#14. Современность


Жюли Реше
Блаженство человеколюбия

Роботы захватили власть, человечеству грозит уничтожение – знакомый каждому фантастический сюжет, который вместе с тем отображает и реальные страхи не утруждающего себя мышлением обывателя. Мир компьютерных технологий и искусственного интеллекта кажется ему опасным из-за того, что чистая рациональность в нем вытеснила человечность. В этой логике удивительно не только то, что разум – эволюционная специализация человека – противопоставляется человечности, но и то, что человечность требуется сохранять.

Современная поп-культура определяет человека как того, кто должен бороться за сохранение человечности, обязательно проявляя при этом её же. Эта тавтологическая антропоцентричность свидетельствует, что гуманизм стал всепронизывающей этической системой, которая, тем не менее, не кажется таковой. Гуманизм представляется истинной природой человека. Культура по отношению к ней является лишь надстройкой. Она может быть плоха, как, например, идеологии, разобщающие людей и ведущие к непониманию, дискриминации и вражде. А может быть хороша, но лишь настолько, насколько она выражает ценности гуманизма. Как сказал самый обычный Путин: "Любая мировая религия основана на принципах гуманизма и человеколюбия" (Вести.ru. 19.12.2002).

ГУМАНИЗМ КАК ЛЮБОВЬ

Понимание гуманизма как человеколюбия связано с тем, что в этой системе человек является высшей ценностью. Заметим, что каждый отдельный человек настолько же ценен, и как любой другой, и как человечество вместе взятое, то есть ценность человека неоспорима и несравнима. Иными словами, человек в гуманизме – это не ценность (ценность не может быть нерелятивной), а сакральное. Точно такое же сужение сознания происходит в состоянии влюблённости: объект любви идеализируется, он фиксирован, вырван из мира и времени и сравнивать его невозможно.

Однако идея всеобщего человеколюбия ведёт к противоречиям.

Идеал всеобщей любви – недостижим. Он является проявлением примитивной картины мира, которая не способна вместить даже дуальность – учесть ненависть, являющуюся противоположностью любви. Для функционирования любовь нуждается в ненависти в качестве своего фона: психоаналитики знают, что объект любви всегда амбивалентно является и объектом агрессии, то есть любовь функционирует, одновременно сохраняя и вытесняя ненависть.

Любовь к людям на деле оказывается раздвоенной на патерналистскую любовь к нуждающимся в защите и ненависть к тем, кто им угрожает. Последним, к слову, отказано в человечности из-за их негуманности (“бесчеловечные преступления”), то есть они исключаются из класса людей, что выполняет условие любви ко всем людям. Прикладной гуманизм, таким образом, выражается в поиске виновных – это всегда лишь упрек тому, от кого защищают нуждающихся в опеке.

Поэтому, в основе гуманизма лежит парадокс. Защищая человека, гуманизм всегда восстает против человека, ведь людей больше не от чего защищать, кроме как от других людей. Именно в этой возможности праведной ненависти во имя любви и кроется привлекательность гуманизма.

Наиболее влиятельный теоретик христианства, святой Фома Аквинский (XIII в.), указал, в чем заключается удовольствие любвеобильного праведника и почему он нуждается в грешниках: "Блаженные в Царствии Божием увидят наказания осужденных, чтобы блаженство их им было еще приятнее" (Сумма теологии, часть 3, дополнение, вопрос 94).

ГУМАНИЗМ КАК ПОИСК ОПАСНОСТИ

Гуманисты как правило не сталкиваются с ситуациями, когда они могли бы физически защищать нуждающихся в помощи, поэтому единственной доступной им опасностью, с которой можно бороться оказываются идеи и явления, угрожающие гуманистической идеологии и понятию человека.

Важно понимать, что для гуманиста любая новая технология или инновация в мышлении является не потенциально опасной, а безусловно опасной. Поскольку гуманизм определён тавтологически и фиксирует понятие человека, сохранение человечности является противостоянием любым переменам: в какую бы сторону они ни происходили, изменения выводят человека из-под его фиксированного определения.

В этом смысле, гуманизм является типичной моральной системой.

Определяющим свойством мировоззрения, управляемого моралью, является ригидность. Это мир неподвижности, не допускающей развитие. Мораль не может быть динамической, статичность – единственная пригодная для ее функционирования среда.

Мораль конституируют негласные правила, необсуждаемые и неоспоримые. Для того, чтобы правила морали соблюдались, они должны быть восприняты как священные. Священное запрещается обдумывать и подвергать сомнению, а значит – и менять. Мир морали нацелен на сохранение существующего положения вещей, утверждая традицию.

Соответственно, традиционное общество больше всего осуждает измену – родине, обычаям, своим убеждениям, мужу, еще чему-то. Само слово “измена” означает грех. Изменчивость – главный враг закостенелого мира морали.

Развитие, напротив, предполагает генерацию нового за счет модификации старого, тогда как мир морали стремится к консервации традиционного, предполагающей оборонительную позицию по отношению к новому.

Говоря проще, пытаясь сохранить человечность, гуманизм противостоит любому развитию, то есть является основой традиционного консервативного общества.

ЧЕЛОВЕК

«Князь гуманистов» [sic!] Эразм Роттердамский писал, что человек не рождается, а формируется. Человеком становится только тот, кто усвоил “моральные принципы”, то есть понятие человека предполагает наличие у него этической системы, которая предписывает ему человечное отношение к миру. Мораль определяет человека, но каким?

От взрослого человека требуется, чтобы его идентичность была завершённой. Достойный член общества – это индивид, который перестал быть меняющимся. Его мировоззрение уже сформировано и его жизненно важные выборы уже сделаны: к примеру, он определился со своим полом, сексуальной ориентацией, политическими взглядами. Завершённому человеку нечего делать внутри – он направлен во внешний мир, и потому лишается возможности рефлексии и самокритики. Вот почему сомнения в себе воспринимаются в обществе как душевная хворь, а популярными становятся как правило люди глупые и самоуверенные.

Человеку, идентичность которого завершена, ничего не остается, как перейти в позицию её обороны. Поэтому тема защиты – центральная в гуманизме и проявляется на нескольких уровнях – от призывов к защите людей, до защиты понятия человека.

Оборона собственной идентичности является оправданием лени и отказа от критического мышления. Когда известна высшая ценность, взаимодействие с миром становится упрощённым и сводится к чувствам одобрения и неприятия. Манифестируемый как рациональная этика, гуманизм тем не менее сосредоточен на сфере чувств, которые не просто противопоставляются разуму, но являются главным критерием человечности.

Таким образом, главная проблема гуманизма состоит в том, что человек в нём существует как данность. Выставляя его наивысшей ценностью, гуманизм противостоит любому переосмыслению понятия человека. Парадокс в том, что гуманизм – это идеология, которая формирует человека, убеждённого в своей несформированности. И эта убеждённость лишает его способности к работе над собой.

ПРЕОДОЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА

Ницше первым заговорил о необходимости преодоления человека. Тем самым он обозначил человека как социальный конструкт, а значит, как реальность, доступную для трансформаций.

Важно понимать, что человека нельзя изменить, потому что он определён как неизменность. В этом смысле его можно (и даже желательно) только уничтожить. Уничтожение человека сводится к уничтожению его определения, закреплённого в языке. Такая работа, проделанная на личностном уровне, освобождает индивида от ригидности, вызванной моральным мышлением.

Освобождённый индивид приобретает способность учиться и модифицировать своё мировоззрение, то есть подвергать сомнению то, что кажется очевидным. Согласно Ницше, это требует повелительного отношения к языку, когда понятия, существующие в нём, воспринимаются не всерьёз как намертво зафиксированные истины, а как пластичный материал, работа с которым меняет и самого индивида.

В этом свете гуманизм оказывается идеологией пассивности и ресентимента, которая противостоит всему смелому, неподчиняющемуся и активному. Но нет ли здесь противоречия, ведь вся гуманистическая риторика пропитана призывами к действию?

Гуманизм действительно требует активного вмешательства: необходимо проявлять свою человечность, бросаться на защиту притесняемых и кругом искать угрозы человечеству. Но такая активная позиция парадоксальна. Перемены начинаются с переосмысления старых понятий и формирования нового языка, но именно этому противостоят все действия, к которым призывают гуманисты. Активность гуманизма направлена на сохранение пассивности мышления: человек не должен задумываться о том, что такое человек и каким могло бы быть новое – бесчеловечное – существо.