|
|
Камушек в ботинке В 1987 году выпускник датской киношколы Ларс фон Триер вынул из ботинка второй фильм европейской трилогии («Эпидемия»), сравнив его с острым камешком. По мнению режиссера кинематографическому вторжению полагается быть физиологически неудобным. Попробуем не останавливаться на общих местах, а обнажить триеровскую метафору чуть откровенней. Как только зритель занимает кресло в кинотеатре, он автоматически освобождается от влияния постороннего предмета в обуви и его сознанием завладевает фильм. Но если фильм неотличим от камешка в ботинке, значит, для зрителя ничего не изменилось. Он поменял одно неудобство на другое, а после просмотра вернулся снова к первому неудобству, неотличимому от второго. Триер выделяет два аспекта острого камушка: некомфортность и неутилитарность. Фильм должен быть неудобным и одновременно бесполезным в бытовом смысле. Его не стоит смотреть, чтобы слегка выпасть из опостылевшей реальности или узнать новые факты, поданные в игровой форме. Покупая билет в кинотеатр, по крайней мере на картину Ларса фон Триера, зритель должен подготовиться к тому, что фильм будет раздражать его с самого начала. А в конце и вовсе обескровит бессмысленным, чудовищно нелепым и претенциозным финалом. Словно, сняв дома ботинки, всю дорогу досаждавшие мозолям, зритель обнаружит, что вместо ног у него теперь стертые в труху кукурузные хлопья. Вот и весь претенциозный финал. Схожих воззрений на кино придерживался французский ситуационист Ги Дебор. Он считал вредным бегство от реальности и требовал от фильма постоянного напоминания о себе, фиксации внимания зрителя на процессе просмотра, на факте того, что тот сидит в кинозале и смотрит на экран, где разворачивается никак с ним не связанная история. Ги Дебор тоже сделал несколько фильмов, оставшихся в истории нелепым нагромождением кадров под монотонный речитатив философических истин. Фон Триер, а с ним и целая плеяда режиссеров, вдохнула жизнь в теоретические конструкты ситуациониста, увы, совершенно бесталанного в области искусства. Кинематограф морального беспокойства и нравственных терзаний заставляет зрителя елозить в кресле, теребить билет, посматривать на часы и затылки впередисидящих. Это не кино-реальность в привычном значении: камушек в ботинке не подменяет почву под ногами – напротив – кинематограф беспокойства постоянно возвращает зрителя к настоящему, указывая на непреодолимый зазор между грезой и жизнью. Между жизненной грезой и жизнью в грезе. Михаэль Ханеке, открывающий новую серию издательства «Опустошитель», как нельзя лучше иллюстрирует указанное качество камушка в ботинке. Картины австрийского режиссера и завораживают и отстраняют, сталкивая зрителя в двусмысленность. Зритель одновременно проживает историю и наблюдает ее со стороны, смешивая кинообразы с образами бытового окружения вроде неприятного запах соседа и собственных затекших ног. Зритель, словно во сне, участвует и наблюдает за собой (или персонажем, которого иногда замещает) со стороны. С героями Михаэля Ханеке невозможно отождествить себя целиком. Они – это вы и не вы. Каждый из них несет в себе частицу вас. И в то же время ваше родство с героями Ханеке настолько незначительно, что глупо придавать ему какое-либо значение. Это - всего лишь статистическая погрешность. Как писал Артюр Краван, «болваны видят красоту лишь в красивых вещах». То же самое можно сказать о смысле. Все режиссеры, которых мы относим к «камушку в ботинке», безмерно привлекательны и остроумны. Не будьте болваном, постарайтесь разглядеть в них все самое интересное, а не стонать из-за стертых мозолей. Итак, мы вытаскиваем из ботинка камушек в ботинке. Перед вами новая, новорожденная серия. |
