Антон Семикин Без крови Третий "Опустошитель" пал жертвой анемии "Опустошитель" (журнал), №3 ("Анемия"), 2011 От сумасшествия через социопатию к анемии — при желании в темах трех номеров журнала "Опустошитель" и их последовательности можно усмотреть определенные смысл и закономерность. А можно и не усматривать. С "Опустошителем" всегда так: и вынесенная в заглавие тема, и любые другие концептуальные трактовки, и интерпретации имеют совершенно равные права на существование. Проще говоря, может, это и в самом деле про анемию в самом широком смысле (безжизненность, упадок, слабость, опустошенность, обескровленность), а может, и не очень, зависит от того, под каким углом на это смотрит читатель. Так, во всяком случае, кажется мне. По-моему, с таким же успехом, что и анемию, пресловутой "красной нитью" (что за отталкивающий штамп!) третьего номера можно было бы счесть и отвращение. Оно всегда присутствует на страницах журнала, но в этот раз составители "добавили" его в несколько больших количествах, а возможно, мне это только кажется (говорю же, с этим журналом никогда ни в чем нельзя быть уверенным, те "раскоординированность и дезориентация", о которых мы писали применительно ко второму номеру, дают о себе знать и в третьем). Часть текстов транслируют авторское отвращение, а часть, очевидно, вызовут его у читателя. От каннибальских миниатюр Валерии Кабис (тухлое мясо, разбухающие трупы, слепота, странные суицидальные оргии в духе Берроуза, разложение в самом буквальном смысле слова) к странноватому переосмыслению детских сказок-мультиков с лесными животными "в главных ролях" Станислава Курашева (текст начинается с грубого "чмо", но скоро "выруливает" в нечто пронзительно-таинственно-романтическое), к манифесту отчаяния "Жир", принадлежащему перу автора по имени Арлекин. "Жир", редкий в "Опустошителе" случай прямого, бескомпромиссного авторского высказывания, вызывает отчетливые ассоциации с сартровской "Тошнотой". Если вспомнить об анемии, то получается, что всю животворную кровь из протагониста выкачали, и на него обрушился вынесенный в заглавие отвратительный жир, который и погреб под собой раздавленного субъекта, не способного уже ни на какое усилие. Следует серия коротких абсурдистских рассказов Артема Филимонова, каждый из которых завершается уходом главного героя, а также вновь всплывает тема трупного разложения: "Мертвый полуразложившийся Витя плыл в своей Еве, ни о чем не думая, и течение его несло из Москвы к морю...", "Николай купил большой красный шарик и улетел на Луну…", "Гнилая Таня сидела под деревом, глядя одним открытым глазом из-под панамы, и никто ее так и не нашел…" и так далее. Затем Вадим Климов, который, между нами говоря, и является главным вдохновителем всего проекта. Его довольно объемный текст потчует читателя уже привычным для тех, кто читал этого автора прежде, коктейлем из мизантропии, предельной некоммуникабельности, неприятных, болезненных сновидений и раздражающе-бестолкового абсурда бессмысленного и невразумительного человеческого существования. На этот раз все эти темы находят выражение в отношениях, если их, конечно, так можно назвать, протагониста со своим отцом. "Карты" Маргариты Кривченко — переходы между сном и явью, еще более бредовой, чем сон, вспышки агрессии, насилия и непристойностей. "С" Ники Дубровой — загадочный, как и большинство вещей в журнале, рассказ о том, как в одной не самой благополучной семье появился новый член — снеговик. Порция абсурдистской классики: текст Самюэля Беккета, одноименный названию всего проекта, отрывок из произведения дадаиста Рихарда Гюльзенбека и служащий ему логическим продолжением своего рода микросборник "Дада в Кельне" — ценный подарок всем, кто интересуется великим, ужасным и нелепым движением дадаизма. Текст Роберта Чалдини носит замечательное название "Причина смерти: неуверенность", которое вызывает смутные, как и все здесь, ассоциации с очень многими из других "опустошительных" произведений и отсылает нас — кстати, уже во второй раз в истории журнала — к убийству Китти Дженовезе, одному из знаковых событий для американского да, наверное, и мирового осознания всей глубины отчуждения, равнодушия и бесчеловечности современного общества. Чалдини предлагает любопытную и остроумную психо-социальную трактовку обстоятельств этой ставшей знаменитой трагедии. И "31" — доза юмора от Вадима Климова. Наконец, "Метафизика противостояния" — серьезный философский и даже теологический текст Алексея Лапшина, который, после всего этого абсурда и странноватого прихихикивания звучит настоящим набатом, глубоким и внятным, и напоминает и о Мартине Хайдеггере, и о фундаментальном труде Гейдара Джемаля "Ориентация — Север", и вообще обо всем этом пласте метафизики и экзистенциализма. Венчает все эту дадаистско-абсурдистскую симфонию своеобразный дневник пациента Станислава Курашева, где в заглавии упомянут опять-таки очень здесь характерный "поезд, который никуда не идет". По прочтении всего номера журнала воистину можно почувствовать себя измотанным, опустошенным и обескровленным. Тяжел и горек он, черный хлеб абсурда. kasparov.ru