#23. Графомания


Илья Данишевский
Кришна в цепях

Первое, что мы сделаем, это запретим донорство. Донорство греховно, в чем-то оно даже превосходит совокупление, донорство — это когда то, что запрещено, вторгается в «зону ремонтных работ». Конечно, большая часть ремонтных работ никогда не заканчивается, у антител находятся другие дела, бюджеты уже поделены, все это мы понимаем, но все же запретим донорство. В первую очередь, донорство крови, — говорит он. Я ничего не говорю; к апрелю зима все еще не закончилась, снегопадов уже почти нет, но воздух промерз, и наши личности промерзли, выморозило, все эти внутренние метания смерзлись, и теперь мы очень целенаправленны, больше никаких (в широком смысле) половых дисфорий. К февралю все места общего питания были закрыты, вначале из-за обильных «blizzard fall» (или, как говорят на юго-западе, Фимбульвинтеров) никто ничего не заметил, было много снега и бродячих собак, собаки прорывались сквозь снег, и лучше не попадаться на их пути. В любом случае, мало кто попадался, страна была вертикально поделена — кто-то уже был не здесь, а у кого-то не было денег даже выйти на улицу. Все медленно закрывалось, мы продавали наши активы, наши пассивы, наше физическое и физиологическое имущество. ЗАО «Кришна-сандей» начало свою акцию с громкого призыва к абортированию — вынутое бесформенное «я» может накормить целую семью, а затем благостно переродиться. Они приезжали на синих автомобилях, пряча лица. Некоторые мужья связывали женщин, те кричали, потом инъекция, затем она плачет за кухонным столом, не решается взять нож и даже притронуться, потом и это тоже проходит; она разглядывает это нечто и как бы ничего страшного, не важно, что оно было в тебе целых пять месяцев, целую вечность — оно существовало в полости Кришны, в вечной радости, а теперь сбежало из зимы и снова попало в радость. Приходится пробовать, человеческий жир особенный на вкус; говорят, те, кто имеет к нему слабость, могут пробудить древнего духа Вендиго… в общем-то это не очень важно, разрезаешь, после первой порции тебе сразу хочется вторую — это от голода, никакой метафизики. «Кришна-сандей» забирает себе левую ногу вытащенного младенца, это символический улов, магическая победа над снегом.

«Кришна в цепях» открылся в начале марта на Мытной. УТП— стейки, все то, что вы потеряли. Мясо, добытое неизвестными путями, не важно, мясо свежее, с кровью, с синей кожей ангела. Я осторожно пробую, возможно, это мясо человека, но вряд ли. Нельзя есть половозрелых, нельзя донорство, нельзя предательство, нельзя стяжательство, нельзя депрессия, нельзя анальгетики, нельзя аллергия, нельзя коммунизм, нельзя амфетамины и расширители, нельзя привязанность, нельзя ампутация, нельзя протезирование, нельзя импланты, нельзя подсадку, нельзя геи, — то есть ЗАО «Кришна-сандей» было почти таким же, как Разомкнутая Россия, но только в факте, бессловесно, читай Кришна-пурана, танцуй ашарам-Кришнам, пляши, распускай лотосы, надейся, блести глазами. Их законы медленно втекают в кровь города, как единственное средство к выживанию. 1 марта, когда ежеминутная инфляция достигла 43%, рубль отменили, мясо запретили к рознице, как товар для господ, содомитов признали богоспасенными, но принужденными к добровольному аутодафе через съедение голодающей госдумой. Зима не закончилась. Ее послала Америка (не спрашивайте), теперь вся Москва была холодной, лишенной какого-то внятного существования, а потом пришел Кришна. Он сказал — не бойся — умершие дети переродятся зимними кошками, не бойся, мужчина, избивший женщину, переродится женщиной, не бойся, избитая женщина — станет камнем и больше не будет боли. Никто не верит в Кришну (никому нахуй не нужен Кришна), но все верят в мясо и в красную проповедь. Красная проповедь впервые прозвучала на открытии ресторана «Кришна в цепях» — однажды кровь победит снег, кровь выделится от многочисленных обид, из ссадин нашей юности, из обманутых ожиданий избирателя, кровь черная старая дряхлая страшная кровь заклинаний старых ожиданий из женщин потечет вне цикла и потечет вспять вечная вечная кровь столь же глубокая как индийская жара зачавшая Кришну потечет из собак пусть разверзнутся их язвы их пасти пусть разойдется в сторону то что может разойтись, кровь потечет по Москве, река крови, а потом река разделится, станет двумя реками крови, четырьмя и шестнадцатью, опутает собой снег, кровь потечет по стране, столь горячая пламенная страшная кровь старых проклятий наших заплаканных матерей наших пьяных отцов наших дедов которые не думают ни о чем кроме памяти о своих отцах которые умерли на войне потечет кровь детей наших детей их детей и детей их детей, и тогда — кровь растопит вечный снег, и будет только Кремль над кровью светоносно и благодатно, и будет город на крови, будет вам Варанаси храм на крови будет вам Венеция, будут голуби в крови и дети в детей окровавленным снежком, будет каждое бранное слово из глотки кровью и сливаться с рекой, будет у города цикл, и раз в месяц кровь будет подниматься из берегов, чтобы забирать неверных, кровь смоет русский язык, язык зла язык боли язык горького прошлого, кровь ГУЛАГа и Соловков, все поднимается вверх, все разорвет мосты — мосты на которых смерть, на которых в свободу слова пулями, все разорвет дома, где отцы своих дочерей за белые коленки, и в конце ревущая волна черноватой крови черноватой старины аорта бум-бум возродит вечную жизнь.

Мало кто дослушал красную проповедь, ледяная, омерзительно-унизительная боль зимы. Но потом «Кришна в цепях» накормил голодных мясом, и стали прислушиваться. Кормят с руки, поэтому можно и послушать. Говорят: Кришна пришел в деревню, где был голод и стыд, разрезал свои запястья, длинными ногтями подцепил кожу и содрал ее, сказал «ешь меня, как раньше себя ел, выедал к утру до самого дна» и вначале всем было страшно, а потом одна женщина подошла и стала жрать руку Кришны, его кровь на ее волосах, и седина зацвела, а потом мужчина ее оттолкнул, стал жрать руку Кришны — и до самых костей, вырывая его жилы из руки, комкая их, тугим клубом запихивая в себя; Кришна вскрыл себе вторую руку, чтобы накормить детей, и те зацвели детством; Кришна вскрыл себе горло, и все начали пить из его глотки, дышать его воздухом, распороли ему грудину, стали обсасывать кости, доели до пустоты, до самадхи, седьмое небо настало, уснули сытыми и снова проснулись от голода — Кришна уже оброс мясом заново, и заново начал кормить людей…

— Мы привезли Кришну спасать русский мир. Привезли в железном ящике с кровостоками. Сердце Кришны столь обильно, что льет из него не переставая, аорты не успевают вырасти заново, кровь наружу льется, — говорит мне управляющий ЗАО «Кришна-сандей», — а ты ешь, не переживай, мяса хватит еще на пару часов. А потом ночь, и все отрастет заново, все восстановится… как бы восстановится, но не до конца, (внутри) не до конца, а внешне будет мясо как мясо. Знаешь, как у нас это называется? Неискренняя плоть. Нашу первую жену мы — до гроба, чувствуем любовь, как воронку, а на дне смерть. Тринадцатую уже с прохладой, но бережно. Так и Кришна — сбрасывает в пятнадцатитысячный раз по инерции, с брезгливостью, все само вываливается, выливается наружу, мясо на костях не держится.

Я ем белое мясо. Мясо с его бедра. Все это уже не важно, когда ты перестаешь жить нормально. Когда ты больше не поешь блядские песни на Новый год, когда не вваливается твой друг, чтобы рассказать про Наташку, когда все это рассыпается, ты просто ешь мясо, мясо с чужого плеча, чужого бедра. Ты просто обсуждаешь передачу контрольного пакета акций своего социально красивого медицинского бизнеса менеджерам Кришны. Они хотят запретить медицину, русский язык, они хотят все утопить в крови.

— Если съесть слишком много — внутри начнутся новые процессы. Тело станет кришнаподобным, тоже начнет разваливаться по частям. Ты не бойся, надо в разы больше, чем ты съел, не бойся. Нужно очень много мяса, чтобы и твое стало сходить с тела. Вот тогда кровь потечет. Крови будет так много, как в красной проповеди. А ты уже уедешь.

— Зачем это Кришне?

— Его пожирали так долго, что не осталось ничего, кроме главной идеи. Пустоты. Когда Кришна увидел в зеркале Сансары, что цена рубля станет отрицательной, что из магазинов исчезнет мясо, что отключат электричество и отопление, он понял, что должен выпустить свое мясо на волю именно здесь. Россия — это вход в Нирвану. Ты ешь-ешь, а потом подпишем.

Его разделывают прямо в подсобке (я спросил), отрезают по кускам, жарят для народа, усыпляют бдительность. Сердце и печень съедают сами, кожу и мясо — людям. Все лучшее — кишки — детям. Для нас же — под контрольный пакет акций — особое, его выносят на золотом блюде. Под него тоже сложена легенда, ее поют по субботам, и называется она Кришна-авера. В ней рассказывается о возлюбленной Кришны, прекрасной Марфе из Пскова, чья девичья честность и праведность были столь фатальны и психотичны, что даже [буквально] вынутое из груди сердце возлюбленного не заставило Марфу раздвинуть ноги. И тогда Кришна передал ей в плетеной корзинке свое внутреннее «я», как бы нелицеприятное, но при этом исполненное болезненного доверия. Повторяя этот ритуал в честь крупной сделки, нам выносят на золотом блюде. Украшенный рукколой угорь, в метр длиной кольчатый червь кроваво-охрового оттенка, влажная кожа, пористая поверхность. Я смотрю на него, как та самая Марфа смотрела на свившееся в плетеной корзинке чудовище с руку толщиной. Она попыталась вытащить его, чудовище скользило между пальцами, пачкало их, извивалось. Затем поддалось, и Марфа выудила червя на свет. Вначале она подумала, что это бычий цепень, о котором она читала в большой советской энциклопедии, но нет. Червь покорно лежал головой на ее ладони и пускал слюни.

Мы берем ножи.

— Вы первый! Отрезайте. Соус придает особый колорит. Надо сказать, это несколько рифмуется с тем, где мы находимся — anus mundi — я думаю, вам должно понравиться, это похоже на касу марцу, вы ведь пробовали касу марцу[1]. Как говорится в Кришна-авере, испробовав прямую кишку своего возлюбленного, Марфа поверила в искренность его чувств. Давайте-давайте (!), за наше с вами доверие и хорошую сделку!



[1] Сыр с червями, деликатес на Сардинии.