|
|
о проблемах инцеста и педофилии Новый бренд страдания в мире, преисполненном страдания С.Р. В течение минувших трех недель информация о событиях по данным темам посыпалась, как из рога изобилия. Европейские заголовки новостей гласили: «В Англии арестована мать, имевшая сексуальную связь с 12-летним сыном»… А.В. А сын жаловался? С.Р. Нет, но, видимо, соседи настучали. И сына отправили в приют. В Англии это тоже не сахар. Во Франции сейчас разгорается скандал: журналист внедрился через интернет в среду педофилов, выдавая себя за одного из них и, спустя месяц, передал всю собранную информацию полиции. Среди журналистских контактов есть разные элементы, в том числе и криминальные. Действия журналиста явно нарушают корпоративную этику. Общее мнение заинтересованных французов — мы можем морально осуждать тех же педофилов, но стукачество это вообще мерзость. А.В. Даже в России такого нет, у нас в таком виде никто ни на кого не доносит. Какие-то моральные представления ещё остались. И их, кстати, и хотят разрушить! Те представления, которые укреплялись за последние годы. С.Р. Да, важное замечание. Третий эпизод: в Германии были арестованы брат и сестра, сиблинги. Они были в связи пять лет. Взрослые, совершеннолетние люди. И полиция Германии их арестовала. Оказывается, есть статья, запрещающая инцест в законодательстве многих европейских стран. Мона Салин, лидер шведских социал-демократов, призвала отменить подобные законы в своей стране. Там тоже кого-то арестовали за практикуемый инцест. И, действительно, получается полная нелепица: межрасовые браки давно легализованы, а инцестуальные до сих пор под запретом. А.В. Мона Салин абсолютно права, поскольку крах семьи это состоявшийся факт, об этом уже столько сказано и написано, брак стал фиктивной сущностью. Только в России ещё брак держится по бабско-совдеповской инерции. А по сути — как раз члены одной семьи наиболее чужеродные друг другу организмы и здесь нужно говорить не об инцесте, а, скорее, о его невозможности. В имитационной семье инцест невозможен. Инцест может произойти между быдлоработниками «Макдональдса». Это будет больший инцест, чем между братом и сестрой, но не надо воспринимать это буквально. Образ понятен? С.Р. Да, вполне. Здесь общественность стала бурлить в Интернете и на митингах, высказывая справедливое возмущение. Такие темы как наркокультура, можно уже сказать о сложившейся террористической культуре, гомосексуальная культура уже не просто легализованы, а растиражированы беспредельно. Это всё легальная часть европейской современной культуры. А две темы — инцест и педофилию — загоняют во всё более глубокое подполье. Когда-то они не были в подполье, а наоборот, были частью европейского Ренессанса, достаточно посмотреть на картины Греза. Дети там выступают как сексуальные объекты. Инцест расцветал в период либертинства в Венеции и во Франции. И вообще, мы об этом уже говорили, дети в отдельную социальную группу были выделены в середине 19 века, если не позже. Ну, а подростков (тинейджеров) как подгруппу придумали уже в 1960-х гг. И ещё — посмотрите, например, на портрет инфанты Маргариты Веласкеса, вы увидите там вполне взрослого человека. Уже вполне сформировавшийся характер. А.В. Как раз секс сошёл на нет, на наркотиках, терроризме и всём подобном проще, привычнее подлавливать людей, чем заниматься химерами. Практика всех спецслужб мира, это уже отработанная тактика. На самом деле странный феномен, похожий на мем или вирус, я не верю ни в проблему педофилии, ни в угрозу этой проблемы. А вот для чего и кем это раздувается — это интересно гораздо более. Хотя я не против высказаться по самой теме — о праве детей на выбор своего сексуального партнера. Но я бы просто хотела акцентировать внимание на очевидном — можно подумать, что дети с утра до вечера трахаются, как заведенные. Но нет, они этого не делают. С.Р. Ну, да. Кстати, тема терроризма всегда разрабатывается по одним и тем же лекалам — от эсеров до «Аль-каеды». А.В. Тема была легализована, когда находилась под прикрытием. И ровно также не была легализована, когда не находилась под прикрытием. Нельзя говорить однозначно. Также и тема наркотиков — это наиболее провокативные темы: как посадить человека — подбросить оружие и наркотики, это элементарно. А тема педофилии слишком сложная, слишком мутная. Она как бы неудобна, всё говорит о том, что эта тема муссируется нарочно. И в принципе, на самом деле — я снижу ваш пафос — мне она напоминает проблему бездомных животных, т. е. проблема высосана из пальца. С.Р. М-мммм. Но напряжение создано. А.В. Напряжение создается современным миром в наиболее пустых областях, это же очевидно. Вот Вы говорили об исламской угрозе, мы не верим в исламскую угрозу, а педофилы это что-то типа исламской угрозы, но на другом уровне. Во-первых, сексуальность институализирована, а если она такова, то никому по большому счёту и не нужна. Архетипы, внутренние клише при этом остались и работают не на сексуальность, а сами на себя. Как с собачкой бездомной. Десять раз собачку показали и домохозяйки помчались её спасать. Десять раз показали изнасилованного ребенка и … Ну, это из серии «кому хуже, чем мне» — всем уже столько всего показали, что показывать стало нечего и возник новый бренд. Новый бренд страдания в мире преисполненном страдания. Но перспективного страдания, где дети на его знаменах вместо собачек. Мы, конечно, должны защитить детей от такого использования. С.Р. Да, сейчас ты в ударе. Такая энергия пошла… Ты, конечно, знакома с трудами Вильгельма фон Гумбольдта, с его трактатом о пределах государственной ответственности — там эта тема затронута. Я безусловно считаю, что именно общество должно регулировать в том числе и вопрос половозрелости человеческих особей — в соответствии с обычаями и укладом данного региона и культурных особенностей. А.В. Община, общество… Я вспоминаю себя в детстве и понимаю, что лучше бы мне встретился Гумберт-Гумберт, тогда я не проебала бы свое детство в советской школе, думаю, что я проводила бы время интереснее и было бы больше времени на чтение нормальных книжек. А мои интересы выплескиваются в ту сторону, куда хочу я, а не куда хочет общество. Я не говорю об извращениях и насилии, я говорю о свободном выборе ребенка. Уголовному наказанию должно подвергать за насилие, когда же всё происходит по обоюдному согласию о каком детстве могут говорить эти люди, которые загоняют детей как стадо в россиянскую школу, которые одевают их в форму, которые заставляют учить их бессмысленные предметы и выдают им знания, 90% которых — ложь. Их дрессируют и мучают, о каком сексуальном насилии можно говорить? Если от секса можно получить удовольствие, то какое удовольствие можно получить в советской (а она такова до сих пор) школе? Люди, которые лишают детей удовольствия, не имеют права говорить об их правах. Тавтология… С.Р. Да, советская страсть к диктантам. Они диктуют. В Европе то же самое происходит, в государственных школах. А.В. Это общая тенденция. Я считаю, что ребенок должен выбирать сам, где и как ему учиться. А общее образование вещь вообще бессмысленная, вот есть у одного человека способности к поэзии и геометрии у другого к высшей математике и музыке, у третьего к рисованию и гимнастике. Это невозможно совместить. Дать общий план за год-два-три и не в 6-7-8 лет, когда ещё надо прыгать и развлекаться, а позже и по их собственному выбору. Общее образование только отбивает охоту учиться, секс, разрешенный с определенного возраста, отбивает охоту заниматься сексом, вообще разрешённый секс отбивает любую охоту. С.Р. (кашляет). Поперхнулся аж… Логика твоя пострадала — в том и дело, что государство в любой форме не может в идеале вмешиваться в дела ребенка — только семья и община. А.В. Если это не касается случаев насилия. А на термин «община» у меня аллергия, как и на государство. Что значит община? Почему я оказалась в данной общине? Корректировать законы государства мы не можем, но можем корректировать предрассудки общественного мнения. Я тогда всё сказала. Община также ничего не должна, как и государство. С.Р. Любое писаное законодательство уже принуждение, есть уклад и естественное право. Об их противостоянии написаны тома. Например, Бруно Леони. А.В. А я кто — социальный Маугли? С.Р. Не надо, вот. И я не социальный Робин Гуд. Кстати, в России есть уклад. Но в РФ он низведён до первобытного состояния. И он подчинен тоталитарным структурам в виде МВД, президентской администрации. Это делалось 80 лет, с 1917 года, всё здесь (и уклад в том числе) подчинялось диктатуре. Это общие места. А в Германии сохранился самобытный уклад. А.В. А о чем мы говорим? Об укладе в России, о политике вообще, о педофилии? Да, государство не должно вмешиваться. Но и никто не должен вмешиваться. Если кто-то приходит к власти, то их свод становится законом. Право исходящее из уклада это закон, только неписанный. Право абсолютно и свобода абсолютна. Секс — это вообще тема детская С.Р. После обсуждений возможности новой русской революции, экономических проблем мира и психологии инцеста мы плавно подошли к проблеме, вызывающей наиболее острые дискуссии в общественном мнении большинства стран. А именно — к проблеме педофилии. В чём же здесь проблема и есть ли она? Ты как-то высказала мысль, что дети являются самым сексуально бесправным классом... А.В. Я сейчас поясню свою мысль. Мы уже говорили о революции. Актуальная тема? Но тема педофилии, которая муссируется сейчас в постсовдепе, во-первых, не подлинна, настоящая тема педофилии муссируется в Европе — в журналистском формате, у нас это калька. В который раз повторяем пути Европы! И, во-вторых, это ложь, ложь, ложь и ещё раз ложь. Кто говорит о детях? Толстые существа, которые не имеют никаких представлений о морали — кого они защищают, говоря об ужесточении законов о педофилии? Своих маленьких, таких же пухлых детишек? Они защищены и так. Они защищают, скорее всего, некие общественные иллюзии, а наша задача эти иллюзии порушить. Начнём с этого понятия, по поводу которого проливают слёзки кухарки Левиафана. Они вытирают слёзки потными лапками, сжимая свои фартучки и скорбя по маленькому младенцу, которого изнасиловал его отец или страшный дяденька из подворотни. Верим ли мы им? — Мы им не верим. Мы прекрасно знаем, что самым преследуемым классом, самым незащищённым юридически классом являются дети. Кстати, когда я сказала о кухарках Левиафана, в голове всплыл образ фрекен Бок. Кто всегда третирует детей? Фрекен Бок! Дяденька из подворотни один на сотню таких типажей из твоего собственного дома, из детского сада, из домоуправления — да откуда угодно. Образы «страшных педофилов» мифологизированы и сильно утрированы. Да, существует насилие — и мы категорически против! Но это насилие происходит не настолько часто, чтобы оправдать тысячи фрекен Бок и тысячи толстых дяденек, бесконечно вещающих об этом по ТВ. Это что касается статистики и права. Что касается собственно секса. Секс — это вообще тема детская. Если мы установим ограничивающие законы, указав какой-либо возраст детей, не лишим мы таким образом ребёнка его права на выбор сексуальных желаний, сексуального партнёра и вообще некоего сексуального проявления? Естественно, лишаем. Почему никто не говорит об этом? Все подлинные сексуальные порывы — чисто детские: то, что мне предложили бы лет в шесть я бы с радостью приветствовала; то, что вы предлагаете сейчас мне дико скучно. Не потому, что я стала взрослее или скучнее, а потому что мне стало всё понятно, и, как говорится, хороша ложка к обеду. Этот детский сексуальный обед должен происходить в шесть лет или когда угодно — по желанию собственно ребёнка. Нагло? С.Р. Ну, ты же говорила раньше про свои желания лет в пять-шесть. Ты острее чувствовала свою сексуальность в этом возрасте? А.В. Я помню, что в шесть лет была гораздо сексуальнее, чем сейчас. Это правда. Я думаю, что это стандартная ситуация, это относится ко всем детям. Просто установлены социальные стандарты сексуальности — какая-то половозрелость в 14-16 лет, стандарты сексуального поведения в каком-то определённом возрасте. Но всё это в любом случае фикция, делай, что хочешь. А хотят по-настоящему только дети, взрослые уже не в состоянии хотеть — их секс не сакрален. С.Р. Здесь имеет место своеобразный эйджизм — дискриминация по возрасту. Вообще, дети были выделены в отдельную социальную группу в XIX веке, в XVIII веке никаких детей не существовало, за исключением, конечно, грудных. В XX веке был сделан следующий шаг — были изобретены подростки, тинэйджеры (с 13 по 19 лет: teen-age). А.В. Вы, дорогой профессор, говорили, что подростков придумали в Форин-офисе. Конечно, мне тогда показалось это неким утрированием, но понаблюдав за некоторыми из своих знакомых я пришла к выводу, что всё действительно так. Меня дико любят всяческие подростки, но с каждым годом они становятся всё подростковее и подростковее в самом плохом смысле слова. Если раньше это были подлинные дети-не-дяденьки, именно что «мальчики», то теперь это просто подростки из журналов. Из них торчат трусы CK, купленные на закрытом сейчас Черкизовском рынке, они таскают с собой модные журнальчики, слушают определённую (кем?) музыку, читают опять-таки определённые книжки, но все они абсолютно пусты и хуже того — дико СТАРЫ! И если бы они были просто старыми, в них было бы нечто. А они патологически никаковы. Такое патологическое производное журнальной проекции. И от этого веет прением, гнильём. Они не взаправдашние и они быстро сходят с ума. Как я заметила. Они понимают свою ненастоящесть остатком мозга и поэтому сходят с ума. А другой реальности у них и нет, они следуют надиктованной. Они читают журналы про самих себя и остаются... никем. С.Р. Тема старчества очень интересна. Сначала придумали подростков, им уже лет сорок, возраст, получается, растягивается. А.В. Ну, да. Я считала, что лет в двадцать надо стать Героем, а позже ты им уже не станешь. Не совершишь подвига до двадцати — и всё. А у них всё наоборот, они считают, что у них какое-то абстрактное «всёвпереди». И ни опыт их родителей, ни опыт объективной реальности ничего им не даёт. Есть только журнальная фикция возраста и журнальная фикция будущего. Но будущего — нет. No future! С.Р. Ты описываешь модель социальной пропаганды. Этим активно БиБиСи занимается — к вопросу о Форин-офисе. Работающий глобальный пропагандистский механизм. А.В. Этот механизм работает плохо. И социальный, и коммерческий. Экономика разваливается, на мой взгляд... Вот купил он трусы CK, купил Ливайс, потом он купил себе десять дисков. Всё. Он потратился очень минимально. И социально себя никак не обозначил, он никем не стал. Не то, что героем, а даже офисным планктоном. «Всёвпереди». Если мы воспринимаем политическую, экономическую, социальную пропаганду как такой отсев людей, превращение их в ничто, то да — это работает. Но это не очень надёжная схема. И учитывая, что большинство людей и так является ничем, тратить такие усилия на убеждение в их собственной ничтожности просто смешно. Мы имеем дело с той ситуацией, когда механизм насилия (в схеме человек — государство) находится в каком-то бессмысленном равенстве с самим объектом насилия, т. е. по сути инерционен. С.Р. В течение 40 лет мы наблюдаем на Западе легализацию гомосексуализма, даже нарочитое продвижение этого тренда в рекламу и т. д. Гей-парады в том же Берлине это уже государственный фестиваль. А также в Стокгольме, Нью-Йорке, Париже и пр. городах. Одновременно всё это время (особенно последнее десятилетие) идёт ужесточение педофильской темы. Проводятся облавы, осмотры компьютеров, изъятие жёстких дисков с детской порнографией, аресты за хранение видеофайлов. Детьми причём считаются уже и 17-ти и 18-летние. А.В. Первая мысль — это коммерческий шаг. Разнополые браки постепенно исчезают, остаются только гей-пары. Естественно, детей становится меньше. Особенно в Европе. И дети становятся неким товаром. Есть в этом определённая логика. Коммерческая логика. Детей плодить особо некому и нормальные, здоровые, белые дети становятся на вес золота. Гей-пара покупает себе ребёнка, и это становится фетишем, символом богатства. Но те ли это геи? Мы выступаем за геев без потомства. Геи, ориентированные на продолжение сомнительного человеческого рода — это своеобразные женщины, а мы — за геев мужчин. За белых геев-мужчин и асексуалов. С.Р. Как голландский политик Пим Фортаун и австрийский политик Йорг Хайдер. Оба погибли, их можно считать мучениками этого движения. А.В. Все мы мученики этого движения! Ха-ха! С.Р. Оборот детского порно и секс-бизнес это нелегальный бизнес с многомиллиардным оборотом. Есть рынок детских секс-услуг. Это как наркобизнес. Как терроризм. Кто-то контролирует эти сферы. Но в этих сферах бизнеса акционеры неизвестны. Как и сами акционерные общества. А.В. Я полагаю, что эти рынки на 80% контролирует государство. Любой нелегальный рынок — наркотиков, торговлю детьми, органами и т. д. Контролирует тоже нелегально. На 20% он существует сам по себе, до определённых пределов. Любой нелегальный бизнес обладает госкрышей, я не верю в существование вездесущих мафий, может и есть пираты безумные, но я их не видела... С.Р. Если говорить о пиратах в Сомали, то недавно появилась информация об их управляемости — из Лондона, организационно и технически. У «Ллойдса» растут страховочные прибыли в результате. А «Ллойдс» страхует суда уже 300 лет. И пираты работали на британскую корону ещё в 18 веке. Фрэнсис Дрейк, например. А.В. Тем не менее, бизнес без «крыши» возможен. Собственно, это и есть Революция. Мы не моралисты. Нужно вообще разделить детей на настоящих и ненастоящих. Настоящие дети не слушают группу «Биттлз»! Не ходят к Майклу Джексону и Полу Маккартни. А ненастоящих детей нам не жалко. С.Р. Я говорю не о морали, а о лицемерии. Выходит Пол Маккартни, начинает что-то вещать о мире, о защите детей и животных, но втайне пьёт кровь младенцев и субсидирует каких-нибудь исламских террористов. В его имении через 80 лет вполне вероятно найдут детские скелетики. Про Боно вообще молчу, большего лицемера и вообразить нельзя. За что он получил орден из рук королевы? За мегалицемерие. А.В. Я как существо внеморальное не могу себе позволить даже говорить о лицемерии, это выходит за пределы моих представлений о пристойности. А лицемерие как элемент этой пропаганды настолько очевидно, что в нашем с Вами случае, дорогой профессор, речь должна идти о свержении диктата этой пропаганды, а не о разоблачении её с точки зрения морали или чего-то подобного. Ну, допустим, дай нам власть, мы что, пойдём спасать детей? Нет и нет! Другое дело, мы и есть их не стали бы... С.Р. Это уж кто как. И зачем же их сразу есть? А.В. Пропаганда питается ошмётками цивилизации, которая не держится ни на чём, кроме своих иллюзий и жалких подачек человечине. Представим, что мы с вами пришли к власти, да? И всё, что угодно приходит в голову, но не тупое бессмысленное насилие, не насилие над детьми, не покупка безумных яхт или пожирание наркотиков, следовательно, если представителям системы это приходит в голову и они это делают, значит они слабы. И если система не слаба, то как минимум стара, а если не стара, то как минимум человечна. А если она человечна, она устранима. С.Р. Я согласен, что система слаба и стара. Государственные механизмы отрабатывают одни и те же темы уже 400 лет, вспомним опять же о детях и подростках — как эти понятия изобретались. Помнишь легенду про Пёстрого дудочника? Жители города Гамельн заключили с ним договор о выведении крыс. Граждане свою часть договора не выполнили, тогда он вывел детей и больше их никто не видел. Предположим, дети под мудрым руководством мага сформировали вполне дееспособное развитое общество без бюрократического диктата. Современная государственная машина, чтобы не допустить появление таких «пёстрых дудочников» ввела так называемое всеобщее образование, т. е. школы, задача которых повышать управляемость и гасить инстинкты. А.В. Школа бо?льший элемент насилия, чем тюрьма. В ней до 16 лет убивается личность посредством «заботы», посредством наложения запретов. После 16-ти эта личность уже ничего не хочет, она уже искалечена. Советские школы выпускали инвалидов и российские продолжают делать это. С.Р. Школа это госструктура, коя страшнее армии и тюрьмы. Их хотя бы можно избежать! Школьная система направлена на подавление сексуальных инстинктов — причём этой цели служат и так называемое секс-просвещение в странах Запада, и забивание голов совершенно ненужным шумом в советско-российских школах. Ведь сексуальные инстинкты антитоталитарны. И Большой Брат сводит всё через серию определённых методик к пропаганде деторождения в интересах партии, либо к простым физическим манипуляциям с распылением энергии. В такой ситуации детский секс, детское порно, как вид искусства, лолипоп и педобир выступают как альтернатива существующим техникам контроля. А.В. Конечно, не дело государства вмешиваться в отношения между людьми, особенно сексуальные. Другое дело, они не должны иметь патологических последствий из-за большой разницы в возрасте. Но и здесь контроль по необходимости должны осуществлять община, коммуна, социальная группа, то есть структуры общества на местах. С.Р. Можно довести эти мысли до уровня здравого смысла и таким образом: сексуальные отношения полезны и замечательны, когда, с одной стороны не являются пособием по педиатрии, и с другой стороны не являются шоу геронтофилов. И как заметил один японский художник, порнография это секс между человеком и животным, всё, что происходит между людьми — эротика. А.В. В любом случае, государство или органы его представляющие не должны навязывать каких-либо моделей поведения. Понятно, что дети самая сексуально бесправная группа. Детский эротический потенциал канализируется в школьную бессмысленную дурь и одновременно обществу навязывается секс стариков. Через пропаганду «Виагры», например. «Виагра» предназначена для старых животных, которые и не хотят совокупляться. Получается, право на секс отнимают у детей и его фикцию продают старикам. Звучит дико, но это в сущности именно так. Вот вам и «секса-у-нас-нет». Право на секс ещё надо отстаивать! Может, и с оружием в руках. С.Р. Как и право на само оружие. Революция наступает тогда, когда заметная часть общества прекращает обращаться к государству и его представителям за санкциями на разрешение разных аспектов деятельности. Право — наше. Оно дано нам самим фактом рождения. Это и есть революция А.В. Всё, что социализировано, уже опошлено. Всё, что социализировано — десакрализовано! Вернёмся к фильму «Гибель богов» Висконти — там всех ставят на место в зависимости от распределения ролей. Главный герой — молодой сверхчеловек — придаёт глубину пошлому изречению «весь мир театр», когда он имеет свою мать. В его действии содержится вопрос «почему вам можно всё, почему нужно соблюдать некие табу только по причине того, что ты, сука, моя мамочка?» Таков же его посыл. Я не думаю, что он её хотел сильно. Как Вы думаете? С.Р. Мошка ползёт по твоей руке. Дай-ка смахну её… А.В. Вы согласны со мной? Герой ставит всех на место посредством их же словесных манипуляций, их игр, их заигрываний, привычных оборотов речи, он ведёт себя очень последовательно, ведь все же трусы, никто до конца не верит, что жизнь-игра преподнесёт злую шутку. Произойти такое может с кем угодно, но не со мной. Это же мой сын. Хотя эта женщина при этом полагает, что ей-то можно всё. Там был бизнес семейный, насколько я помню, она хочет сына вычеркнуть из бизнеса в интересах своего любовника. Ей можно всё, только потому, что она почему-то мать. Ей можно всё, потому что есть некие табу, воспрещающие ему совершить над ней насилие и, таким образом, лишить её материнской невинности и капитала. И он замечательно рушит все эти иллюзии. Инцест это вещь, в которой могут проявиться доселе скрытые тайны… И я думаю, хорошо, что они смогут проявиться — вот так и распределятся роли. В фильме матери героя досталась роль жертвы, а она достаётся всем, кто думает, что все заученные фразы, привычки, приличия, табу, ограничения, мифы, возможности и сама реальность это то, что надиктовано ими. А ничто не надиктовано, всё может меняться в любой момент в соответствии с волей личности — это, собственно, и есть революция. С.Р. А как быть с эстетикой отношений? Ведь такие связи практикуются не только в театральных фантазиях. Хотя мы не знаем точно, какая часть популяции находится в подобных отношениях. Это не становится достоянием общественности. Частная жизнь семьи касается только её самой. А задолго до Висконти — ещё в 17 веке Джон Форд написал и поставил пьесу, известную в Европе под названием «Анабелла» (в переводе Метерлинка). Тогда скандалы вокруг неё стали причиной закрытия в Англии театров пуританами. Одна пьеса вызвала такую реакцию! Кстати, о Висконти. Он снял фильм по мотивам «Анабеллы» — «Туманные звёзды Большой Медведицы». Но в основе, получается, произведение Форда. А.В. Ну, естественно, это эстетично. Если герои красивы, если в них есть страсть, если есть подлинность — чего в современном мире явно не хватает. Это чудовищно красиво. Допустим, мать и её ребёнок-подросток, интеллектуал, который среди сверстниц не может найти никого, кто бы ему соответствовал. И они оказываются в постели! Это такое своеобразное открытие, настоящая правда отношений, а всё что до — это была ложь. Если это открытие совершить тонко, грамотно, красиво, с широко открытыми глазами — это переведёт отношения на совершенно новый виток, на совершенно другой уровень. И я скорее позавидовала бы такой паре, чем посочувствовала. Хотя наши «россияне» обвинят их в разврате и испытают сочувствие, на телевидение пойдут письма с требованием их разлучить. Здесь всегда людей раздражало всё, что красиво. Здесь всегда серость и уродство поддерживали серость и уродство. Под любыми предлогами — морали, какими угодно. Красивая пара — это невыносимо для них. Говорят «как они мило смотрятся», но мы знаем, что эти люди думают внутри. А наша гипотетическая пара, тем более, если проявляет себя открыто, что я бы обязательно сделала, это моральный приговор. Такая красота пробьёт, это можно назвать началом революции. Точно так и с красивыми гомосексуалистами, придумали миф какой-то идиотский, а видели ли вы красивых гомосексуалистов? Представляете это завораживающее зрелище! Вы, со своими домашними самками в халатах просто рядом не стоите с этими прекрасными аполлоническими существами. Тут дело — да, в красоте, в некой надмирности, которая не суждена и невозможна для низших существ. Они всегда находят массу оправданий и объяснений для своих рефлексий, но суть её только одна — невозможность быть сверхсуществом, невозможность быть красивым существом. Ненависть и жажда убийства по отношению к тем, кто лучше тебя. У нас нет одиночек, у нас нет индивидуумов, индивидуалистов или их очень мало. И — вновь о революции. Для неё нужны красивая девушка и красивый юноша, красивая пара, именно рушащая установленный общепринятый сексуальный стандарт. С.Р. Вот оно! Общепринятый сексуальный стандарт. Действительно, кем установленный? Неким советом, директорией, конвентом? Никакого общественного мнения просто не существует. Если мы завтра, паче чаяния, навяжем ему наш стандарт, он и станет общепринятым в их мозгах. Но — ведь наше кредо не навязывать кому-либо свои стандарты и предпочтения и жёстко пресекать попытки «коллективов», как бы их не именовали, навязать что-либо нам. Мы поэтому не хотим и не будем предлагать обществу проекты очередных реформ в любой сфере. Тогда ведь мы тоже станем коллективом. В этом вся суть. Реформы, исходящие из комитетов, всегда приводят к рабству и регрессу. А.В. Умница! Держи леденец. Да, индивидуализм и особенно анархический индивидуализм недооценён. А без индивидуализма невозможна ни одна адекватная идея, без индивидуализма невозможно ни одно адекватное проявление. Только это должен быть индивидуализм не человека, а сверхчеловеческого существа — в пределе. И они пришли, они здесь, они стучатся в дверь вашего мира. С гуманизмом, как основой всех тоталитарных, коллективистских движений и учений, «сверхчеловек» будет сражаться. Он победит. С.Р. А место для сексуальности, секса останется? Сверхчеловека будет сия материя интересовать? А.В. Конечно, только это не будет достоянием коллектива. Сексуальная «революция» на Западе в 1960-х есть профанация, только загнавшая комплексы вглубь и соорудившая новые барьеры. Коллективное массовое движение за сексуальные вольности — что может быть более диким и далёким от свободы? С.Р. А в СССР той же цели сексуально-социального закабаления служил ужаснейший образ «родина-мать», подавляющий, управляющий народом, инфантилизирующий каждого. То есть «мать» здесь воспринимается как некая «родина», сумма коллективных энергий, но направляемая железной рукой тоталитарного совета. А.В. Мне интересны красивые отношения. Мне непонятен смысл разведения детей, так как любовь, если она не имеет эротического характера, это не любовь, а какая-то мерзкая провокация. Нечто, что мы не приемлем. И инцестуальные отношения в своём античном проявлении — красивая женщина, красивый ребёнок и когда в этом нет насилия, когда это происходит по обоюдному согласию, это более естественно, чем семья, особенно так называемая советская семья. В ребёнке сексуальности гораздо больше, мне не интересна коммунальная тараканья похоть. В детстве я думала об этом буквально так: «Ну вот родился бы у меня ребёнок, если он будет, то только ради того, чтобы иметь с ним романтические любовные отношения». Мне было от восьми до десяти, я думала так. И я не вижу в этом патологии, мне кажется это нормальным. Патологией мне кажется, когда матери с отвисшими грудями и отвисшим животом отсылают своих детей в армию, что является конкретным насилием и реальной подлостью. А просто сексуальные отношения между матерью и ребёнком никакой патологии не содержат. И если большая часть отношений развивалась бы по этому сценарию — не навязано, а естественно — то и страна стала бы свободнее в целом. КАК ТОЛЬКО ДЕЛА ПОШЛИ, ПОЯВЛЯЮТСЯ ТО МАРКС, ТО ФРЕЙД... Греческие мифы, взятые за основу Фрейдом, приобрели в его теории вид коммунистических манипуляций. В мифе можно искать одно, можно другое, можно просто читать как сказку, то, что нашёл в нём Фрейд похоже на коммунистическую манипуляцию. Психоанализ унижает человека, делает его частью «коллективного бессознательного», представляет его животным, управляемым своими инстинктами. Высочайшие проявления духа рассматриваются в качестве элементарных биологических побуждений. Естественно, мы против. Но я настаиваю на индивидуализме, а атомарные ничтожества просто выбросить за борт — они больше не играют исторической роли, если когда-то вообще играли. |
