|
|
Вот уже восемь лет “Опустошитель” тасует карты из разных колод. У карт не только непохожие рубашки, но — что еще несуразнее! — разнокалиберные достоинства. Колоды предназначены для различных игр. Как их содержимое оказалось вместе? Уже и не вспомнить. Линейная политическая ориентация давно низложена как упрощенческая архаика. Ультралевый ситуационист Ги Дебор рифмуется с ультраправым традиционалистом Юлиусом Эволой, православный метафизик Алексей Лапшин — с антихристианином Бертраном Расселом, гуманист Александр Лурия — с антисемитом Луи-Фердинандом Селином, сюрреалист-самоубийца Рене Кревель — с некротерапевтом Жюли Реше; манифест переходит в памфлет, Маруся Климова оборачивается Григорием Климовым, труд — капиталом, а современность — смертью. Как писал Герард Реве, “Бог дается нам даром, вселенная — даром, и жизнь тоже ничего не стоит, но, похоже, что все это не в коня корм из-за брюзгливого характера или врожденного недовольства”. О том, что самое лучшее в этой жизни достается бесплатно, не догадываются разве что самые наивные. В то время как все остальное должно быть оплачено, причем немедленно. Включая, разумеется, и страдания — за них самая высокая цена. — Всегда плати, всегда страдай! — обреченно заметил персонаж Жана-Люка Годара. Вот уж кто знал об обреченности решительно все, наводняя свои бунтарские левацкие фильмы персонажами вроде коллаборационистов Пьера Дрие ла Рошеля или Жана Парвулеско. В переводе с греческого апория означает безысходность, хотя нас она интересует скорее как форма парадокса: логически правильная ситуация, не осуществимая в реальности. Это одновременно обреченность и торжество ratio, чистого разума. Артур Шопенгауэр определял гения как стрелка, поражающего цель, невидимую остальным. В случае апории эта цель спрятана в крохотном промежутке между успехом и неудачей, буквально слившихся в одну точку. Опустошитель #24 со сверхматематической точностью вскрывает этот зазор и проникает к цели, которая никому больше не видна. Прячьтесь от наших пуль! |
