|
|
Проект графомании Что-нибудь легкое, пьянящее,
Графомания, или болезненное желание изгнания кошек, зародилась в античном мире в промежутке между III веком до нашей эры и III веком нашей эры. Исторически графомания связывается с проектом христианства, предполагающим сходный набор идеологем и художественных методов. Изгнание кошек изоморфно исходу человека из рая. И там и там одно и то же: перезрелые, слегка подгнившие фрукты, соблазнитель в образе летучей мыши и человеческая глупость. Всегда человеческая глупость… Слово графомания синтезирует два греческих корня [grafo] — писать, чертить, изображать, и [mania] — страсть, безумие, влечение. Или начертательное безумие. Христианство оперирует сходным набором корней, но более раннего происхождения. Дренесемитское хрст переводится примерно как страсть, болезнь, припадок. Второй корень, ст, обычно переводят как крест, лемур, животное с длинными белыми усами. Или, более художественно, кошачий припадок. Интересно, что в умерших языках христианство и графомания обозначались почти одинаково. Древние считали разницу между ними малосущественной. Начертательное безумие и кошачий припадок — практически идентичны. Практически, но все-таки не идентичны. Самое время вспомнить понятие предела из современной математики. Предел есть легкое несоответствие между действительным и ожидаемым, бесконечное стремление приблизиться к мечте, но, в конечном счете, ее недостижимость. Современная математика, исходящая из дифференциального и интегрального исчисления, воспринимает разделительный довесок как нечто несущественное, легко устранимое графическими средствами. Когда математик пишет lim f(x) = 1 при x, стремящемся, например, к бесконечности, он ворует промежуток между функциональным значением и единицей. Этот промежуток никуда, разумеется, не девается, просто он может быть сделан меньше любого наперед заданного числа. Здесь возникает понятие бесконечно малого. Математика, оперирующая бесконечно малыми разного порядка, изоморфна современной финансовой системе, механическому движению спекулятивного капитала, существующего исключительно в области [grafo], то есть на бумаге. Скажем больше, два вскрытых изоморфизма — между (христианством и графоманией) и (дифференциальным исчислением и рыночной экономикой) — подобны друг другу. Или, в уже используемой терминологии, изоморфны. Графомания как операнд первого изоморфизма претендует вклиниться во второй изоморфизм. То есть стать современной математикой или экономикой. Имеет смысл рассмотреть оба варианта. Графомания как царица наук, математика, предельно точно иллюстрирует состояние выродившегося интеллектуализма. Тот упадок, в который погрузилась профанная наука, есть бесконечное расхождение с наукой традиционной, изучающей объекты в их целостности, а не расщепляя на микроскопические составляющие. Традиция восстает против модерна. Это и есть вытеснение графоманией дифференциального исчисления. Второй вариант: графомания в качестве движение спекулятивного капитала. Капитал, как мы уже выяснили, существует исключительно графически, текстуально. Соответственно, влечение к графическому, иллюзорному, выделяющемуся на общем фоне, есть графомания. Или, в терминах второго изоморфизма, либеральная, или рыночная, экономика. Подобные операции можно проделать и с христианством. Мы не будем на них останавливаться, так как сейчас нас интересует только лишь графомания. Или, в принятой терминологии, болезненное желание изгнания кошек. Изгнание кошек, как процесс, изоморфен валютной деноминации, сокращению покупательной способности валютной единицы, неизбежной в рыночной экономике. Кошачья эссенция приравнивается к материальной ценности. Они подобны, но не идентичны. Всегда остается некий неустранимый промежуток, от которого нельзя просто так избавиться. 44 кошки, изгнанные Алексом Керви, распределяются сначала по двору, затем по городу. Они перестают существовать как нечто целое и растворяются в окружающей действительности. Куда же, в таком случае, девается покупательная способность валютной единицы? Здесь и возникает образ пламени. Пожар, произвольно пожирающий результаты труда. Пламя уничтожающее, разрушающее. Деноминация оборачивается разгулом преступности, ростом агрессивности в обществе. Когда вам приставляют нож к горлу и требуют опорожнить кошелек, это и есть кошачий исход, графомания. Всепожирающее пламя финансового капитала, уничтожающего труд, науку и традиционные ценности. Пожар, вбирающий в себя все, даже литературу. Графомания, привлекающая взгляды, вызывающая огонь на себя, страдающая и умирающая. Графомания, в которую так и хочется разрядить пистолет. Или что-нибудь еще. Традиция сжигания книг, безусловно, одна из самых захватывающих и привлекательных сторон издательского дела. Ее следует притворять в жизнь, непрерывно обновляя. Предание огню — это и есть сверхчеловеческое признание. Рукописи, как известно, не горят — они прямиком отправляются в спецхран Вечности. Литература — это графомания. Или движение спекулятивного капитала. Или профанная математика. Или христианство. Смотрите, все они горят! А скоро гореть будете вы! Микролекция, прочитанная на фестивале "Паргелий" (Санкт-Петербург, 16 ноября 2013). |
