|
|
Новый социализм Современная альтернатива "концу истории" Социализм как антилиберализм
Холодная война буржуазного Запада и социалистического лагеря продемонстрировала всю серьезность напряжения, наличествующего в мировоззренческой сфере между этими двумя моделями. А падение СССР ознаменовало триумф либерального подхода. Следует называть вещи своими именами: в этом проявилось не только преимущество либерального праксиса, победу одержал именно либерализм как мировоззрение, как «экономизм», как модель такого видения человеческого общества, в котором экономическая эффективность, прагматизм, индивидуализм, «разумный эгоизм» были утверждены в качестве высших ценностей. В этом моменте заключается очень тонкая подмена. Социализм изначально по своей структуре и во всех своих разновидностях отказывался признавать имманентную логику развития экономических факторов высшим нравственным критерием. Такие неэкономические понятия, как «справедливость», «равенство», «солидарность», «коллективность», «общественное бытие», лежат в самой основе социалистического мышления. И процесс экономического роста, эффективность хозяйственных механизмов играют здесь важнейшую, но всегда вспомогательную роль. Эта сторона жизни призвана лишь служить инструментом для достижения нехозяйственных, нравственных задач. Поэтому само сопоставление чисто экономического эффекта либеральной и социалистической моделей заведомо бессмысленно. Социализм для его сторонников лучше не потому, что он эффективней, но потому, что он справедливее, нравственней, идеальней. Любые сопоставления технических показателей в рамках двух систем носили исключительно пропагандистский характер, являясь инструментами идеологической войны. А в любой войне все средства хороши для демонизации противника и для прославления боевой доблести собственной стороны. Всерьез, конечно, это воспринимать нельзя. Сегодняшний регресс социализма и победа либерализма обнаруживают важнейший момент: кризис нравственного идеала в человечестве, повсеместное утверждение утилитаристского индивидуалистического начала, идеологии «экономизма» над идеалистическим мобилизационным мировоззрением, основывающимся на этике усилия, героизма, подвижничества, самопреодоления. Если говорить в терминах В.Зомбарта, сегодня «торговцы» (Ha"ndler) одержали верх над «героями» (Helden). Широкое понимание социализма, о котором мы говорили выше, является не только констатацией, это еще и результат серьезного интеллектуального критического усилия, имеющего целью преодолеть навязчивый гипноз системы банальных ассоциаций, соотнесения социализма исключительно с советским опытом, с марксистской ортодоксией (причем подвергшейся вынесению за скобки исторического контекста, фрагментаризации) и пропагандистским искажением – как советского, так и антисоветского толка. В частности, существует устойчивое мнение, что именно социализм является доведенным до последних пределов «экономизмом», высшей формой рационализации коллективного бытия. Определенные аспекты мысли Маркса, некоторые стороны учения социалистов-утопистов, практика некоторых коммунистических режимов, а также агитационная апологетика идеологов «развитого социализма» дают для этого серьезные основания. Все это, безусловно, наличествует в истории социалистических учений. Но не этот момент является в них главным. Сегодня как никогда важно отделять сущностные стороны социализма от второстепенных – в противном случае мы не сможем всерьез постичь это явление, а следовательно, даже недавние исторические периоды, в которых мы жили и действовали, останутся для нас тайной за семью печатями... Говорить о социализме следует, осуществляя серьезное мысленное усилие. Если принять ретроспективную оценку широко понятого социализма как мировоззрения, отвергающего либеральную логику, стремящегося преодолеть ее, то мы подходим к возможности говорить о социализме в настоящем времени и осмыслять его перспективы в будущем. «Конец истории» и «реальная доминация капитала»
На сегодняшний день мы имеем дело с единственной идеологией, которая оказалась в положении единоличного победителя многих исторических баталий, – либерализмом. Свой тезис о наступающем (фактически наступившем) «конце истории» Фрэнсис Фукуяма теснейшим образом увязывает с наступлением эры либерализма. Другой либеральный мыслитель и идеолог – Жак Аттали – в очень схожих тонах трактует «денежный Строй», Ordre d»Argent, который, по его мнению, сегодня окончательно сменяет «Религиозный Строй» (Ordre de Foi) и «Строй Силы» (Ordre de Force). Мы привыкли – вслед за Раймоном Ароном, Карлом Поппером, Николаем Бердяевым и Норманом Коном – говорить об «эсхатологической ориентации коммунистических учений». Более того, вскрытие этого завуалированного эсхатологизма было до поры до времени одним из самых сильных аргументов в пользу «антинаучности», «утопичности», «архаичности» (читай несбыточности) коммунистических и даже социалистических концептуальных построений. Сегодня мы повсюду сталкиваемся с новым явлением – главные борцы с «эсхатологизмом», либерал-демократы, сами выступают в роли проповедников и глашатаев «конца истории». Либералы понимают «конец истории» как преодоление человечеством всех массовых проектов, стремившихся подчинить социальное бытие высоким нравственным (и поэтому проблематичным) идеалам, построить общество, руководствуясь заведомо выработанной системой критериев и подчиняя этой цели экономические хозяйственные инструменты. Либералы уверены, что мерой вещей является индивид, а не общество, а свобода есть возможность хозяйственной деятельности индивида, максимально не зависящей от внешних факторов. Идеология либерализма становится тотальной и универсальной в тот момент, когда ее основной противник (социализм) терпит поражение и, следовательно, общество становится однородным в мировом масштабе, идеологическая мотивация истории (состоящая в борьбе мировоззрений) отменяется, человечество окончательно становится совокупностью атомарных частиц, движущихся по своей индивидуальной стохастической траектории. Такой «конец истории» – не только очередная утопия или позиция отдельного автора. К этому ведет вся логика развития экономизма, прагматизма, либерализма. История утрачивает свое содержание в тот момент, когда исчезают коллективные «акторы» – государства, нации, классы, культуры, цивилизации. Либерализм предполагает не брутальную ликвидацию остатков истории, но постепенное их размывание. Сведение основных социальных процессов к узкоэкономической логике, причем к логике автономно экономической (в отличие от «нравственной экономики» социализма), не может не привести к тому, что любые институты, основанные не на либеральной логике, рано или поздно станут нерентабельными и неконкурентоспособными. «Конец истории», конечно, еще не наступил. Но крах социалистического лагеря создал для его наступления все объективные предпосылки. Очень важно, что Фрэнсис Фукуяма жестко связывает эти два момента: «конец истории» и самороспуск социалистического лагеря. Поступая так, он указывает на очень интересную функцию социализма – функцию «удерживающего», того, кто препятствует наступлению особой парадоксальной фазы бытия человечества. (Термин «удерживающий», по-гречески «катехон», – важный составляющий элемент христианского учения. Введен в Послании к Фессалоникийцам св. ап. Павла. Описывает загадочную фигуру (позже отождествленную патристикой с Православным Императором, «самодержцем»), препятствующую приходу в мир «сына погибели», т.е. «антихриста».) Если для самих либералов новая, постисторическая фаза видится как победа и однозначное «добро», то вне либеральной логики то же самое явление может восприниматься в совсем иных тонах. Мрачные прозрения о сущности новой стадии развития капитализма, когда Капитал окончательно подчинит себе все альтернативные силы и полюса социальной истории, составляли завещание последних мыслителей «новой левой» школы – Делеза, Гваттари, Дебора, Бодрийяра. В их трудах последнего периода (для первых трех – предсмертных трудах) наступление постиндустриального порядка рассматривается в крайне зловещих тонах. Но с тезисом о «конце истории» они в принципе согласны. (Бодрийяр предпочитает говорить о «пост-истории».) Левая и антилиберальная мысль хотя и с противоположным, пессимистическим знаком, но в целом согласна с диагнозом Фукуямы. Но там, где сами либералы видят исполнение исконных чаяний о «прекрасном новом мире планетарного рынка», «новые левые» видят триумф капиталистического отчуждения и социального зла, «реальной доминации капитала», следующей за эпохой его «формальной доминации» (по терминологии «Капитала» Маркса).
Имя альтернативы
Следует задаться вопросом: какова возможная альтернатива тому процессу, который воплощен в «конце истории», финансовой цивилизации, новой экономике, тотализации и глобализации либеральной ортодоксии, доведенной до логического предела? Эта теоретическая альтернатива может (как и прежде) аппроксимативно называться «социализмом». Однако такой социализм должен быть качественно, принципиально другим. В своей ортодоксальной версии, на уровне прямого противопоставления форм, социализм проиграл безвозвратно. Под знаменем этого противопоставления прошло почти столетие, догматическое издание социализма исчерпало и все свои плюсы, и все свои минусы. В современном триумфе либерализма эта возможность безвозвратно снята. Но это совсем не означает, что «статус-кво» неумолимо надвигающегося «конца истории» будет позитивно принято всем человечеством. Человеческое существо обладает видовым достоинством, воплощенным в праве выбора. И это право неотчуждаемо от человека как духовно (а не только экономически) свободного существа. Говоря «концу истории», тотальности либерализму, глобализации, «реальной доминации капитала» решительное «нет», отдельные личности и целые народы, конфессии и классы, государства и этносы попадают сегодня в сложно классифицируемое поле альтернативы. Наследники классической марксистской ортодоксии, сознательного коммунизма или советизма составляют в этом общем поле ничтожно малый процент. Подавляющее большинство противников «нового мирового порядка» едва ли отождествляет себя с «социализмом». И тем не менее, если принять во внимание истоковое значение данного термина, предельно широкое и обобщающее, станет очевидно, что оно более всего остального покрывает все эти позиции. Сегодняшняя альтернатива планетарному господству либерализма точнее всего описывается именно понятием «социализма», но не в интерпретации XX века, а в интерпретации XIX. Определение «нового социализма» гораздо ближе к изначальному определению Гастона Леру, чем к сложнейшим схоластическим построениям мировоззренческих споров XX века. Сегодня мы находимся в такой исторической позиции, откуда легко распознать связи между теми явлениями, которые представлялись еще недавно несочетаемыми, взаимоисключающими. Логика мировоззренческой истории спрессовывает все прежние альтернативы либерализму в некую единую, почти хаотическую субстанцию, в странную политическую конфигурацию, которую мы видим в антиглобалистском движении, в Сиэтле, Праге и т.д. Этот антилиберальный синкретизм является живоносным источником некоего нового нарождающегося движения, движения за Историю против ее «конца». Это синдром рождения «нового социализма». Я убежден, что сейчас время хаотизировать представление о социализме, не запутать, но переплавить в общем мировоззренческом тигле все теории, идеи и мировоззрения, имеющие в себе хотя бы элементы альтернативности по отношению той реальности, которая одержала силовую и мировоззренческую, геополитическую и идеологическую победу в холодной войне. Нам сейчас нужно постмодернизировать социализм, внести в представление о нем экстравагантные, сбивающие с толку мотивы. Тогда хаос будет рождающим. Как говорил Ницше – «только тот, кто носит в своем сердце хаос, может родить танцующую звезду». Эта «танцующая звезда» нового социализма, возможно, станет грядущей формализированной ортодоксией. А может быть, чем-то еще... Параметры бытия человечества меняются. У «нового социализма» есть два главных противника: 1) либеральная ортодоксия, которая осталась на сегодняшний день единственной правящей ортодоксией; 2) сектантский дух сегментов антилиберального фронта, пытающихся настаивать на своих частных мировоззренческих догмах (проигравших в этом статусе формальные битвы либерализму) как на готовой и универсальной ортодоксии. Противодействие «новому социализму» со стороны либералов очевидно. Это естественно: сама администрация концлагеря заинтересована в восстании заключенных в последнюю очередь. Но, помимо прямого давления, существует древняя тактика властвования: привнесение противоречий в лагерь противника и разжигание их для того, чтобы воспрепятствовать консолидации и сплоченности. Таким образом, антилиберальные силы, настаивающие на внутренних противоречиях своего полюса, культивирующие догматизм и нетерпимость, на поверку оказываются проводниками воли того лагеря, с которым якобы ведут борьбу. В их случае тоже следует руководствоваться ницшеанской формулой: «подтолкни, что падает». Когда-то марксизм был свеж и парадоксален, как весенний ветер. В последние годы СССР он напоминал запахи сгнившей воды, овощной базы, он был настолько банален и тавтологичен, что в критический момент испытания оказался полностью лишенным внутренней опоры. Поэтому пал. Я не сторонник (мягко говоря) Поппера, но его принцип «фальсификационизма» бывает привлекателен. Идея или мировоззрение являются живыми, когда они неочевидны, спорны, вызывают критику, когда они являют собой процесс, в котором можно соучаствовать, в котором можно духовно двигаться и развиваться, когда есть «борьба» – «отец вещей» (Гераклит). Я убежден, что мировоззренческое оформление «нового социализма» придет совсем не с той стороны, откуда по логике вещей он мог бы прийти, – не из советской ностальгии, пережитков марксизма, остатков «гошизма», вялых нежизненных протестов европейской социал-демократии. |
