|
|
Любовный акт в наиболее вульгарном, физическом своем проявлении делит всех людей на два непримиримых лагеря: тех, кто хоть раз в жизни занимался сексом, и тех, кто никогда им не занимался. Первые имеют детей, вторые детей не имеют. Плотская любовь и дети изначально связаны друг с другом, они не существуют по отдельности. Если уж и вводить концепт ребенка, то в первую очередь как продукт половых отношений его родителей. Важно немедленно сформулировать следствие подобного положения:
родители всегда любят своих детей
Это очевидно, так как ребенок есть материальная производная их соития, он начинается по завершении любовного акта. Исторически ребенок появился в XIX веке выделением в отдельную социальную группу. До этого момента никаких детей не существовало. Люди порождали других людей, ничем от них не отличающихся. В XIX веке от этого пришлось отказаться, а спустя еще столетие ввести новое понятие — подростка, тинэйджера, нечто среднее между так называемым ребенком и так называемым взрослым. Испорченный, перебродивший ребенок или фальшивый, недоразвитый взрослый. Что-то не то с этим дроблением человека, его беззастенчивым делением по возрасту. Человек словно пытается убежать от самого себя, затеряться в груде собственных двойников. От солнечного холистского понятия мы сначала переходим к количественному унифицированному индивиду, а затем и вовсе расчленяем его по возрастам, словно человек — это не стрела, брошенная на тот берег, не вся континуальная траектория от берега до берега, а всего лишь набор нескольких моментальных снимков, смазанных фотокарточек Poparoid. Но ровно в той же мере, в какой континуум не представим набором счетных множеств, человек не есть последовательность невразумительных возрастных периодов. Ребенок это условность, неуловимая иллюзия, беспредметная абстракция. Он невозможен, как невозможен дистанционно существующий человек с почками, сердцем, глазами, пальцами и сознанием, разбросанными по разным городам. Человек есть все это, включая детство, юность, зрелость, старость, смерть, замысел и итог, воплощенные в едином вульгарно-духовном существе. Детство «Опустошителя» подходит к концу: ему исполняется пять лет. 16-й номер возвращается к теме ребенка как несуществующего объекта. Инфантилия и призрачная любовь, парадокс младенчества и заблудившаяся надежда. Ведущие детские психологи и педиатры представлены в юбилейном «Опустошителе» Пьером Гийота, Даниилом Хармсом, Александром Дугиным, Алиной Витухновской, Никитой Елизаровым, Нестором Пилявским и бесподобной Жюли Реше. Понятие ребенка рассекается острыми краями страниц на биллион фрагментов, чтобы собраться заново. Бесподобный фокус — в конце чтения вы понимаете, что ребенка, в самом деле, не существует. |
