНА То есть народа! СЕРГЕЕВА Да, народа. КУЗИНА (увлекаясь) Ну хорошо... Ну и чего?.. Ну а Денисов-то чего? СЕРГЕЕВА А Денисов выступает с манифестациями. Помните манифест 17 октября? КУЗИНА Конечно! СЕРГЕЕВА С него-то всё и началось, верно? Союзы, комсомолы... (указывая на белую розу в шляпе у Кузиной) ...никаких вам ни белых роз, ни сиреневых галстуков... КУЗИНА Да, и кровожадное смертоубийство великомученика Николая второго. СЕРГЕЕВА И кровожадное смертоубийство Николая второго и его бедных детей. КУЗИНА О Господи... СЕРГЕЕВА Ну так если я правильно понимаю, то Денисов вот за такое и выступает, потому что на манифестациях.
КУЗИНА Да неужели? Этот воспитанный юноша? СЕРГЕЕВА Ну а как же. Манифестация — манифест. Дважды два четыре. КУЗИНА Действительно получается так. МАЛЫШЕВА А то, что он воспитанный, так это ещё полбеды. Сегодня он вам «Здравствуйте Эльвира Анатольевна», а завтра он вас, например, на кол. КУЗИНА Это такое может быть... СЕРГЕЕВА Да, и мы как демократическая общественность должны законом большинства в рамках нашего учреждения и данных нам законом процедур попытаться что-нибудь сделать, так сказано в нашей Конституции! КУЗИНА Конечно... Но а как же христианское милосердие? СЕРГЕЕВА А разве не будет милосердным исключить Денисова из рядов наших, указать ему на путь к истине? КУЗИНА Не знаю... Не знаю... СЕРГЕЕВА (вставая и надвигаясь на Кузину, говорит очень спокойным монотонным тоном) Неверные, изыдите! Не так разве говорит закон милосердия? Се, оставляется вам дом ваш пуст. Noli me tangere! Вспомните, где мы находимся. Разве тело не нужно держать в чистоте? Разве дом этот, построенный усилиями либеральнейшего из людей, Георгия Гварахиевича, не подобен такому телу, которое нужно держать в чистоте? Разве не надо и заслужить возможность учиться в этой школе — прикасаться к этому телу? Выгоняя Денисова, мы оказываем ему услугу, мы говорим ему: да, грешен! грешен! но не всё потеряно... для грешника... и двери в школу... всегда... и для всех... приоткрыты. Последние слова СЕРГЕЕВА произносит задыхаясь, из последних сил, затем опускается на стул, опускает голову на ладонь и смотрит пустым взглядом перед собой. Длится долгое всеобщее молчание. КУЗИНА Да, ты права, моя милая, теперь вижу, что права. Я просто за годы перестройки уже так привыкла вставать в позу, стоит только услышать некоторые слова. Сталин! Голосовать! Комсомол! То же и со словом Советы! Приключилась даже со мной по этому поводу забавная история. Сосед, Николай Степанович, говорит мне — Эльвирочка, позволь мне дать тебе СОВЕТ. А я как взбрыкнусь — Пошел к черрртовой матери, прихвостень социализма! Все, кроме погруженного в себя КРАПИВКИНА, смеются. ОПАРЫШЕВА (досмеявшись) Это всё хорошо, но, я, если угодно, против. ЛЯЛЬ Уверяю вас, Азалия Егоровна, что никому здесь это не угодно. ОПАРЫШЕВА А я в том смысле, что если выгонять Денисова значит голосовать против советской власти, то я его выгонять не буду. Я в КПСС состою с восьмидесятого года.
ГОЛУБИНСКИЙ Так, извините! Советская власть тут не при чем. ОПАРЫШЕВА Каким это образом не при чем, майор? Только о ней тут звону и было! ГОЛУБИНСКИЙ Да когда? ОПАРЫШЕВА Да вот сейчас! КУЗИНА И совершенно верно! О ней и было! О развратной Советской власти! И если не об ней, то я ничего не поняла и беру свои слова назад — и за исключение Денисова голосовать тоже не буду. ГОЛУБИНСКИЙ (в сторону) Ну вашу же мать! ЛЯЛЬ Друзья, уверяю вас, что тут произошло какое-то недоразумение. ГРАНИН Да уж не иначе! Денисов у вас получился сначала слишком молодой, чтоб о политике кумекать, а потом вдруг, на-те, и представительствует за Советскую власть! БОДКИН Согласен! Он, может, и не знает, что такое КПСС! ГОЛУБИНСКИЙ (Ляль, пока другие между собой неразборчиво спорят) Знаете, что. Если этот балаган не закончится, я всю вашу бестолковую шайку на пенсию спроважу, а школу вашу дорогую подожгу.
ЛЯЛЬ (Голубинскому) Не кипятитесь, пожалуйста, всё исправим. ГОЛУБИНСКИЙ (Ляль) Имейте в виду. Я не железный. ЛЯЛЬ Господа, принципиально тут не ЗА что выступает Денисов, а ПРОТИВ чего. Все понижают тон. Я прошу вашего внимания. Все замолкают. (казенным тоном) Денисов своим антипатриотическим, антиобщественным жестом выступил в первую очередь против главного блага, которое мы имеем сегодня и которое досталось нам такими усилиями, через такие перестроечные тернии. Я говорю о том, что Денисов, в первую очередь, выступает против стабильности. Тишина. Где было видано раньше, чтобы мы, простые работники, педагоги, сидели и цивилизованно обсуждали вопросы общественного порядка с, так сказать... (кивнув в сторону Голубинского) с представителем закона? Где, я спрашиваю, такое было видано? Это ли не прогресс? Это ли не стабильность? ОПАРЫШЕВА, МАЛЫШЕВА, БОДКИН, КУЗИНА, СЕРГЕЕВА Верно/Это верно/Да, это правда. ЛЯЛЬ Денисов сделал жест не только антипатриотический, но и типично детский. Он поступил, как человек, не имеющий представления о понятии ответственности. Я говорю об ответственности за свои слова. Ещё не достигнув возраста, в котором он мог бы в полной мере ощутить на себе те свободы, о которых его деды и не мечтали — свободы учиться в любом из вузов, свободы ездить за границу, свободы завести собственный бизнес — ещё не потрогав всего этого, он полагает, однако, себя вправе высказывать мнение об устройстве общества. Ещё не сделав и мизерного вклада во благо России, он уже пытается уничтожить те блага, которые были отвоеваны его родителями. Когда весь западный мир давился смехом, пророчествуя, что Россия потонет в омуте девяностых годов, когда отец Денисова давился в автобусах, а мать — в километровых очередях в гастрономы — где был Ваня Денисов? А нигде он не был. И вместо того, чтобы жить и радоваться, учиться, творить и делать какое-нибудь благое дело, он хочет снова стянуть нас в этот омут ложного либерализма, дутые ценности которого уже достаточно показали себя и всем нам давно известны. (пауза) Денисов подоспел на готовенькое. Не научившись еще терпению, он захотел всего и сразу. Нужно понимать, что когда он говорит, что он восстает против коррупции, бюрократии, насилия и так далее, он восстает не против абстрактных этих пороков, которые, конечно, предосудительны, но против конкретной власти, на которой Россия, тьфу-тьфу-тьфу, впервые за многие годы держится крепко и стойко на международной арене. Он восстал против нашего благополучия, против людей, которые десятилетиями своей жизни терпели и ждали этого благополучия. Как он может понять это? Десятилетие! Вся его полу-сознательная жизнь укладывается в одно десятилетие! (кивки и бурчания одобрения) Наивный поступок Денисова, конечно, революции не сделает. Но вам, как учителям, прекрасно известно, что форменный беспорядок начинается с мелкого безобразия. Позиция школы как учреждения, ответственного за обучение молодежи, которая через годы примет страну в свое распоряжение, — наша позиция — не может быть двусмысленной. Поэтому я вынуждена настаивать на необходимости исключения Денисова. Тишина. (Кузиной) Эльвира Анатольевна. Что, разве мы в Советском Союзе живем? КУЗИНА Нет, Боже упаси. ЛЯЛЬ Ну вот и мне кажется, что нет. Кажется, и за границу ездим, и в театры ходим — хотя там такое дают теперь, что лучше бы не ходить — и колбасу кушаем, и галстуки сиреневые носим, и, вообще говоря, в наших свободах дошли до того, что у нас чуть не — простите меня — мужчины на улицах целуются. Не так разве? КУЗИНА Так. ЛЯЛЬ Ну а если так, то кто такой Денисов, если не враг демократических свобод? КУЗИНА Кажется, так получается. ЛЯЛЬ Ну а по-другому и не получится. (Опарышевой) Азалия Егоровна. Вы, конечно, состоите в КПСС, и слава Богу. Потому что у нас каждый может состоять там, где ему хочется. Так вот вы, Азалия Егоровна, состоите в КПСС, а всё-таки, наверное, колбасу тоже любите кушать. ОПАРЫШЕВА (оскорбленно) Нет, извините...
ЛЯЛЬ Да ладно вам, это я так. Давайте серьёзно. Вот ответьте просто. Вы, конечно, не можете думать, что Денисов борется за то, чтобы коммунизм на всей земле победил? Всеобщий смех. ОПАРЫШЕВА краснеет и не знает, что ответить. Ну вот, кажется, и решили... КУЗИНА (в сторону) Ну хоть до этого не додумался... ОПАРЫШЕВА Что это вы там, Эльвира Анатольевна? КУЗИНА Говорю, хоть до коммунизма не додумался Денисов, и то спасибо. ОПАРЫШЕВА А чего-ж вы на коммунизм-то ополчились? Вы, кажется, раньше в райкоме председательствовали? КУЗИНА Ну здравствуйте приехали! Это когда было?! Это тогда было, когда вас, Азалия Егоровна, ещё не было. ОПАРЫШЕВА Да коммунизм-то зато был. КУЗИНА И коммунизма не было! Ничего не было! ОПАРЫШЕВА Ну и конечно. Ничего не было. Ни вас, ни райкомов, ни коммунизма. КУЗИНА Ошибаетесь. Я была.
ОПАРЫШЕВА То-то и оно! Попредседательствовали за Советскую власть и надоело? КУЗИНА Я ничего за Советскую власть не председала. ОПАРЫШЕВА Ну да конечно! То-то вам голосования осточертели! Папа мой до сих пор вас вспоминает. Пол его двора вы до лагерей доголосовали! КУЗИНА (вставая с места на дрожащих ногах, потрясая тростью) Азалия Егоровна! ГОЛУБИНСКИЙ Так... тёти! То есть дамы! Вопросы прошлого века оставьте для кружка дебатёров, пожалуйста. Перед нами сейчас конкретная задача настоящего, в которой вы — я говорю о вас всех, и о молчащих мужчинах тоже... БОДКИН (подскакивая) А чего-та мне говорить, если не спрашивают! Я, если угодно, сейчас вам такого наскажу, что вы потом три года пересказывать будете! ГОЛУБИНСКИЙ (снисходительно щурясь) Садитесь-садитесь, друг мой, мы вас поняли... БОДКИН садится. ОПАРЫШЕВА Извините... ГОЛУБИНСКИЙ Что такое? ОПАРЫШЕВА А можно я пойду? ГОЛУБИНСКИЙ Как? Куда ещё? ОПАРЫШЕВА Домой... ГОЛУБИНСКИЙ Нельзя конечно! Так мы сейчас все пойдем, я даже очень рад, только голосовать кто будет? ОПАРЫШЕВА Но мне надо... ГОЛУБИНСКИЙ Что у вас? ОПАРЫШЕВА Кота покормить. ГОЛУБИНСКИЙ Нельзя. Проголосуете, пойдете кота кормить. (Срывается) Как же вы меня достали все! (Кузиной) Честное слово, тётя, вас вот послушать, так невольно захочешь и в Советский Союз что ли! Всё было быстро, просто и не надо было вот эти сопли и кошачьи истории выслушивать еще. Так и уважение к себе потеряешь в конце концов! (Пауза) Значит так. Вот листок бумаги — коллективный отчет о совещании или что это там. Там ваши фамилии. Напротив фамилий будут стоять подписи. И чтобы единогласно, без всяких. Голосование будет открытым, чтобы мне потом не говорили «А я не голосовал». Поднимете руки, потом поставите подписи. Я поеду домой, вы поедете кормить котов. (глядя на заднюю парту, где дремлет Крапивкин) Мне кажется, кто-то тут меня не слушает. (подходит к Крапивкину и стучит по столу) Ало! (Крапивкин просыпается) А, ну вот. Здрасьте. КРАПИВКИН (тихо) Здравствуйте. ГОЛУБИНСКИЙ Как вы там у себя в классе говорите: А ну-ка повтори, что я сказал? Да? Была у меня одна училка, по обществоведению, вот она жужжала и жужжала: повтори да повтори. Говорите так ученикам или нет? КРАПИВКИН Не говорю. ГОЛУБИНСКИЙ (как с ребенком) Ну так а я говорю сейчас будем подписывать бумажки, ясно? КРАПИВКИН Ясно. ГОЛУБИНСКИЙ Ну вот и слава Богу. КРАПИВКИН снова опускает голову. ГОЛУБИНСКИЙ возвращается на место. У него звонит телефон. Да?... Ага, щас. (кладет трубку) Сейчас вернусь. (выходит из класса) ЛЯЛЬ садится за учительский стол, скрещивает руки и смотрит в окно. ОПАРЫШЕВА подходит к столу, за которым сидел ГОЛУБИНСКИЙ, и осторожно заглядывает в бумагу, на которую он указывал.
ОПАРЫШЕВА Действительно, наши фамилии... Тишина. (Ляль) Надо поставить подписи? ЛЯЛЬ кивает. (поворачиваясь к остальным) А который час? ГРАНИН Девять тридцать. Тишина. ОПАРЫШЕВА медленно идет к своему месту, а МАЛЫШЕВА поднимается со своего. МАЛЫШЕВА Ну что же? Мы так и будем сидеть? Давайте решать. Тишина. Я предлагаю так, что каждый, кто имеет право голоса (Сергеевой) — то есть все, кроме вас, Марина Анатольевна, — выйдет и публично выскажет свое мнение, а потом мы проголосуем. Так уж кажется демократичней некуда. Тишина. Я, как классный руководитель Денисова, начну. МАЛЫШЕВА смело идет к кафедре и встает перед ней. Далее все учителя будут по очереди выходить к кафедре и высказываться. Если до этого сцена была освещена желтоватым матовым светом, то теперь необходимо погрузить сцену во мрак и высветить прожектором только кафедру и говорящего. То, чего мы тут наслушались, кажется, достаточно, чтобы сделать выбор. Я стою здесь не просто как классный руководитель Денисова, но как человек, вплотную наблюдавший его юношеское становление. Вывод мой такой, что кадры вроде Денисова нам в школе не нужны. Может быть, вы скажете, что я трясусь за свое место, что, не дай бог, узнают в районе, придут, будут спрашивать, что да как и как вы могли допустить? Что я скажу? Проглядела? Проворонила? Да уж нет, так уже не скажешь. Тут уже всё более чем налицо, что называется. Придется отвечать. Но, повторяю, я за себя не боюсь! Моя совесть чиста! Я не боюсь выйти и прямо вам сказать о своем мнении, для протокола, так сказать. А боюсь я не за себя, а за школу. Сколько лет мы здесь с вами преподаем, как любим эти стены. И вот одним каким-то плакатиком, одной какой-то гадкой писулькой он хочет подорвать эталон образования для всего города. Чтобы ответственные родители говорили: Ну нетушки, в вашу школу не отдам, я слышала у вас там чуть не террористов воспитывают. Сами знаете — слухи быстро разносятся. Он похулиганил — а на школе крест. На мне, на вас, на директоре. Эээ, нет! Не на того напал, клоп! (пауза) То, что он делает, называется про-па-ган-да. В школе пропаганда запрещена. Я, учитель, не пропагандирую, а преподаю химию. Ты, ученик, не пропагандируй, а учись. Участвуй себе в олимпиадах, заводи хорьков, ходи в экологические экспедиции вот, которые школа организовывает, танцуй себе на школьных дискотеках! Но не лезь ты в политику! А сколько я ему говорила и говорила, говорила и говорила... Ей богу, другая бы на моем месте плюнула бы уже сто раз и сказала бы — это не лечится. А я и так, и сяк, и уговорами, и замечаниями. Нет, он всё равно вылезет и что-нибудь такое сделает. Нет, вот хлебом не корми, только дай ему что-нибудь вот такое сделать. Вот все делают эдакое, а он будет делать такое! Вот все пятое говорят, а он десятое будет говорить! Ну так и учись тогда не в школе, а в заповеднике для ненормальных! (переводит дыхание) Намучилась я с ним. А он же ещё и олимпиадник, ё-моё. Будут спрашивать — у вас в классе экстремист, а вы его ещё и к олимпиадам допускаете. Ну нормально, нет? То-то он себя самым умным считает. Конечно, если над ним все вокруг трясутся. И про Петра он знает, и вомбата одомашнивает, ёлки-палки! А почему, интересно, например, вомбата?! Ну почему, я спрашиваю, вомбата? (выходит из себя) Все нормальные дети кошек и собак хотят, а этот кадр обязательно динозавра или вомбата. Пётр Первый у него и не такой, и не сякой, а какой-то вот такой, как ни у кого! Ни прав, ни виноват, ни рыба, ни мясо, а черт знает что. А мы сидим с вами и восхищаемся — какой оригинал! А пословицу забыли? (поднимает палец) Оригиналами выложена дорога в ад! Вот то-то и оно. Пусть заканчивает школу, поступает в цирк и там оригинальничает. (пауза) Что ещё сказать. Несколько слов о его пагубном влиянии в классе. Как уже было отмечено, всё время болтает. То есть, нужно полагать, ведет агитационные беседы. Никакого уважения к учительскому авторитету. Строит из себя революционера. Учитель для него это значит что-то вроде препятствия на пути установления всероссийской гармонии. Товарищей подзуживает тоже. Как назло, пользуется популярностью у девочек. (пауза) В общем, не мальчик, а картина Айвазовского. (пауза. смотрит перед собой) А мы что? Сидим чего-то ещё тут препираемся. Изображаем какие-то потуги милосердия, когда речь тут не об этом. Стоит только благодарить майора, что он вовремя принял меры. А то мы бы так и разводили руками до конца света. Я всё сказала. МАЛЫШЕВА садится на место. В темноте пустая освещенная кафедра. Некоторое время никто не выходит. Наконец, неуклюже выныривает из мрака ОПАРЫШЕВА. Если МАЛЫШЕВА говорила горячо, твёрдо и убежденно, ОПАРЫШЕВА говорит короткими фразами, которые повисают в воздухе — говорит, как человек, не привыкший выступать. Во время пауз она остается невозмутимой — слишком погружена в построение следующей фразы. ОПАРЫШЕВА Хотелось бы начать словами великого русского поэта Владимира Маяковского: «Печально я гляжу на наше поколенье...» (пауза) То есть я имею в виду на наше молодое поколенье... (пауза) Вы знаете... я не могу не согласиться с Зорей Львовной, и даже до той степени, что не знаю, что сказать. (пауза) Пожалуй, Денисов, действительно, порядочный враг народа. А так посмотреть — вроде и ничего. (пауза) Читал вот доклад про Лермонтова. Доказывал, что Лермонтов уже в 15 лет в стихотворении «Покаяние» жалел проституток и осуждал попов. Я сказала Денисову, что он ошибся. Он продолжал спорить. (пауза) А недавно по телевизору говорили, как провокаторы вовлекают молодежь, и я сейчас вот подумала про Денисова. Там говорили, что они специально выбирают детей из семей военных, где есть оружие дома. Так вот, этим детям кружат головы, чтоб потом эти дети взяли дома пистолет и пришли в школу стрелять одноклассников. А у Денисова дедушка охотник. (пауза) Может быть, Денисов и не собирался стрелять — я этого не утверждаю. Но ребенок проблемный, это невооруженным глазом видно. (пауза) Задавал мне провокационные вопросы. Спрашивал, Эрих Мария Ремарк — женщина или мужчина? (пауза) Что ещё... В сочинении на вопрос «Кому на Руси жить хорошо?» ответил «коррупционерам». (пауза) Вообще, мальчик начитан, но читает, главным образом, порнографию. То есть импортную литературу так называемого поколения битников, а также российских извращенцев и алкоголиков, вроде Ерофеева и Сорокина. Беседовать я по этому поводу с ним не пыталась. А чего мне пытаться. Я уроки веду — там и стараюсь, так сказать, воспитывать вкус. (пауза) Кстати говоря, сам немножко пописывает стихи. Ничего, даже несколько вдохновленные, что-то такое около Некрасова. Но талант, конечно, маловат. (пауза) Ну а в остальном, мне кажется, Зоря Львовна уже вполне охарактеризовала. То есть в том смысле, что, конечно, терпение и толерантность надо иметь, но, в некоторой степени, только до определенной степени. Когда ученик, например, выходит за некоторые, допустим, рамки, то всё, стоп. Я так думаю. (пауза) Или я не знаю, получается, что учителя низачем не нужны. Так что ли предлагается думать? (пауза) Так что, по-моему, получается, что делать нечего. Расстрелять его ещё нельзя — ему восемнадцати нет. Значит надо выгнать из школы. Моя позиция такая. ОПАРЫШЕВА садится на место. Почти тут же выходит КУЗИНА. Она говорит дрожащим, но твердым голосом. Чем дальше, тем дрожит он больше, потому что она стара и дыхания ей не хватает. КУЗИНА Я начну с того, что это, конечно, возмутительно. Расстрелять! Сразу видно, что человек, значит, застрял намертво в революции. Извините, Азалия Егоровна, но вы мое мнение на этот счет знаете. Если уж, как Зоря Львовна заметила, мы не в демократическом обществе живем, то давайте хотя бы к тому стремиться. И если уж выгонять Денисова, то без перегибов, а спокойно посовещавшись. (пауза) Я, конечно, что касается занятий, я всего этого не знаю. Я уже сказала — чертит он нормально, а разговоров там особенных не требуется. Чертит себе — как все — не опозиционно, не контроппозиционно, а вот чертит как все чертят — нормально. Чертит и всё. В этом смысле никаких претензий. (пауза) Я давеча сказала, что он добрый мальчик. Да. Не знаю, чего это я сказала и почему. Наверное, потому что он мне на той неделе стулья помог составить. Подлизывался, наверное. А впрочем, может, и действительно добрый мальчик. Только это никакой роли не играет. Ленин тоже был добрый мальчик, Сталин вообще в духовной семинарии учился, в церковном хоре пел, А ПО РУКАМ-ТО ИМ ВОВРЕМЯ НЕ НАДАВАЛИ. Голос КУЗИНОЙ растет при произнесении последней фразы, явно направленной в адрес ОПАРЫШЕВОЙ. На долю секунды второй прожектор освещает лицо ОПАРЫШЕВОЙ и гаснет.
Мда. Я для себя сегодня много нового узнала. Но век живись, век учись. И, конечно, если ученик, да в двадцать первом веке, в цивилизованном, прогрессивном обществе, устраивает, значит, манифест 17 октября, то тут призадумаешься. И вроде бы мальчик всем обеспечен, и крыша над головой, и школа над головой, и еда на столе, а всё ведет себя, как извините, униженный и оскорбленный. Мы дерьмо ели при Советах — и ничего! А он, видите ли, не хочет. (пауза) Знала я это... всё эта... компьютеризация молодежи! (пауза) Да. Зажарили совершенно себе мо?зги, глаза краснючие, всё двоится. Заты?кали себе, значит, весь интеллект! Зазомбировали себе всю демократическую конституцию! Ни одного стихотворения наизусть не знают! Ах, не дожил Георгий Гварахиевич, царство ему небесное, дай бог здоровья... (крестится) ...не дожил. А и слава Богу, что не дожил. И мне на покой пора. Отжила я свой век, отстрадала. Всё было — и хорошее, и плохое. А плохого, пожалуй, больше. Мать моя, как умирала в Свердловске, говорила мне, Эльвирочка, учи доброму, светлому... Бедная моя мамочка. А забор у нас в Свердловске был подерган на дрова, и за водой — на ледяную водокачку! А как-то жили. Как-то жили. Голодали, холодали, но не жаловались. А всё зачем? Чтобы сгинуть, наконец, в век просвещенного человечества, под напором этой варварской орды, этих новых гуннов, скифов, тираннозавров! Зачем всё это было, я спрашиваю? Разве зря мы мучились? Ну кто же знает. Нам, видно, уже не пожать посеянного. Но неужели и наши потомки не возрадуются? Неужели все они — вот как Денисов? Мы умираем, а приходят они — умненькие, шустренькие, нагленькие, смышленненькие. И разве поймешь, что у них на уме? Раньше ведь как было — смотришь на человека и видно — рожа. Или наоборот видно — интеллигентная наружность. А теперь? А теперь что-то такое неопределенное. (пауза) Ну вот я, допустим, пыталась понять, какие у них там в классе... группировки что ли. Ничего не поняла. Вот мы выловили одного — а дальше? Разве поймешь, не затаилось ли там полкласса таких, как Денисов — руки тянут, стулья тебе составляют, улыбаются. Здрасьте, Эльвира Анатольевна! До свидания, Эльвира Анатольевна! А у самих кулачищи, небось, в карманах. (пауза) Вот так проснешься однажды — а у руля твоего отечества такой вот умница. Встает и говорит: Ну, граждане, спасибо, что меня выбрали! С сегодняшнего дня в силу снова вступает манифест 17 октября! Хлеб — по карточкам! И чтобы никаких сиреневых галстуков! (пауза) И что тогда будешь делать? Зачем всё было? (пауза) Утешаю я себя тем, что ничего этого не будет, потому что таких провокаторов, как Денисов, мы поймаем со всей их двуличной подноготной. Пусть нам не увидеть рая на земле! Ну что ж, дети наши увидят! А дети не увидят, так их дети увидят! А наше дело — упорно работать в направлении демократического человечества. А Денисова — выгнать к чертовой матери. КУЗИНА уходит на свое место. Снова заминка. Затем, наконец, выходит ГРАНИН. ГРАНИН Я вообще выступать не люблю. Но не могу не последовать примеру коллег. Тем более, что на этот счет у меня есть несколько соображанций. (пауза) Я, как вы знаете, был для Денисова, так сказать, конфидент. Признаю, признаю... но кто же бы стал слушать вот эту его болтовню? Это надо быть таким же розовощеким молокососом, как сам Денисов! А мне чего слушать? Вы уж простите, но я такой чепухи за свою жизнь вот по сюда наслушался. Власть ворует, правительство народ не представляет, полиция закон не исполняет. Ну и чего ж повторять это? И без повторения это всё есть. И не первый век уже. А как говорили великие, «Государство, в котором не воруют, это государство, которое никому не нужно»! И так далее. И тому подобное. Ты закон не нарушай — тебе и дел с полицией иметь не придется. А не придется иметь дел — так и не поймешь, исполняет закон полиция или нет. Правильно ведь? Правильно. Воруют? Ну а кто ворует — тот сам знает. Правильно? Правильно. Вот ещё говорил мне, что его интересы никому не интересны, все, видите ли, на себя одеяло тянут, а о справедливости не думают. Ну тут и речи вести не о чем. Какие у него, Денисова, могут быть интересы? Учиться в школе? Получать пятерки? Кушать кашу? Гулять во дворе? Ну так и на здоровье. Интересы его не то, что выполняются, а даже прямо можно сказать, что перевыполняются. Детям сейчас такое позволено, что не всякий взрослый раньше мог. А ещё чего-то про интересы. (пауза) Я-то что думал. Ладно, пусть себе, думаю, дребедень всякую плетет. Я не реагировал, а он, значит, затихал понемногу, ну и мы продолжали наши разговоры уже, значит, касаемо вомбатов и других всяких тем. Тут я, что называется, имел некий вес, что называется. Мог подсказать ему — а он слушал. Ну и слава богу! Откуда ж мне было знать, что он чуть ли не фронду национального освобождения тут организовал под моим носом? (пауза) Но теперь я вижу, что? у меня за фрукт под боком взошел. И собственно, я, как биолог, могу вам сказать, что это такое мы здесь наблюдаем. Мы наблюдаем типичный случай антиэволюционного либерало-фашизма! Видите ли, в чём вся соль истории, я вот вам сейчас объясню. (пауза) Вообще фашизм он что такое — это национализм плюс расизм, да? Фашизм ограничивает возможности для развития человека как вида. А либерализм — он поступает хитрее. Он признает, что все равны, да? Тем самым он что делает? Да то же самое! Ограничивает развитие человека как вида! Если дурак равен мудрецу, то зачем дураку стремиться стать мудрецом? Либерализм говорит — да ты и так хорош, друг! И все мы хороши, и всё у нас прекрасно! Расслабься! И вот эта англосаксонская идеология одурила буквально молодёжь, вроде Денисова. Поэтому мы и наблюдаем моральное разложение и попрание высоких идеалов в России. Человек больше не эволюционирует. Вот пока я с вами разговариваю, водоросли на дне океана эволюционируют, а человек больше в Европе не эволюционирует, потому что он решил, что ему и так прекрасно! Вы только подумайте! Разве водоросль до такого додумается? Нет уж вряд ли! А поскольку всё хорошо одинаково, то развитие идет по пути наименьшего сопротивления — то есть по пути назад, а человек в либерализме опускается всё ниже и ниже, поскольку нет больше ничего, что бы сдерживало его животные побуждения. Человек становится зверем и проявляет животную жестокость. А либерализм его к этому толкает. Чем? Разлагающими передачами по телевизору, порнографической литературой, философией пораженчества, иронической, трусливой улыбкой постмодернизма, современным гедонизмом, страстью к обогащению! Всем тем, на что раньше было наложено табу. Но не сейчас! Зачем? Мы же свободные люди, и нам всё можно! Так вот человек, созданный по Божьему подобию, отдает себя во власть нового англосаксонского Антихриста — либерализма! (пауза) И вот потом такие, как Денисов, начинают его защищать. Ну что тут можно сказать? Народ, я так думаю, скажет свое веское слово. Не первый и не второй раз эти сосунки заваливаются в наши спальни, говорят о свободе, о светлом будущем. Все они сядут. Для всех найдется место. А кто не сядет, тот ляжет. Вон этот, как его, Немцов, кажется, тоже чего-то такое хотел? Лёг. Пусть лежит себе. А остальные пусть себе уезжают к англосаксам, варятся там в своих помоях, взрываются на площадях от избытка либеральности. Ничего, и они будут отвечать перед Господом, когда настанет время. А может быть, кто знает, будут отвечать ещё раньше, перед собственным своим народом, когда в новой войне старого мира с новым ринутся они на своих бывших соседей, друзей, на Родину, отказавшуюся сдаться либералам. И когда их возьмут в плен, не будет им пощады. И вот перед смертью снова попадут они домой, в Россию, а дома их будут ненавидеть, и услышат они родную речь — и она будет проклинать их. Вот тогда они, может, поймут, что наделали. Так вот. ГРАНИН долго смотрит в зал. Потом уходит. Долгое время кафедра остается пустой. Потом медленно из мрака появляется БОДКИН. На его лице читаются следы внутренней борьбы. БОДКИН Эх мы! (с досадой смотрит перед собой) Такого парня упустили! Не уследили! (пауза) А какой потенциал! Если ж еще пару вот таких выгнать, то кто ж останется! (оборачиваясь к Ляль) Вы меня извините, Лампада Ивановна, но я думаю, что виноваты, всё-таки, мы! И нам тоже за это надо что-нибудь сделать! Мы как... сознательная общественность... виноваты, что не проявили сознательность! Вот и Денисов стал, так сказать, несознательным! (долгая пауза) С глаз долой — из сердца вон, так что ли получается?! (пауза) Ну раз так, так что ж! Обидно! БОДКИН садится на место. Включается прежний свет. Зрители только сейчас видят ГОЛУБИНСКОГО, прислонившегося к косяку у входа в класс. ГОЛУБИНСКИЙ Ну что ж. Наконец-то. Вот это я понимаю. И вопрос решили, и душу излили. Молодцы. Давайте голосовать. Для начала, прошу поднять руки выступающих за исключение Вани Денисова. Все, кроме спящего КРАПИВКИНА, поднимают руки. ЛЯЛЬ (Сергеевой) Марина Анатольевна, можете не поднимать. У вас пока голоса нет. СЕРГЕЕВА (медленно опуская руку) Да, это я так... ГОЛУБИНСКИЙ (обращаясь к Крапивкину) Эй там, на галёрке! КРАПИВКИН спит. ГОЛУБИНСКИЙ подходит к нему и начинает его трясти. ГОЛУБИНСКИЙ Алё! КРАПИВКИН просыпается и начинает неразборчиво бормотать. КРАПИВКИН Да эт значит...угу...ну и что-т...а...ну да...здравствуйте. ГОЛУБИНСКИЙ Голосуем вот за исключение! Видите, все руки подняли. КРАПИВКИН А-а, кого исключения? ГОЛУБИНСКИЙ Денисова кого. КРАПИВКИН А-а, Денисова. А чего? ГОЛУБИНСКИЙ Ничего. Поднимайте руку, чтобы Лампада Ивановна могла зафиксировать единогласие. КРАПИВКИН Чего? ГОЛУБИНСКИЙ Руку поднимайте. КРАПИВКИН Зачем? ГОЛУБИНСКИЙ (дает Крапивкину подзатыльник) Руку поднимай. КРАПИВКИН с удивлением поднимает глаза. БОДКИН (вскакивая с места) Вы чего?! ГОЛУБИНСКИЙ (Бодкину) Сел обратно. БОДКИН Чего вы... ГОЛУБИНСКИЙ Сел! Или щас я с тобой в отделении поговорю! БОДКИН садится. ГОЛУБИНСКИЙ (Крапивкину) Руку поднимай. КРАПИВКИН Не буду. ГОЛУБИНСКИЙ (давая ещё один подзатыльник) Руку поднимай. КРАПИВКИН Не буду. ГОЛУБИНСКИЙ Давай сюда, ссука. ГОЛУБОВСКИЙ хватает КРАПИВКИНА за руку и тянет её вверх. КРАПИВКИН сопротивляется, но сил не хватает. ГОЛУБИНСКИЙ (Бодкину) И ты давай! Чё опустил! Рука БОДКИНА вскакивает вверх. ГОЛУБИНСКИЙ (Ляль) Записали? В результате единогласного решения и так далее... КРАПИВКИН начинает плакать. Ну ещё нюни распустил. ЛЯЛЬ Записала. ГОЛУБИНСКИЙ А теперь будем расписываться. ГОЛУБИНСКИЙ отпускает руку КРАПИВКИНА, берет его за шиворот и тащит за собой по полу между парт к доске. Там он усаживает его на стул, дает в руки ручку и кладет бумагу. Снова берет руку КРАПИВКИНА, но бросает. ГОЛУБИНСКИЙ Бляха! Подписи-то я за тебя не могу поставить! Давай, пиши! КРАПИВКИН сидит как мешок на стуле. ГОЛУБИНСКИЙ Ладно. (подходит близко к Ляль) У вас там есть где-нибудь образец его подписи? В журнале там? ЛЯЛЬ Есть. ГОЛУБИНСКИЙ Ну и ладно. (возвращается к Крапивкину) Всё, домой пора. ГОЛУБИНСКИЙ берет КРАПИВКИНА и вышвыривает за дверь класса. В этот момент пространство за дверью освещается и мы видим, как КРАПИВКИН на пороге сталкивается с мужчиной. Мужчина подхватывает его и непонимающе заглядывает в класс. Затем, поддерживая КРАПИВКИНА, вводит его обратно в классную комнату. Пока все смотрят на нового мужчину, КРАПИВКИН медленно возвращается на свое место. ГОЛУБИНСКИЙ Вы кто? МУЖЧИНА Я? Я папа Вовы Денисова. Руки, которые у всех всё ещё подняты вверх, начинают медленно опускаться. ГОЛУБИНСКИЙ Очень замечательно. Сын ваш больше здесь не учится. ПАПА ДЕНИСОВА (искренне удивленный) Как не учится? ГОЛУБИНСКИЙ Педсовет только что проголосовал за исключение его из школы за пропаганду экстремизма среди несовершеннолетних. Ещё легко отделался. ПАПА ДЕНИСОВА Не понимаю? Вова? За пропаганду?
ГОЛУБИНСКИЙ Да, да, ваш Вова, за пропаганду. ПАПА ДЕНИСОВА Он же очень миролюбивых взглядов, либерал... ГРАНИН (тараторит) Правильно! А либерализм это препятствие развитию человека как вида, препятствие его развитию по эволюционному пути развития. ПАПА ДЕНИСОВА Он у меня биологию хорошо знает. Он бы так не поступал, если бы это было против эволюции! ГРАНИН А вот и дудки! Слышали про Бобби Фишера? Он был того — тю-тю. В шахматы играл. Так вот он был еврей и антисемит. Так и Вова — биолог, а всё-таки либерал. ПАПА ДЕНИСОВА Ну сын-то мой не тю-тю, что вы? Тишина. В конце концов, есть же всё-таки свобода слова, кажется? ЛЯЛЬ Пока он в школе, эта свобода слова прекращается. ПАПА ДЕНИСОВА (совершенно сбитый с толку) Как? ЛЯЛЬ Слова бывают разные, и свобода тоже разная. Для школы ваша свобода слова слишком свободная. Так мы все тут будем чёрт знает что говорить.
ПАПА ДЕНИСОВА Ну послушайте! Что же он пропагандировал? Я этого ничего не знаю. Да и в конце концов — при чем тут школа! Я... если надо, я штраф заплачу! Поговорю с ним! Но как же так из школы? Законы же должны быть какие-то? Он и так уже настрадался! ГОЛУБИНСКИЙ В каком это смысле? ПАПА ДЕНИСОВА (обводя глазами учителей) Я так понимаю, это потому что он с каким-то плакатом... В прошлую пятницу, да? ГОЛУБИНСКИЙ Да. ПАПА ДЕНИСОВА Он мне рассказал следующее. Говорит, что была манифестация каких-то экологов, и он знал, что будут снимать журналисты, поэтому втесался туда с плакатом. Перед второй сменой, то есть значит после своих уроков. Он сказал, что приехали полицейские и закинули его в машину. (пауза) Привезли его в участок, посадили в комнату три на три метра с тремя какими-то подростками и несколько часов ничего не говорили. Позвонить даже и в туалет сходить не давали. (пауза) Сказал, что потом его вывели оттуда и отвели в какую-то другую комнату, где стали допрашивать. Шлёпали его по очкам, толкали, давали пощечины. (пауза) Говорит, угрожали повесить на него мелкие кражи, если не покажет на какого-то там местного активиста. Я не знаю его, я в этом не разбираюсь. (пауза) Это он мне всё потом рассказал. Тем вечером, когда его выпустили, он мне ничего не сказал. Просто пошел в комнату и лег спать. Я утром пришел его будить, а он лежал с открытыми глазами. Я ещё подумал — странно. Понимаете, мне всегда приходится его расталкивать утром, а тут он сам встал. Я спросил, что такое. Он сказал, что ничего. (пауза) Потом в школе его вызвали к директору. Сказал, что Лампада Ивановна там была. Сказал, что они все начали его гнобить, говорили, что он закрыл себе дорогу в будущее. Что он не сможет получить образования, что он никому не будет нужен. Говорили, что он сядет в тюрьму, что позорит свой класс, родителей... ЛЯЛЬ Ну это всё, положим, монтаж. Долгая пауза. ПАПА ДЕНИСОВА не понимает. ПАПА ДЕНИСОВА Что монтаж? ЛЯЛЬ Ну вот это всё смонтировали. ПАПА ДЕНИСОВА Да где смонтировали? Мне сын рассказал. ЛЯЛЬ Ну вот он и смонтировал. ПАПА ДЕНИСОВА (оглядывая всех) Ничего не понимаю. (Ляль) Он мне сказал, что вот вы конкретно говорили ему, что у него нет мозгов, что ему надо руки поотрывать за то, что он такие плакаты носит. ЛЯЛЬ Разговор шел в рамках тех нарушений, которые совершал данный ребенок. ПАПА ДЕНИСОВА Что ещё за данный ребенок?
ЛЯЛЬ Вова Денисов. ПАПА ДЕНИСОВА Да, но что это значит? Я говорю, почему вы обвиняли моего ребенка в связи с американской разведкой? ЛЯЛЬ Разговор шел в рамках тех нарушений, которые совершал данный ребенок. ПАПА ДЕНИСОВА Это понятно. Но что это значит, что это значит? (с мольбой глядит вокруг) Что это значит? ЛЯЛЬ Вы что, не слышите? Я вам говорю, что разговор шел в рамках... ПАПА ДЕНИСОВА Ладно, ладно, пусть в рамках. Но ему же 15 лет, как же так можно с ним разговаривать? ГОЛУБИНСКИЙ А как же, гражданин? Привыкать-то надо. Вырастет, с ним вообще никто разговаривать не будет. Ни так, ни сяк. ПАПА ДЕНИСОВА (опуская голову) Я сяду? ГОЛУБИНСКИЙ Садитесь, конечно. ПАПА ДЕНИСОВА садится возле одной из парт в задумчивости. ЛЯЛЬ А мы вообще-то в суд можем подать... за моральный ущерб.
ПАПА ДЕНИСОВА (очухиваясь) А где тут моральный ущерб? ЛЯЛЬ А то, что вы сына воспитывали не в ту сторону. ПАПА ДЕНИСОВА Кто кому моральный ущерб-то нанес. ЛЯЛЬ Вы — школе. Через сына. ПАПА ДЕНИСОВА Понятно. Долгая тишина. ЛЯЛЬ Евгений Владимирович, вместо того, чтобы на нас бросаться, вам надо бы понять, наконец, что в ваш дом пришла беда! ПАПА ДЕНИСОВА (вяло) Какая беда? Это мой сын беда? ЛЯЛЬ Не ваш сын, а его идеи. Он только пешка. А за ним придут те, кто принесет насилие — и в ваш дом, и в наш. ПАПА ДЕНИСОВА Зачем же? ЛЯЛЬ Ну а как? Он протестует против всего уклада нашей жизни. Мы же сопротивляться будем! Мы вот — все, кто в этом классе. А как вы думали? Его будут забирать в полицию, он будет звереть, кричать, что он свободная личность. Разозлится. Выйдет с арматурой.
ПАПА ДЕНИСОВА Да, но вы этого не можете знать... ЛЯЛЬ Ну а как же тут не знать! Когда ну совершенно всё с ног на голову перевернуто. Когда говорят тебе это вот не синичка, а вот это журавль. Это называется революция. Другого выхода нет. ПАПА ДЕНИСОВА Да, но дайте же мне с ним поговорить, обсудить всё это... ГОЛУБИНСКИЙ Евгений... Владимирович, так, кажется? ПАПА ДЕНИСОВА Так. ГОЛУБИНСКИЙ Я вам вот что скажу. Сын ваш и вы своим упорством ставите под удар его одноклассников. Если дело дойдет до судебного разбирательства, то это бросит тень на весь класс. Никто вам за это благодарен не будет, я вас уверяю. Не понимаю, какое моральное право вы имеете так поступать. (пауза) Также скажу вам следующее. Сыну вашему, если он останется тут, придется нелегко. Я разговаривал с его одноклассниками, и никто его не поддерживает. Все говорят, что он поступил глупо. ПАПА ДЕНИСОВА Неужели? ГОЛУБИНСКИЙ Ужели. Поэтому я вам предлагаю самый простой и безболезненный шаг. Если мы сейчас его выгоним, за ним так и потянется этот шлейф — и ни в одну нормальную школу вы его не переведете. Мне кажется, что ни вам, ни нам этого не надо. Давайте сделаем тихо и мирно. Вы напишете заявление об уходе по собственному желанию. В мотивировке напишите, что хотите перевести его в школу, которая ближе к дому. Вы ведь не близко живете? Ну вот. Это будет самый благородный поступок с вашей стороны. (пауза) Я понимаю, что вам жалко сына, но это лучшее, что вы для него можете сделать. И его класс не подведете, и сына спасете от лишних проблем. Запишетесь в какую-нибудь простенькую школу. Ну вот вы где живете? ПАПА ДЕНИСОВА На Кропоткина. ГОЛУБИНСКИЙ Ну вот. Есть там сто пятая школа, туда и переведетесь. Я вам даже помогу — позвоню туда и объясню ситуацию. ПАПА ДЕНИСОВА Хорошо. ГОЛУБИНСКИЙ Хорошо? ПАПА ДЕНИСОВА Да. ГОЛУБИНСКИЙ Ну и отлично. И поговорите с ним покрепче, чтобы он из головы эту чепуху выбросил. Насчет заявления об уходе, это, я думаю, вам Лампада Ивановна организует, так? ЛЯЛЬ Конечно. Долгая пауза. ГОЛУБИНСКИЙ берет листок со стола. ГОЛУБИНСКИЙ Ну вот, и голосовать, в общем-то, не понадобилось. (Опарышевой, улыбаясь) Можете идти кормить своего кота! Пауза. ГОЛУБИНСКИЙ собирает портфель. Ну я пошел, всем хорошего здоровья. До свидания. (Ляль) Копии документов мне пришлите. ЛЯЛЬ Конечно. До свидания. Тишина. После ухода ГОЛУБИНСКОГО все некоторое время молчат и неловко переглядываются, кроме ПАПЫ ДЕНИСОВА, который сидит и смотрит себе в колени. Наконец, он встает и медленно выходит из класса. Когда дверь за ним закрывается, все начинают суетиться и собираться. ЛЯЛЬ Ну что ж, господа! Кто ж бы знал! Ну тем, значит, и лучше. И от нас, собственно, ничего и не потребовалось. Всем хорошей недели! А, и не забудьте сдать классные журналы завтра после первой смены! ЛЯЛЬ смешивается с учителями, говорит что-то одному, другому, все болтают между собой, направляясь к выходу. СЕРГЕЕВА чуть медлительнее остальных собирает свои вещи. Наконец, остаются только она и КРАПИВКИН. Она сидит к нему спиной. Она тихо берет в руки сумку и долго смотрит перед собой. Затем опускает сумку на стол и медленно оборачивается на месте.
Он спит.
Она снова берет сумку, тихо встает, чтобы не скрипнуть стулом, и на цыпочках выходит из класса.
КРАПИВКИН остается один. ЗАНАВЕС |
