|
|
Инфантилизм, как продукт "сексуальной революции" Существует прямая связь между процессом инфантилизации современного нам общества и так называемой сексуальной революцией, датируемой примерно серединой прошлого века. Естественно, инфантилизм понимается здесь в широком смысле как целый комплекс социальных и психологических особенностей восприятия человеком самого себя и окружающего мира. Тем не менее, прежде чем обращаться к этой теме, следует всё же уточнить её границы. В политизированной социологии общественный инфантилизм чаще всего трактуется как неспособность или нежелание людей принимать самостоятельные решения, проявлять гражданскую ответственность и инициативу. Как правило, подобное состояние приписывается обществам, в которых отсутствуют демократические институты, а право принимать основополагающие решения и осуществлять контроль, принадлежит небольшой группе узурпаторов. Однако такая интерпретация, несомненно, является упрощённой. В традиционных обществах власть принадлежала немногим, но говорить об их инфантильности в том смысле, который имеется в виду сегодня, не приходится. Наоборот, традиционные социумы теперь воспринимаются как образец волевого начала. С другой стороны, на историю ведь можно посмотреть иначе. Скажем, трактовать античный и средневековый мир как детство человечества, полное страхов и предрассудков, а современность как взрослое состояние свободы. Но, во-первых, «современность» понятие относительное и очень подвижное, во-вторых, страхи и предрассудки не исчезли, а просто приобрели иные формы. В действительности степень инфантильности общества не зависит ни от веры, ни от страха, хотя они тоже могут играть свою немаловажную, но всё же побочную роль. Прежде всего, процесс инфантилизации связан с размыванием полового начала в человеке со всеми вытекающими психологическими и социальными последствиями. По-настоящему масштабным этот процесс становится именно в середине двадцатого столетия. «Сексуальная революция», происходившая на Западе в 60-70 гг., конечно, была возможна только в контексте буржуазного общества, пережившего мировые войны. Несмотря на леваческий, анархистский уклон, она так и не стала частью глобального проекта переустройства социума. В этом её отличие от ранних социалистических идей сексуальной свободы, некоторое время бывших в ходу после Октября 17-го. Да, наиболее политизированная часть адептов свободной любви выдвигала лозунги социальной справедливости, отрицала буржуазные ценности и даже кричала о революции. Но в целом их бунт не шёл дальше чисто эмоционального и потому неглубокого протеста против «капиталистической действительности». Не случайно, многие бунтари, «перебесившись» стали благополучными буржуа, бизнесменами, политиками. Те же, кто оказался верен «идеалам юности» за редким исключением, растворились в наркотиках, алкоголе, псевдоэзотерических практиках. Радикальные теоретические изыскания, близкие к теме «сексуальной революции» — книги Райха, Маркузе остались на полках библиотек. Повлияли они на отдельных интеллектуалов, но не на общество. Примерно та же судьба постигла творчество битников. И всё же «сексуальная революция» произвела качественные изменения в мире. Пожалуй, самое заметное из них — упрощение отношений между полами до исключительно чувственного уровня. За «любовь» стали принимать взаимное влечение и временный интерес друг к другу. Разумеется, подобная иллюзия «любви» существовала и раньше, но «сексуальная революция» сделала возможным её многократное воспроизведение в течение одной человеческой жизни. Другое, не менее заметное последствие, — культ моложавости, охвативший самые разные слои общества. Подчёркиваю — культ моложавости, а не молодости. То, что людям кажется признаками раскрепощения отношений, на самом деле и есть проявления массового инфантилизма. В конечном счёте «сексуальная революция» привела не к освобождению от буржуазного фарисейства между полами, а к зацикленности огромной части человечества на сексе. Такой явный перебор делает тему секса всё более асексуальной. Но не будем сейчас останавливаться на этом оксюмороне. Обратимся пока к буржуазному фарисейству. Ведь всевозможные табу, связанные с сексом, становятся лицемерными именно в период восхождения и расцвета третьего сословия. Традиционные общества имели свой жёсткий набор ограничений, но нравы в них были куда свободнее и естественнее, чем в Европе 19 века. Достаточно сравнить искусство этих эпох. Сексуальность в раннем буржуазном обществе была загнана в подполье, где и вызревали разного рода комплексы и перверсии. Одновременно адюльтеры или походы в дома под красным фонарём считались нормой, если не выплывали наружу. Понятно, что «сексуальная революция» в обществе со столь ханжеским укладом рано или поздно должна была случиться. Возможно, она бы принесла совсем иные результаты, если бы произошла на несколько десятилетий раньше. Вполне серьёзные предпосылки к ней существовали уже в начале 20 века. Появились новая литература, новые живопись, музыка, утверждался новый стиль поведения. Но помешали войны. Сначала Первая мировая, затем Вторая. «Сексуальная революция» 60-70-х годов происходила в обществе с уже иным менталитетом. Безусловно, эта «революция» унаследовала и впитала мощнейшую женскую энергетику, генетически идущую от переживаний за мужчин на фронте. Отсюда её пацифизм, «мы хотим любить, а не воевать», «дети цветов» и прочее убаюкивание. Противоположным проявлением этой энергетики стал новый виток феминизма. Собственно мужское начало в «сексуальной революции» мало заметно. Фактически оно оказалось заслонено женской чувственностью. Очень важно отметить, что описываемый социокультурный процесс шёл параллельно с переходом к постиндустриальному, постмодернистскому обществу. Следствием этого совпадения стало уникальное сочетание инфантилизма и прагматизма у основной массы современных функционеров системы. Яппи — это наследники хиппи, хотя, казалось бы, выступают как их полная противоположность. Демонстративные деловитость и снобизм яппи лишь прикрывают инфантильность увлечений, гендерную неразбериху и бездействие. В некотором смысле яппи-маньяк из известного романа «Американский психопат» Брета Эллиса пародирует Чарльза Мэнсона — самого брутального хиппи. Само собой, яппи далеко не единственный образец человека постиндустриальной системы, но сочетание инфантилизма с прагматизмом — объединяющая особенность «цивилизованного общества». Хотя эпицентром «сексуальной революции» был Запад, более или менее сильные толчки прошли по большей части планеты. Соответственно с теми или иными национальными особенностями сформировался обобщённый образ «цивилизованного человека». При ближайшем рассмотрении перед нами предстаёт изнеженный, эгоистичный, но при этом нервный, не уверенный ни в себе, ни в окружающих тип. Причём неуверенность эта не от экзистенциальных сомнений. Неудачная в итоге «сексуальная революция» привела не к полноценной реализации мужского и женского начал, а к их инфантилизации. Вот откуда эти метания, поиски, страхи, неуверенность. Подлинная их причина как раз в отсутствии экзистенциального, метафизического измерения жизни, как отдельного человека, так и общества в целом. Жизнь вне этих измерений и есть подлинный инфантилизм. |
