#33. Хаос


Рене Адольф Шваллер де Любич
Заметки о герметизме

Предисловие английского переводчика

Этот текст, опубликованный посмертно, был написан в 1941 году во время пятнадцатилетнего пребывания Рене Шваллера в Египте. Похоже, это личное письмо, адресованное неизвестному получателю (возможно, Александру Вари), которое не было предназначено для публикации. В 2006 году оно появилось во втором томе La Table d’Emeraude, собрании личных записей Шваллера, в Notes et propos inedits (2005-2006). Перевод, представленный здесь, был завершён в 2010 году и входил в приложение к моей докторской диссертации “Свет, преломленный сквозь призму жизни: Рене Шваллер де Любич и герметическая проблема соли” (Университет Квинсленда, 2011). Примечания редактора были сохранены там, где этого требовала целостность контекста; в прочих случаях комментарии были сведены к минимуму.

Аарон Чик, доктор философии

Предисловие русского переводчика

Данный перевод осуществлён с английской версии текста, с любезного разрешения Аарона Чика, переводчика с французского на английский, которого я благодарю за бескорыстную поддержку. Также я благодарю за помощь Hermolaos, разъяснившего некоторые неясные моменты.

Подобно «Герметической Традиции» Эволы, данная статья является своеобразным «введением в Герметическую Философию» и представляет ценность прежде всего для тех, кто уже успел увидеть хотя бы краткий отблеск красоты нашей Софии и чьё сердце было уже тронуто ею, но кто находит книги об алхимии, написанные пребывающими вне Традиции авторами, профанацией и псевдоэзотеризмом, а работы Адептов (представляющие, по выражению Артефия, лабиринт) всё ещё слишком запутанными и туманными. Автор протягивает такому читателю краткий план сего лабиринта, а также несколько ключей от старинных его дверей, за коими пребывают в заключении вечно юные смыслы.

Кто-либо мог бы указать на компрометирующие политические взгляды де Любича, на небезупречность его биографии, или даже на спорность некоторых его идей. На это мне хочется возразить двумя тезисами: во-первых, безупречным может быть лишь Адепт; во-вторых, это иллюстрация (одна из досадно большого множества) того, что предписание нашей Традиции сохранять предельную анонимность (по выражению Креммерца, «так, чтобы даже ваш домашний кот не знал, чем вы занимаетесь») является далеко не пустым звуком — если, конечно, не считать таковым тот «звук», что рождается между сомкнутыми устами и указательным пальцем Гарпократа. Само понимание слова “герметичность”, идущего от сосуда, плотно закрытого печатью (с нанесённым на неё изображением Гермеса), дабы не допустить ускользание тончайшего Меркуриального Духа, должно исключить желание известности у всякого, кто всерьёз задумывается о нашем Искусстве — если, конечно, он не хочет увидеть собственную фотографию в каком-нибудь печатном издании в качестве результата Делания.

Станислав Киверин, leongard@protonmail.com

____________________

Возможно, для кого–то это будет представлять интерес — взглянуть на смысл и цель того, что сегодня обычно называется герметизмом или алхимией. Не вдаваясь в арабскую и, бесспорно, более раннюю, египетскую этимологию, слово «алхимия» (в общепринятом смысле) означает средства превращения неблагородных металлов в золото или серебро. К этому также добавляют еще одно, более важное значение: «универсальной панацеи», т.е. средства, способного как победить всё зло, так и омолодить человеческий род (или, по крайней мере, сохранить его здоровье). Ко всем этим чудесам можно добавить то, о чём говорили и сами таинственные алхимики — помимо здоровья, алхимия обещает и средства достижения просветления, или мудрости — ключа ко всем знаниям.

Глядя на все эти чудесные возможности, что приписывают алхимии, её можно счесть выражением мечты о рае для несчастного, страдающего человеческого рода, в противовес бесчисленным горестям жизни. С этой точки зрения, нет ничего более жалкого, чем человечество, опустившееся до своего нынешнего состояния, утратившее смысл своего существования, и которое не может поверить в то, что жизнь может иметь смысл, что она объяснима и может поддерживаться лишь в том случае, если есть нечто за пределами людского невежества. Жизнь не имеет смысла; жизнь тела, с присущими ей страданиями, есть сплошная несправедливость; нравственная же жизнь абсурдна — если нет ничего, кроме того, что представлено в нашем повседневном существовании. Убежденность в этом заставляет отправиться на поиски рая: утопии о Философском Камне (если мы соглашаемся называть так результат алхимического Делания).

Я не вижу ничего смешного в этой трагической утрате сознания. Глубоко печально видеть, что так называемая «эволюция» интеллекта, очевидно вполне удовлетворяющая нынешнее человечество, безнадёжно материалистична, в худшем смысле этого слова; что человечество довольствуется чисто иллюзорными физическими и пустыми умственными удовольствиями; что оно более не знает, как мечтать об «утопии». Всё это свидетельствует о том, что обыватель является просто человекообразным животным, скотиной, и, подобно зверю, вполне довольствуется тем, чтобы просто есть и справлять свои телесные потребности.

Совершенная иллюзорность удовольствия от интеллектуальной, литературной или научной деятельности, является всего лишь гипнозом, и все искренние люди рано или поздно будут вынуждены это признать. Это удовольствие имеет значение не большее, чем раскладывание пасьянса; по большому счёту, и то, и другое является просто тратой времени. Но какого — не того ли, что отделяет нас от смерти? Несомненно, именно его. Среди этих игр в самогипноз скрывается бесчисленная тщета: восхищение фальшью силы, богатства или тем, чтобы «быть лучшим в мире». У человека есть желание быть светочем — но для чего, для кого? Разумеется, для тех, кто ниже его самого. Его самолюбию равные не нужны.

Необходимо возродить преданное служение в обучении и воспитании; в самом деле, если устранить тщеславие, зачастую скрытое, то остаётся лишь одна истинная цель, единственно способная дать настоящее, глубокое удовлетворение: отдавать ради отдачи, — «искусство ради искусства». Это и есть лучшее определение «мистицизма», в котором также видно истинно преданное служение, не заботящееся ни о своём вознаграждении, ни о внешнем облике. Интересно заметить, что самая кульминационная в этом «мистическом» смысле эпоха — это тринадцатый век, чье величие жертвы и веры позволили сохранить до наших дней свидетельство того, что нарекли «Философским Камнем» в алхимии, в доктрине, заимствованной от исламских мавров Испании, взявших её из Александрии, последнего осколка Египта эпохи фараонов.

Сегодня уже не вызывает сомнений то, что наука алхимии, известная у греков, как хризогония или хризопея (златоделанье), берёт начало у самых истоков человеческой истории. Но человечество было околдовано скептической наукой — веком материалистического отрицания — лишь для того, чтобы вновь предаться алхимическим размышлениям (хотя и в более извинительной, скромной и научной форме). Бертло, Томсон, Максвелл, Бор, де Бройль, и другие современные исследователи заняты ничем иным, как поиском секрета трансмутации. Они делают это (тайно и без — Боже упаси! — афиширования) через изучение «строения вещества», основываясь на фактическом или мнимом единстве материи. Время от времени кто-нибудь замечает, что от катодной бомбардировки ртути (hydrargyrum) остались кое-какие следы золота, и все газеты начинают трубить об этом[1]. Но что это за сенсация — сообщить, что в результате воздействия излучением от радиоактивных солей был получен литий? Стоит признать: человечество никогда не прекращало искать тайну трансмутации, и самые современные наши ученые, общепризнанные (и высокомерные) стипендиаты в действительности являются замаскированными, стыдящимися алхимиками, не смеющими признаться в своих истинных целях, которые они скрывают под покровом малопонятных математических формул.

К счастью, человечество никогда не теряло ощущение абсурда от бытовой жизни, и всегда стремилось к более высокой и подлинной цели. Люди всё ещё стыдятся выражать надежду на эту цель, поскольку едва только вышли из эпохи, утверждавшей «ничто не создается и ничто не уничтожается», со всеми «материалистическими» выводами из этого. Но сей робкий пубертатный период пройдет, и возродится эра большей мощи, в которой мы вновь решимся смотреть утопии в лицо; ибо гораздо более достойно быть утопистом, чем жить и умереть, как животное.

Меж тем, смотрим ли мы с религиозной точки зрения, или с научной, в алхимии нет ничего абсурдного. Рассматриваем ли мы частицы с высокой энергией или божественный акт, это вопрос о первичной точке отсчёта, поэтому, при элементарном анализе, всё сформировано из одной и той же первичной энергетической субстанции. Как следствие, каждую вещь можно превратить в любую другую с помощью самых обычных средств, так как, по логике, меняется лишь форма вещи, а не лежащая в её основе субстанция. Это подобно тому, как все геометрические фигуры могут быть разложены на треугольники (являющиеся простейшими из плоских фигур), и поэтому любая фигура, будучи разложенной на составные треугольники, затем может быть сложена в любую иную. В сущности, вся теория алхимии о том же самом. Этот логически безупречный принцип и является основной причиной того, почему алхимия является наукой, интересующейся вопросом трансмутации.

К примеру, если современный учёный говорит, что ртуть образуется путем группировки протона и тридцати ионов, и что золото образуется из девятнадцати ионов, то перегруппировка этих ионов, извлеченных из ртути, позволит (теоретически) сформировать материю золота[I][2]. Можно провести сложные расчеты и определить воздействие, необходимое для разрыва связей в этой конфигурации и создания новой. Но чем это будет — мудростью или глупостью — пытаться осуществить это явление подобным образом? Возможно, алхимик прошлого, совершивший своё «Делание», лишь посмеялся бы над нашими современными учеными. Здравый смысл вполне позволяет нам предположить это, пока не будет доказано, что такого удачливого алхимика никогда ещё не существовало. В то же время, ничто не должно отвратить нас ни от философского исследования смысла и цели алхимической доктрины, ни от попыток выяснить, в какой мере эти искатели заблуждались.

Всегда есть некоторая степень снисходительности в том, как конвенциональная наука в наши дни говорит о древних алхимических учениях, полагая их незнание истинной природы «элементов» (как их называет современная химия) источником их заблуждения. На самом же деле алхимики утверждают, что всё состоит из четырех элементов и определяется различными соотношениями качеств этих элементов. Иными словами, элементы алхимиков не имеют никакого отношения к элементам современной химии, которая называет так объекты, которые в результате механического, химического или энергетического воздействия не могут быть дальше разломлены или расщеплены на отдельные составляющие.

Современные теории о строении атома, тем не менее, затуманивают эту концепцию, поскольку полагают, что структуры всех вещей в конечном счете сводятся к трем энергическим аспектам, которые, грубо говоря, можно назвать негативным (или пассивным), положительным (или активным) и нейтральным. Несомненно, такие формы химических тел существуют, однако вместо того, чтобы называть их элементами, следовало бы обозначить их как «простейшие молекулярные химические тела». В действительности же, будучи энергетически составными, они не элементарны.

Алхимики более точны, утверждая, что всё первоначально формируется тремя принципами: один активный (сера), другой пассивный (ртуть) и третий нейтральный (соль). И хотя, чтобы утверждать это, им не было нужды читать или изучать современные научные выводы, забавно отметить, что их учение несравненно древнее. И всё же учение алхимиков подтверждает выводы современной науки в отношении того, что эти принципы неосязаемы сами по себе; это именно принципы, проявляющиеся во всех вещах, и поэтому любая вещь с необходимостью должна содержать их в себе, чтобы существовать.

Данные принципы определяют четыре отдельные качества, что способны образовать любую вещь, и они группируются как горячие и сухие качества, которые сходны активному состоянию (сульфуру); холодные и влажные качества, сходны пассивному состоянию (ртути); посреднические же качества, горяче–влажные и холодно–сухие, являются смешением частей противоположных качеств, и определенным образом сходны нейтральному состоянию (соли). Далее, сочетание этих четырех качеств порождает различные аспекты доступных для восприятия (или осязаемых) вещей, имеющих отражение (но не свой истинный образ) в четырех состояниях материи, которые мы называем твердым, жидким, газообразным и радиоактивным, и которые алхимики называют землёй, водой, воздухом и огнём.

Их утверждения о том, что существуют горячие, холодные и влажные виды огня, достаточно хорошо свидетельствуют, что элемент земли, например, вовсе не означает твердого состояния. Скорее их элементы характеризуют абсолютные состояния и, в сущности, их земля может быть и текучей, оставаясь при этом землёй из–за преобладающих качеств холода и сухости. Они доходят до того, что утверждают, например, что фермент, сворачивающий молоко, будучи сухим и горячим, осушает влагу или влажность в жидкости посредством коагуляции её в то, что затем станет холодным и сухим, поскольку природа фермента обладает силой совершить это. Теперь, положим, есть горячий и сухой фермент, являющийся чистым огнём (неважно твёрдым или жидким), поскольку он коагулирует металлическую ртуть в золото; он будет являться особой формой Философского Камня, если отвечает следующим условиям: он должен быть способным иссушать (или коагулировать) влагу, и он должен иметь определённую природу золота, поскольку жёлудь порождает только дуб, но не сосну.

В терминах наших современных представлений, если в металлическую ртуть кто-либо мог ввести протон (т.е. фермент), способный сгруппировать требуемое число ионов золота, то он мог бы коагулировать ртуть в золото. Данное рассуждение корректно и доказывает неопровержимость алхимических аргументов, поскольку вся природа демонстрирует, что нет ни генерации, ни роста без этого фермента, «коагулирующего в свою особую природу» соответствующий питательный элемент. Также, фермент называют семенем.

В подтверждение своих рассуждений, они заключают: такой фермент, который заключал бы в себе все элементарные качества — горячности и сухости, холодности и влажности — будет являться Универсальным Ферментом, или чистым Философским Камнем, поскольку эту чистую соль, из которой путем ферментации можно получить всё что пожелаешь, можно считать Универсальным Лекарством.

Данная синтетическая, интегральная концепция, прямо противоположна современной научной ментальности, аналитической и только аналитической. Это та точка, в которой алхимия отличается и отделяется от современной рациональной науки, поскольку в ней, когда всё сказано и приготовлено, чем дальше продвигаешься в практике, тем больше убеждаешься в верности аргументов. Алхимия является философской наукой, ведущей от философии к эксперименту и опыту, и в этом смысле она пребывает в оппозиции к нашей экспериментальной науке, ведущей от экспериментов к гипотезам, которые затем она пытается обобщить. В самом деле, мы — эмпирики, в то время как алхимики, по их собственному свидетельству, философы.

Является ли утопией данное притязание алхимической философии на реализацию такого универсального фермента? Все, что можно сказать: это не абсурд, поскольку рассуждения обоснованы. Однако, между ними и практикой лежит целый мир. Но давайте всё же проследуем по этому пути вслед за Философами.

Коль скоро всё состоит из трёх принципов и четырёх элементов, эти качества могут модифицироваться и в равной мере взаимозаменяться, поэтому одна вещь, в конце концов, может превратиться в другую, и, начнём с того, что её несовершенное качество может быть развито в более совершенное.

Давайте рассмотрим более внимательно, что имеется в виду под совершенством и несовершенством: согласно философам всех времен, включая Пифагора и Платона, совершенство определяется как баланс и полная гармония между всеми элементами композиции. В царстве металлов (наиболее простом из всех, и поэтому, в силу необходимости, являющемся опорой для других), говорят алхимики, золото является наиболее совершенным из тел, потому что ничто не в силах его уничтожить, и время не меняет его. Поистине, это так. Окончательная проверка купелированием позволяет выжить только золоту и серебру, поэтому оба металла зовутся благородными, но лишь золото сохраняет совершенство во времени и при взаимодействии с неблагородными элементами.

Следовательно, развитие от несовершенного к совершенному заключается в приведении всех качеств в равновесие, таким образом, чтобы ни одно из них не преобладало над другими. Это относится к совершенству тел, то есть к тому, что зафиксировано в определённой форме. Совершенство, относящееся к универсальному состоянию, т.е. не фиксированному в определённой форме, будет являться Философским Камнем, а в человеческом состоянии, для христиан или розенкрейцеров, такое совершенство будет являться Христом. В планетарной же системе, оно пребывает в солнце.

Вот почему целью Философов, равно как и алхимиков с мистическими или моральными воззрениями, является совершенство. Когда этим искателям приписывают жажду золота, это явная ошибка, и любое чтение их текстов ясно это демонстрирует. Золото для них не что иное как символ; это демонстрация доктрины, а не её цель. Очень важно прояснить этот момент, поскольку данное ошибочное воззрение является главной причиной непонимания их философии. Если устранить этот предрассудок, то рассуждения алхимиков, касающиеся строения материи и возможности её изменения (которые, в конце концов, и есть цель атомной теории и науки) являются исключительно верными и корректными.

Чтобы перейти от теории к практике, необходимо столкнуться с языком, который является весьма загадочным и «шокирующим» для научного духа. Начнем с того, алхимики говорят, что власть создания не дана человеку, и что он должен отыскать и добыть себе основу, данную природой, настолько универсальную, насколько это возможно, и что именно с неё следует начинать. Это нечто простейшее, формально также являющееся наиболее несовершенным. Безусловно, было бы бессмысленно приниматься за работу с тем, что уже совершенно. И вот почему необходимо исключить золото; алхимики предельно ясно выражаются по этому поводу.

Под «созданием» же они подразумевают следующее: способность создать три принципа и четыре элемента из ничего. Они утверждают, что в природе существует нечто, что уже имеет их (требуемые принципы и элементы) в себе, и, тем не менее, всё еще пребывает в абсолютно неопределённом состоянии. И снова это должно быть правдой, иначе чем бы ещё природа питала бы себя? В данном случае, говоря об одном только минеральном царстве, абсолютно необходимо чтобы была некая простейшая субстанция, в которой первая или первичная[II] форма проявляет себя.

В наше время, когда наука утверждает, что всё происходит из энергии, но при этом не может толком определить, что же это такое, она разъясняет этот вопрос не больше, чем Философы. Поэтому мы не имеем права обличать их в мистицизме (в плохом смысле этого слова), или в том, что они просто были любителями таинственности. Определённо, они выражаются яснее нас, говоря о том, что из этой простейшей субстанции можно сделать влажную или холодную воду (также именуемую «радикальной влагой»), являющуюся универсальным растворителем (dissolvant universel) в том смысле, что она может привести все металлы в открытое состояние, то есть в состояние «копи», высвободив при помощи растворения (Solve) их составляющие: меркурий, сульфур и соль.

Но, конечно, чтобы осуществить это, должна быть материя, которая несет или содержит в себе эту абстрактную субстанцию, служащую сосудом, иначе говоря, лоном или желудком, внутри коего она может принять простейшую форму. После того, как она реализована, или сформирована, без Materia Prima (также именуемой вторичной), служащей в качестве посредника, уже можно обойтись[3]. Теперь, будучи изолированной, эта новая простейшим образом сформированная материя, заключая в себе все элементарные качества в первичном состоянии, становится Prima Materia. И так они играют словами. И это пассаж, ведущий от абстракции к Prima Materia, является тем, что они именуют «подвигами Геракла», намекая, тем самым, на различные фазы этой работы, аллегорически описанной в мифе о Геракле[4].

Таким образом, данная реализация повторяет полноту генезиса — в том смысле, что с помощью искусства можно перейти от универсальной абстрактной субстанции, или энергии (Логоса, как её именует Евангелие)[5] к её первому конкретному формообразованию, создав своего рода райскую землю, в которой, в предельно простом состоянии, реализуется изначальная жизненная сущность. Здесь мы начинаем касаться космических законов, которые, особенно в данном случае, должны проявить себя в опыте (если человеку будет дано последовать за этим становлением, подобно тому, как химик делает это внутри своей колбы). Именно по этой причине алхимики называют свою работу grandest OEuvre, указывая этим точным выражением — «великое Делание» — на то, что именно они имеют в виду: Вселенную.

Здесь алхимики следуют древней и универсальной доктрине о числах, такой, к примеру, как принесённой Пифагором из Египта. Генезис был работой становления формы из «бесформенного»; это неизменная и постоянная функция. Фазы точно определены и следуют ритму, являющемуся раскрытием закона гармонии, так же как музыкальная гамма выстраивает саму себя из гармоник, явленных в любой ноте. Это позволяет предположить, что, как только верный и изначальный источник приводится в активность, то фазы, времена и изменения выстраивают себя сами, следуя неизменному закону.

Опираясь на это рассуждение, которое философы ставят выше прочих утверждений, происходящих из истинного знания, сам собою возникает вопрос о том, почему же всё не пребывает в состоянии совершенства; почему, по правде говоря, в мире осталось столь огромное разнообразие видов несовершенства. Металлы, не являющиеся ни золотом, ни серебром, несовершенны, а совершенство золота и серебра только подчёркивает слабые стороны неблагородных металлов. Ответ на этот вопрос прост, возможно, даже слишком прост: из–за задержек и случайных примесей, образующих различные виды несовершенств.

Возможно ли, чтобы существование примесей и задержек в становлении, присутствовало изначально? На это отвечают: да, примеси и задержки имманентно содержатся в первичной манифестации абстрактной субстанции; метафизическое, или «виртуальное», объяснение в следующем. Первичная или созидающая причина, которую невозможно описать, но можно обозначить через единицу, неделима и потому непостижима; у неё не было никакой логической причины прекращать своё абсолютное состояние — и вот почему её следует рассматривать как вселенскую волю: бесконечно могущественную с одной стороны, и бесконечно милосердную с другой. Мы сами также происходим из этого источника, и без него не было бы ничего. Вот почему мы не знаем нашего Творца, и, тем не менее это (сознание), является высшей наградой за все усилия.

В данной этической и мистической форме выражена сама функция акта сотворения; она базируется на понимании того, что неразрывное, неделимое единство иррационально, и поэтому заключает в себе природу Необходимости[6] для того, чтобы расщепить или разделить саму себя, дабы себя познать; этот процесс даёт рождение числу два — не символу этого числа, но понятию о дуализме. Во все времена религии были ничем иным, как разновидностями теогонической философии, раскрывающими законы генезиса, наряду с мистическими приложениями, открывающими человеческому разуму путь к восстановлению утраченного единства.

Таким образом, хотя алхимические философы были едины в своих целях и принципах, их религиозные выражения варьировались, порой основываясь на единстве (как в Египте), порой на двойственности (как, например, у Шумеров). В результате религиозная аргументация и мораль менялись и адаптировались; тем не менее, общий путь оставался неизменным. Христианство, в свою очередь, основываясь на триединстве, оставляет эзотеризму говорить о переходе от единства к троичности. Таким образом оно обходит стороной критический момент: двойственность, имеющую чисто сексуальный характер; я бы сказал, что сексуальность в природе является проявлением двойственности, присущей самому происхождению всех вещей.

Совершенное, но абстрактное единство порождает двойственность; Иное (в платоновском смысле) обязательно имеет ту же природу [равно противоположных тенденций] и пребывает над ними. Если единство есть добро, то второй принцип дуальности есть зло, но оно наследует природу единства. Изумрудная скрижаль говорит об этом так:

То, что внизу, подобно тому, что вверху, и

то, что вверху, подобно тому, что внизу;

и это служит созданию одной чудесной вещи[7].

По–моему это объяснение грандиозно; столь простое, и вместе с тем столь полное. Чудеса, о которых говорится здесь, есть мир со всем его бесконечным разнообразием, а надежда на совершенство и его ожидание идут с изначальных времён. Христианин мог бы сказать, что Христос пребывал с Отцом во все времена, то есть предсуществовал как Христос в потенциальном состоянии, ещё до своего воплощения. Он есть надежда проявления Христа.

Противопоставленный изначальному единству, хотя и происходящий из него, он есть то, что создаст свет (то, что манифестируется), и он и будет «Люцифером»[8], но он создаст свет лишь в борьбе против единства и в этой форме он будет известен у египтян, как страшный Сет, ставший у евреем «Sathan» [sic]; алхимики называют его телесным сульфуром, врагом, который противостоит совершенству, но именно он создаст его в конечном итоге. Не по этой ли причине в народе считается, что черт пахнет серой?

Очень многие истины содержатся в афоризмах и поговорках. Возможно, Гёте в Фаусте, лучше всего удалось выразить это понятие обратного действия, вкладывая Мефистофелю слова: «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо»[9].

Поскольку причины несовершенства, и, следовательно, возможных препятствий или задержек [в процессе становления] выявлены таким образом, то вся подготовительная «Работа» алхимика заключается в устранении этого «зла», то есть примеси, препятствующей окончательному и сознательному воссоединению разделенных элементов. Религия не ищет ничего иного. В этическом смысле, сатана, с его пафосом и кознями, является врагом, которого необходимо одолеть. В египетских терминах, это соответствует борьбе Гора против своего брата Сета.

Повсюду в природе эта двойственность носит сексуальный характер, т.е. пол, который разделяет для того, чтобы воссоединить с целью воспроизведения и продолжения рода. В мистическом смысле, данное продолжение себя с помощью деторождения, является злом, хотя оно вовсе и не кажется таковым влюблённым или буржуазному обществу. Но есть и более глубокий смысл, являющийся более трудным для понимания, и в алхимии он является одним из самых загадочных.

Заимствуя миф об Адаме из «Книги Бытия» Моисея, они утверждают, что необходимости в грехопадении Адама не было. То есть, ему не было нужды противопоставлять себя своей жене Еве. Он мог бы и далее оставаться в божественном состоянии. Слова, помещенные в самые уста «Бога», гласят: «вот, Адам стал как один из Нас... как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно»[10]. Но, очевидно, в таком случае не было бы никакого деторождения и, следовательно, никакое половое разделение не было бы возможно.

Меж тем, мистический идеал заключается в достижении такого состояния, в котором сексуальность меркнет, в котором «разделенные души» сливаются в единстве на самом деле, а не посредством коитуса, являющегося скорее симуляцией этого Союза.

Кроме того, алхимики говорят, что высшей целью их Делания является обретение способности «мультипликации» (или порождения) их универсального фермента, стоящей выше способности посредственного увеличения количества (кое является скорее «регенерацией», нежели бесконечным преумножением). Алхимическая мультипликация более не знает смерти; она способна усваивать духовную пищу непосредственно.

Таким образом, подлинное разделение утверждает себя посредством конфликта, отделяющего верхнее от нижнего, проявляющегося как расширение (генезис) и определяющего, таким образом, активное и пассивное. Та часть, что принимает активный или воинственный характер, является серой или семенем, и имеет мужскую природу. Другая часть является пассивной, женской матрицей, она поднимается, в то время как другая часть опускается, и опускающаяся часть несет в себе, как говорится, природу унаследованной двойственности, оппозиции; поэтому, одна эта часть по–прежнему содержит в себе двойную природу: и свет, который был похищен[11] (порождённый единицей) и материальность собственной манифестации. Этот падший свет, «заключённый в тюрьму» в Люцифере, является третьим принципом, видимым, но нематериальным, подобно Духу, который пронизывает Отца и Сына в христианстве. Тело, которое заключает в себе этот свет, является солью алхимиков; данный свет есть их истинный, чистый сульфур, в то время как высокий и пассивный элемент является их меркурием, но лишь при помощи своего искусства им удаётся отделить свет от тела, свет, который не может проявиться в силу своей абстрактной природы иначе, кроме как посредством их меркурия, становящимся носителем (оплодотворенной девственницей).

Вся работа алхимиков заключается в приготовлении такого меркурия, который мог бы осуществить это разделение, поскольку Сет, или Люцифер, надёжно охраняет свою божественную память, заключенную в тюрьму, поскольку без неё он — всего лишь бессильное тело (если не считать силы наделять вещи телесностью). Это история о шкуре Сета[III], а также львиной шкуре в легенде о Геракле.

После реализации данной троицы формируются все элементы, необходимые для нового и чистого творения. В то же время, это свидетельство проявления тройственной природы в творящем союзе, который, потенциально, триединый.

Некоторые теологи говорят об этом факте в своих рассуждениях об одной единственной первопричине, имеющей три природы, и называя это Богом, или Творцом; это верно, ведь, как мы выяснили, никакое творение невозможно без этих трех принципов, делающих первопричину понятной — потому что без их единства она полностью ускользает от нас и пребывает в состоянии, которое некоторые религии обозначают либо как «Сат», «То, что есть» или, ещё лучше, «Невыразимое».

Поэтому нет творения без разделения, и разделение является функцией, главенствующей над всеми прочими. Подобным образом, алхимическое искусство — это искусство вызывать такое разделение или, точнее, знание того, как отделить «чистое от нечистого», и вот почему немецкие алхимики говорят об алхимии как Scheide Kunst, то есть «искусстве разделения»[12]. Это мистическое Делание, oeuvre, является естественным действием жизни во всех вещах, включая человека, оно отделяет чистое от нечистого, вынуждая [их] подниматься и опускаться до того состояния, в котором угасают все противоречия и возникает глубокое осознание души, представляющей из себя союз комплементарных оппозиций. Но этого невозможно достичь без смерти, т.е. разрушения противостоящих сущностей, без уничтожения их формы; потому что форма рождается из противостояния, а противостояние возникает в силу наличия формы. Посему алхимики говорят: никогда не смешивайте вещи в их телесной форме, но лишь их растворенные семена — только в водном состоянии они могут быть смешаны друг с другом столь же совершенно, как вода с водой. Отсюда происходят выражения о том, всё берёт начало в водах, изначальной воде, первичном мировом океане. И из этого же они делают вывод о том, что абстрактная, универсальная субстанция является не имеющей формы водой, и доказательство этого заключается в «Работе», посредством которой абстрактная вода становится, в первую очередь, конкретной водой (являющейся ничем иным, как конденсацией изначальной воды). В другом месте, в Книге Бытия Моисея, говорится о творении с точки зрения разделения вод. Далее наши философы замечают, что, поскольку это вода, то она имеет пассивный характер; это космическая, девственная женственность, и тем не менее, она заключает в себе соответствующее духовное семя, потому что все происходит от него. Таким образом, существует соответствие между понятиями о космическом зачатии Девы (партеногенезом), Логосом из Евангелия от Иоанна, и, как ни странно, представлением наших ученых о чистой энергии.

Таким образом, алхимия представляет собой синтез науки и религии: она является одновременно практической, экспериментальной и философской; метафизика же, формально, составляет теоретическую её часть. Я также утверждаю, что алхимики не просто философы, и что их претензии на знание того, как перевести собственную философию в практику, доказаны. Очевидно, что это гипотеза, но тем не менее, она столь же приемлема, как и знаменитое утверждение Эйнштейна об относительной вселенной. В ответ на это мне могут возразить, что если бы кто-либо когда–либо и вправду обладал бы этим научным знанием, то благодаря своему влиянию (на экономику, например), он бы изменил мир. И я бы cказал: знали бы мы о том, что мир претерпел изменения, если они были вызваны людьми, никак не заботящимися о том, чтобы стать известными?

Одной из наиболее сбивающих с толку историй является та, где Христофор Колумб открыл — нет, не Америку, иное — один из небольших островов «Вест–Индии», и вернулся с кораблями, нагруженными золотом, так говорят или даже верят, и это ключевой момент в нашей западной истории. Есть и множество иных неясных мест в истории, которые прояснятся, если гипотетически признать реальность алхимической науки. В случае с Древним Египтом, это объяснит изобилие золота, с которым там обходились определённо не как с редким материалом. Но всё это не имеет значения; то, что нас здесь интересует — это учение. Для того, кто рассматривает возможность практики, это имеет совершенно иной смысл, нежели для тех, кто удовлетворяется спекулятивными суждениями.

Посредством эффекта, при котором Один становится двумя и тремя (в вышеуказанном смысле), он становится не только познаваемым, но и являет себя нашему пониманию. Но реальность этого Одного будет подтверждена посредством серии контролируемых экспериментов; и так, вы видите, чтo наделяет учение о числах бесценным значением. Более того, они могли бы подтвердить и религиозные догмы, которые вместо того чтобы быть, как говорят социалисты, суевериями, наоборот, создали бы такую основу для науки и этики, которая бы, на этот раз, значительно изменила мир. Нынешние социалистические теории не стоят и гроша, если, избавляясь от элемента знания, они подменяют его материалистической наукой. И если доказать ошибочность этой подмены, то рушится вся их теория, включая, в первую очередь, весь механизм политэкономии. Вслед за этим встаёт проблема raison d’etre, проблема смысла существования человека, который более не просто составляющее коллектив гражданское лицо, но сущность, имеющая независящую от коллективных законов жизнь, и соответствующую реализации личных целей. Прежде всего, это устранит мистическую проблему взаимоотношения между социальным индивидом и духовной иерархией, которая в нынешнее время вызывает социальное уравнивание, поскольку коллективное благо уничтожает интерес к осуществлению личного.

Алхимия утверждает иерархию, основывающуюся на качественном выборе, и адресует себя элите, которая должна озаботиться благополучием масс. Называя себя «Великим Деланием», алхимия помещает всё мирское, что только может соблазнить земного человека, в область суеты, которую следует избегать; и вместо того чтобы предлагать философу–адепту удовольствие материального существования, она побуждает его пренебречь низшим удовлетворением и смотреть выше. Эти увещевания являются не столько моральными советами добрых пастырей, сколько логическими следствиями из всё той же психологии: человек подвержен искушениям лишь потому, что не обладает тем же, чем и философ–адепт, следующий путём алхимии, уже обладает: абсолютно всем, что только можно пожелать — здоровьем, богатством, и светом.

Вечный плач о том, чтоб иметь и опыт, и молодость — не более чем вздор, поскольку молодость (и воспоминания, связанные с ней) является молодостью лишь потому, что живет она иллюзиями, которые опыт низводит до уровня противоречивых иллюзий. Опыт способен взглянуть на человека извне мира сего, оттуда, откуда радости юности кажутся легкомысленными — такие как, скажем, проходящая мимо красавица; опыт даст знать: полная хитростей!

Но вернемся к нашему главному вопросу, о котором Философы говорят: из Одного сделать два, из двух три, из трех два, и вновь, из двух, Один. Посредством чего этот конечный Один отличает себя от изначального Одного? Наш ответ: посредством сознания. Конечный Один по своей природе идентичен исходному абстрактному Одному, но имеет осязаемую форму. Только в этом случае данная форма может постепенно слиться с изначальным Одним, которым она никогда не переставала быть, но теперь неся с собой обретенное знание о проявлении, самосознание, и, таким образом, полную власть.

Это та проблема, с которой имеет дело христианское откровение, и которую апостол Павел полагает идентичной вечной жертве Мельхиседека[13]. В мире эта работа постоянна, ибо Христос является совершенным Философским Камнем, имеющим полную власть, но не остающимся на земле (в материальной форме). Так, Христос является принципом Философского Камня, принципом, который на уровне материальной формы редуцируется до власти трансмутации — эта форма и остается на земле — и данный принцип образует Камень, на котором зиждется церковь, в соответствии с Евангелием[14]. Именно из-за глубинного понимания этой эзотерической, мистической проблемы, алхимики называли свою Работу, или Материю, человеком — Esse Homo[15].

После подготовительной работы, которая может быть уподоблена hors-d’oeuvres, закуске[16], философы переходят к генерации самого камня, т.е. коагуляции их первичного и содержащего в себе всё раствора, в фиксированную и нерушимую субстанцию: мужское семя и женская среда объединены в ней в одно и более не могут разделиться, в ней всё уравновешенно согласно принципу справедливости, и она известна как постоянная вода, которая должна будет пройти через все естественные фазы генезиса для того, чтобы достичь нерушимой неподвижности, вначале белого цвета, но в итоге — красного. Данные цвета единовременно являются и буквальными, и символическими. Лунный белый цвет обретает принимающая форму субстанция, а солнечный красный цвет имеет придающий форму огонь (сам формы не имеющий).

В самом начале, до подготовительной работы (hors d’oeuvre) — «красный» и «белый» являются компонентами: хлебом и вином; в конце работы, они становятся «коронами полной славы и полного совершенства» на земле. Вся тайна творения и вся полнота работы обращаются вокруг этой жертвы двух аспектов Одного, вечного и изначального. Этот процесс следует рассматривать именно как жертву, поскольку не было ничего, что обязывало бы изначальную причину снизойти в форму, как об этом было ранее сказано, и если человеку даётся власть найти, подчинить и воссоединить две стороны изначального, подобно тому как Зигфрид выковывает из двух частей сломанный меч Нибелунгов, то это явится высочайшим посвящением для воплощенного существа, которого оно только может достичь[17]. Таким образом, выполнение этой Работы становится священнодействием par excellence.

Алхимики говорят нам, что генезис, или, фактически, «Великое Делание», подразделяется на три великих стадии, хотя некоторые выделяют четыре, тем самым подчёркивая его связь с временами года. Есть фаза Черноты, связываемая с зимой и разрушением, фаза Белизны, уподобленная весеннему воскрешению, отчетливая фаза Желтизны, с присущей ей летним цветением, и фаза Красноты, фаза полной зрелости, что относится к осени. Полагается, что это данное четырехчастное деление идеально соответствует естественной философии, так как все природные циклы делятся на четыре четверти (как, к примеру, лунный цикл), что также связано с символизмом креста.

Алхимические философы утверждают, что всё в природе в своем развитии проходит фазы, эквивалентные росту зерна: когда зерно даёт росток под землёй (черная фаза), когда росток пробивается к свету (белая фаза), когда в цветке созревают семена (жёлтая фаза), и когда образуются плоды, или семена формируются окончательно (красная фаза).

Развитие этой философии имеет комплексный характер, потому что стремится выразить и время фаз, то есть сам их временной принцип, и продолжительность их действия в синтетической форме (которая, по их утверждению, согласуется с практикой). В более широком смысле, генезис человека сам является синтезом микрокосма, и образом макрокосма, и служит основой для их определения. Мы обнаруживаем эти числа повсюду и во всех инициатических текстах.

Смерть или разрушение в течение сорока дней потопа — это те же сорок дней Работы в Чёрном, и те же сорок дней конъюнкции семян в человеческой матрице, по истечение которых, согласно теологии римской католической церкви, аборт считается преступлением. Ровно четыре месяца, при которых человеческий эмбрион (foetus) совершает своё первое, присущее жизни движение — то есть четыре раза по четыре недели, или шестнадцать «дней», или две фазы лунного цикла — составляют фазу Работы в Белом, чьё окончание, выражаясь языком алхимических текстов, соответствует полной луне, уже начинающей убывать. После этого, в течение трех месяцев — это лето, или желтая фаза Работы — рождается цветок; растение уже само по себе закончено, однако ещё не способно к самовоспроизведению. Вот семь месяцев, после которых эмбрион становится жизнеспособным, но он всё ещё не завершён; это также двадцать восемь (шестнадцать плюс трижды четыре) «дней» лунного цикла. И ещё необходимо два месяца, чтобы эмбрион достиг совершенства (абсолютной коагуляции), что, по аналогии, эквивалентно тому как растение производит семя своего вида. И если зима начинается в Рождество, то плоды достигнут полной зрелости в конце сентября, за девять месяцев человеческого эмбрионального развития. После этого цикл приготовления возобновляется в природе. Египтяне начинали свой Зимний сезон (перт) в этот период, а Римская Церковь ставит свой «Адвент» (рождественский пост), или начало своего церковного года, между этим периодом и Рождеством[IV].

Это краткое, хотя и довольно грубое изложение, являющееся результатом исследования алхимических текстов; здесь представлены лишь контуры, чтобы очертить составляющие доктрины в совокупности. Но рассматриваемые времена и циклы определены здесь намного более точно, чем это может выявить беглое изучение. Даже тех, кто желает изучить эти вопросы беспристрастно, такая согласованность не может не привести в изумление.

Можно было бы сказать, что упомянутые здесь девять месяцев не так уж и соответствуют четырём лунным фазам и четырём сезонам, поскольку существует диспропорция между продолжительностью и регулярностью лунных фаз и временами года. Хотя это верно, алхимиков это не беспокоит; они говорят, что хотя и существует аналогия между фазами и временами, но во временной продолжительности идентичности между ними нет.

Таким образом, для приготовления Философского Меркурия или, выражаясь точнее, Меркурия Философов (первый от искусства, второй от природы) — то есть того Меркурия, о котором я говорил выше как о растворителе (dissolvent) Философов[V], требуется семикратное и девятикратное повторение его воспроизводства. Говорится, что, начиная с третьего и четвертого, он может растворять, «открывать» металлические медь, свинец и олово; с пятого по седьмое он может открывать серебро; а с седьмого по девятое, он открывает золото.

Египтяне говорят, что число Тота или Меркурия, в алхимическом (но не греческом) смысле — восемь, то есть «восемь» закончено в своем совершенстве; но среди этих [числа], девять является числом откровения. Кроме того число семь для алхимиков есть число, заключающее в себе все трансформации. Таким образом, каждый отдельный цикл включает число семь, как, например, каждая из четырёх лунных фаз, включающая в себя семь дней, округлённо. Но только адепт, то есть алхимик «завершивший Делание», мог бы сказать нам, каковы истинные отношения между этими числами и временами на самом деле.

Как мы уже видели ранее, фазы, с присущими им функциями, неизменно являются аспектами любого генезиса; он начинается с создания семени (того или иного вида, согласно Моисеевой Книге Бытия), и генезис универсального Семени, согласно Философам, не является исключением.

В первую очередь происходит разрушение формы семени (смерть и переваривание); затем следует повторная коагуляция и отбеливание (росток; отделяется хилус); после этого, созревание (цветение; ферментация белых глобул); и, наконец, зрелость (плод; белые глобулы обретают красный цвет). Я провожу здесь эти параллели в связи с тем, что они соответствуют действительности и облегчают наше следование ходу мыслей алхимиков.

Брахманы делят большой временной цикл на четыре Кальпы; тетрактис Пифагора сформирован на основе четырех чисел, девять из которых окружают одно тайное в центре. Но число четыре также напоминает о четырёх элементах; далее, алхимики говорят, что их Работа является реализацией четырёх элементов, Чёрного, который есть Вода; Белого — Земли; Жёлтого — Воздуха; и Красного — Огня, поскольку фазы производят, в прямом смысле, абсолютные качества элементов.

Теперь рассмотрим, вкратце, общую идею Делания. Вышеописанное является лишь одним из его этапов, так как о выполнении этой тяжкой работы (Геркулесова труда), алхимики говорят как о получении лишь Белого и Красного семени, но не обретении собственно Камня. Затем нужно всё начинать заново, дабы увеличить силу семян. Лишь после этого они будут совершенны и способны к регенерации, причём каждое семя по-своему: Белое для Серебра, Красное для Золота. Затем приходит время для Третьей Работы, о которой я уже достаточно говорил в связи с мистическим аспектом проблемы.

Всё Делание, таким образом, состоит из трёх раз по четыре фазы, или трёх раз по четыре элемента; так, «Оно» становится трижды великим, или Trismegistes. Но четыре фазы являются ключевыми аспектами, на которых основывается классификация. Философы говорят о них как о главных цветах; и есть также промежуточные цвета, являющиеся градациями и вариациями между ними. От черного до белого цвета лежат «хвост павлина», и серый; от белого до красного — зеленый, а вслед за ним оранжево-желтый. Эта последовательность образует путь через «планетарные сферы», обращающиеся вокруг их тайного Солнца, или Камня Делания.

Меркурий является изначальными водами, свинец черный, олово серое, серебро истинно белое, медь зеленая, железо оранжевое, а золото красное; это синонимы Меркурия, Сатурна, Юпитера, Луны, Венеры, Марса и Солнца, соответственно. Они образуют два класса планет или металлов: лунные (свинец и олово) и солнечные (медь и железо); меркурий же имеет двойную природу. Это определило средневековую символику: Соль, Венера, Марс, Луна и Сатурн, Юпитер, наряду с двойным Меркурием, обозначения которых сохранила астрономия[18][VI]. Эти семь «цветов» представляют собой семь факторов Делания, проходящего через четыре (или три раза по четыре) этапа или элемента. Таким образом, подобно зодиаку, работа состоит из четырех элементов, размещённых в двенадцати знаках и управляющих домах семи планет (говоря языком астрологии).

В тех случаях, где говорится о «сезонах» Делания, утверждается что его истинной продолжительностью будет Философский год. Другие говорят, что оканчивают Делание в течение семи дней, или неделю, подразумевая, в таком случае, прохождение семи сфер планетной системы. Можно заметить, что их язык «философский», то есть представляет собой «фонетическую кабалу»; необходимо знать, как его расслышать и распознать, а не просто прочесть.

Перенося эти соображения в область физического, Философы говорят, что серебряная и золотая копь никогда не смешиваются и не пересекаются. Невозможно найти и золото и серебро в одной и той же копи; они имеют разное происхождение (хотя Серебро, будучи очень чистым фиксированным Меркурием, может быть развито до Золота).

Металлы, понятые соответствующим образом, рассматриваются как сочетание трех принципов: Сульфура, Меркурия и Соли, и, как утверждают алхимики, с помощью своего меркуриального растворителя они могут «открывать» металлы с легкостью, доказывая тем самым истинность этого утверждения. Основываясь на этом, они предлагают «малые работы» (или просто «частности»), стремясь обнаружить в «вульгарных» металлах принципы Великого Делания.

Арабские алхимики, в частности, оставили несколько трактатов, описывающих «композиции» металлов, в соответствии с которыми Венера или медь весьма богата красной тинктурой, Марс или железо — богат фиксированной солью, а Юпитер или олово, например, содержит в себе довольно чистым меркурий. «Препарируя» металлы таким образом, можно извлечь и использовать наилучшим образом уже воплощённые принципы, а с ними обрести «Камень», или фермент, способный трансмутировать металлы. Что поражает читателя этих текстов, так это постоянный акцент на «вульгарном» характере металлов; они неустанно повторяют, что алхимические металлы, используемые в их Делании, не «вульгарные», но «быстрые» или «живые».

Все добытые в шахтах металлы подвергались плавке, и в соответствии с этим фактом, «мертвы». Поэтому естественно, что их невозможно подвергнуть трансмутации. И здесь присутствует один важнейший нюанс их доктрины. Утверждается: каждому металлу, образованному из трех принципов, предназначено по своему происхождению стать серебряным или золотым. Но из-за случайностей или акцидентных причин, эволюция металла внутри копи была остановлена. Таким образом, чтобы дать ему возможность развиться до состояния серебра или золота, его необходимо оживить, вернуть в состояние, в котором он пребывал в копи; то есть его компонент, или заключенный в нём меркурий, должен быть вновь освобожден; затем фермент сможет коагулировать его, «свернуть» его в золото, в состояние, предназначенное ему изначально.

Это означает, что фермент способен за короткий период осуществить полное эволюционное развитие, которое в природе, как правило, длится слишком долго. В самом деле: мы видим, что воздействие фермента весьма непродолжительно; химическая реакция может произойти мгновенно. Тем самым данная фаза алхимического учения утверждает идентичность между действием фермента и регенерацией. Здесь я различаю генезис (генерацию: от ничто к форме) и ре-генерацию (эволюцию, начинающуюся с семени). Вызревание плода (растительного ли, животного ли) является регенерацией, но не генезисом.

Таким образом, созревание (или развитие) семени, и его последующее превращение в плод, или продукт, идентичны действию фермента в своей специфической среде. Ничто не мешает нам рассматривать ситуацию таким образом: и зерно в земле, и семя в яйцеклетке — и то и другое даёт свой плод в результате ферментации, или коагуляции специфической (соответствующей меркуриальной) среды, т.е. среды, соответствующей его природе.

В этом случае время или длительность имеют чисто символическое, «нумерологическое» значение, и могут не браться в расчёт при практическом рассмотрении, как в случаях реального развития металлов. Фазы же, напротив, могут существовать; это вопрос качества, а не продолжительности. Отметим также, что «качествами» алхимики называют цвета отнюдь не только из-за очевидных аспектов.

В действительности, алхимики говорят, что при помощи искусства они за краткое время достигают того, на что природе требуются века. И всё же, что с того? Но природа может достичь лишь совершенной формы; искусство же достигает большего, чем такое совершенство, поскольку фермент — нечто большее, чем то, что его произвело; как Универсальный Фермент, он является совершенством всех вещей.

Данные соображения проливают свет на смысл Первой Работы («тяжкий труд»), как алхимики понимают его и в чём видят его цель: семя содержит в себе две природы, мужскую и женскую; в противном случае оно не могло бы питать себя, действуя в среде (или действуя на среду) сходной ему природы, которая понимается как женская. Поэтому, прежде чем что-либо перейдёт в состояние проявления, оно действует в абстрактном, естественном состоянии, дабы произвести «семя», что и является «Первой Работой» и заключает в себе полноту Великого Делания. Затем такое семя можно регенерировать и оно будет действовать, при том весьма быстро, как «соответствующий» фермент.

«Соответствие» с необходимостью возникает здесь потому, что «Камень», будучи универсальным, адаптирует себя к среде. Когда он принимается человеком, к примеру, то принимается он не для того, чтобы преобразовать человека в золото; камень будет действовать на его животную структуру, в соответствии с собственной органической, животной природой, соответствующей человеческой. Поэтому, в случае с металлами металлов, фермент должен быть приведён в соответствие, или «ориентирован», к металлу. Затем, действуя на расплавленный металл, он мгновенно коагулирует меркурий сего металла, устраняя все его нечистые сульфуры и меркурии как окалину (шлак), поскольку, как утверждается, подвергнуться ферментации может лишь меркурий, но не сульфур. Причина же сего в следующем: Универсальный Фермент является очень чистым сульфуром, свободным от нечистой телесности; поэтому он не может воздействовать на сульфуры других металлов (за исключением того, что в золоте), поскольку он чище и совершеннее их, и поскольку лишь он один способен произвести требуемый эффект.

По причине крайней чистоты сульфура в их ферменте, некоторые философы называют его совершенным и фиксированным меркурием, говоря о том, что золото является просто очень чистым и фиксированным меркурием, из которого был удален или исключен весь нечистый и телесный сульфур.

Железо является фиксированной солью с очень нечистым сульфуром; меркурий избегает вступать с ним в союз; также и золото отказывается объединяться с этим символом войны. В алхимии к железу, из-за его препятствующих развитию свойств, относятся с особым вниманием, и оно рассматривается как тело, отверженное эволюционной структурой вселенной. В связи с этим, его можно рассматривать как последнее, что остается, когда все остальное было либо разрушено, либо развивалось, что объясняет феномен метеоритов из железа, или из металлов «алхимически» родственной природы, таких как никель, кобальт, хром и так далее. На основе тех же соображений к перечисленным металлам можно было бы добавить платину или ванадий, равно как и иридий, кои состоят преимущественно из чистой или нечистой соли; они прочны и жестки, что несомненно, однако эти качества присутствуют в них в таком избытке, что порождают «несовершенные» и негармоничных тела[19].

Так обнаруживается связь между этими соображениями и любопытным названием железа — «душа небес» — как его именовали древние египтяне. Можно заметить, что метеоритов вполне достаточно, чтобы объяснить это странное наименование[20]. Как бы там ни было, их глубокое знание металлов удивляет и позволяет нам задаться вопросами: об их бронзе, свидетельствующей об их умении создавать инструменты, способные обрабатывать гранит и порфир; о кинжале Тутанхамона, сделанном из неокисляемого железа, который, кроме того, символически воспроизведён в кинжале из чистого красного золота, реальном оружии, найденном с мумией. И хотя эти вопросы остаются открытыми, я должен довольствоваться теми вниманием и значением, которые алхимические Философы приписывают сему металлу, столь жестокому и разрушительному в человеческих руках, который, словно бы убегая прочь от «меркуриальной» мягкости, несет в себе огонь битвы и ненависти — губительную магию знаменитого «Сета». Это может стать предметом другого, весьма любопытного исследования, касающегося соответствия металлов и древних аллегорий, с особым вниманием к божествам и планетам[21].

Алхимия представляет из себя синтез всех аспектов мира, жизни и существования. При ином рассмотрении, её изучение станет затруднительным. Она таинственным образом продолжает себя во времени, и те же фразы, что так часто встречаются у средневековых алхимиков, присутствуют и в недавно открытых древнеегипетских текстах. Порой создается впечатление единой нити, соединяющей наиболее далекое прошлое с нашими днями, при помощи письменной или устной традиции, а также народных обычаев.

Возможно, есть лишь одна, не знающая покоя душа, что вновь и вновь перевоплощается среди людей, дабы обрести свое утешение в откровении об истинном смысле её пустой животной жизни, о скрытой цели её несовершенства: что золото стремится к реализации своего царственного предназначения, которое новое обетование — фермент чудесной трансмутации — поможет исполнить, отвергнув шлак из тысячи ошибок, атавизмов и тяжких уз.

Луксор, Рождество, 1941

Москва, Рождество, 2015


Примечания русского переводчика

[I] Дюфур-Ковальский упоминает, что в 1930х был очень «моден» электрофорез и вообще явление ионизации. Шваллер пишет в терминах результатов таковой, т.е. ртуть даёт нечетное количество катионов и анионов, и заряд компенсирован «добавочным» протоном.

[II] Употреблено слово «premiere» — можно вспомнить, что среди перечисляемых Пернети имён, которые Адепты давали своей Первоматерии, упоминается и «премьер-министр».

[III] После казни Анубис разрезал шкуру Сета, содрал её и надел на себя. Затем он отправился в святилище Осириса и калёным железом выжег на шкуре Сета свой знак.

[IV] Египтяне делили год на три равные части: ахет — «наводнение» начинался во время, соответствующее нашему июлю; перт — «прорастание» начало в ноябре; шему — «жатва» — период без дождей, начинавшийся в марте. Перт — время, когда Нил входил в свои берега (ноябрь, декабрь, январь, февраль).

[V] Разница между Меркурием Философов, Нашим Меркурием и Философским меркурием — принципиальна; более того, в зависимости от контекста, одним и тем же названием могут обозначаться различные фазовые состояния Материи, а под разными именами, наоборот, скрываться одно и то же. Более подробно — см. работу Глеба Бутузова «Некоторые особенности герметического языка».

[VI] При рассмотрении планетарных символов и соответствующих им металлов следует заметить также, что крест практически всегда означает фиксацию Материи, и это способно прояснить не только природу невульгарных Венеры, Юпитера и Сатурна, но и Сульфура (чей символ есть фиксированный Огонь) и самого Камня (фиксированных Вод). В символе Сатурна, однако, элемент у подножия креста является скорее змеёй, нежели лунным серпом; её распятие на кресте (то есть проведение через четыре стихии) и означает окончательную фиксацию меркуриального потока. Так, в «Книге Авраама Еврея» из «Иероглифических фигур» Фламеля распятая змея символизирует ту же операцию. Также хочется предостеречь читателя от рассмотрения элемента «копья» (в случае с символом Марса) в контексте «Иероглифической монады» Ди, то есть как соединения двух лунных серпов; догадка о рогах Овна также представляется неверной. Данный символ следует рассматривать в связи с символом Солнца, с точкой в центре окружности; и Эвола, в «Герметической традиции», говорящий об операции извлечения «ядра» из «эмбриона» был несравненно ближе к истине, поскольку копьё (как и практически любое иное холодное оружие, изображённое на алхимических гравюрах) есть символ Тайного Огня.

[VII] О костях Сета в Текстах Пирамид встречаются, к примеру, такие слова:

«Я чист, беру с собой мои железные (бья) кости, я расправляю свои нетленные члены, которые находятся в чреве Нут…» (Тексты пирамид, 530).

«Мои кости — железо (бья), и мои члены — неугасимые звезды». (Тексты пирамид, 1454).



[1] В 1924, обрело всемирную известность заявление, опубликованное Адольфом Мите о том, что он нечаянно превратил ртуть в золото, в процессе использования лампы на ртутных парах. В дальнейшем, было обнаружено, что золото уже присутствовало в ртути в виде примеси. (Здесь и далее в тексте, кроме оговоренных случаев, прим. Аарона Чика.)

[2] Cноски с латинской нумерацией приводятся в конце статьи.

[3] Космополит (Alexandre Sethon) замечает: «Не первая материя, но вторая материя есть искомое, и посредством неё, несомненно, может быть познана первая, и в то же время форму её [второй] нельзя изменить». Novum Lumen chymicum (Coloni?, M.DC.X) 16: “Non prima, sed secunda tantum qu?ratur materia, talis nimirum, qu? simul ac concepta est, in altam mutari forman non potest”; Канселье, L’alchimie expliquee sur ses textes classiques (Societe Nouvelle издания Pauvert, 1972), 137: «Que soit autant recherche, non pas la premiere matiere, mais la seconde qui est telle, assurement, des qu’elle a ete concue et ne peut etre changee en une autre forme».

[4] Геркулесов труд состоит из двенадцати подвигов, которые необходимо реконструировать из множества различных классических источников; (Псевдо-)Аполлодор, Bibliotheke 2.5.1-2.5.12, перечисляет их в традиционном порядке:

убийство Немейского Льва;

убийство Лернейской Гидры;

поимка золотой лани Артемиды;

поимка Эриманфского вепря;

очистика Авгиевых конюшен в один день;

убийство стимфалийских птиц;

поимка Критского быка;

похищение коней Диомеда;

получение пояса королевы амазонок;

похищение коров трёхголового великана Гериона;

кража Яблок из сада Гесперид;

поимка Цербера.

Задачам и работам, необходимым для обожествления (?????????), в западной алхимической традиции придавался особый герметический смысл.

Блёз де Виженер, в своем Philostrate, замечает: «Если мы хотим использовать фантазию или поэтическое воображение в натурфилософии, то, как мы уже говорили ранее, в виде Геркулеса изображается не что иное, как Солнце, что своими лучами и своим теплом действует словно стрелами, и убивает Гидру со всеми её заново рождающимися головами, то есть убивает холод, качество присущее воде, из которой рождена сия змея и от которой она берёт своё имя» (Poeme philosophic de la verite de la physique minerale Matton, изд., v 1600, 99); алхимическое описание всех геркулесовых трудов дано в Nuysement (и повторно воспроизведено в книге «Геркулес в Алхимии» (Ив Бонфуа и ред. Уэнди Донигер., Римская и европейская мифологии 221-3); Hercules pio-chemicus Пьера Жана Фабра был обобщён в имеющем огромное значение Словаре Антуана-Жозефа Пернети; подвиги Геракла неоднократно упоминаются и у Силиани, в Hermes Devoilee, тексте, который Шваллер упоминает в особой связи с витражным стеклом oeuvre, над которым он более двадцати лет работал с Жаном Жульеном Шампанем; сам Фулканелли кратко упоминает подвиги в тексте Готических Соборов, как «notre preparation», Нашу подготовку (131-2).

[5] Французское Verbe является стандартным переводом греческого Logos (Иоанн, 1). Шваллер ссылается в ряде случаев на этот крайне значимый богословский пассаж. Приравнивание Слова или Логоса Христу, предшествующему творению (бытию, генезису), имеет прямые алхимические последствия, и, в самом деле, интеллектуальная история самой первичной триады, Tria Prima, почти всегда связаны с христианской концепцией троичности. Несомненно, так было и в случае и Парацельса, и Дорна, и все остальные следовали их примеру.

[6] La Necessite, Необходимость, в оригинале выделена жирным курсивом; ср. работу с тем же названием, изданную Ишей Шваллер де Любич, Aor, sa vie, son oeuvre.

[7] Tabula Smaragdina: “Quod est inferius est sicut quod est superius, et quod est superius est sicut quod est inferius, ad perpetranda miracula rei unius. В основном известна на Западе по латинскому переводу с арабского оригинала (Kitab Sirr al-Asrar = Secretum Secretorum, с. 1140), в котором он приписывается Аполлонию Тианским. В 1923 году Эрик Джон Холмьярд обнаружил сокращенный вариант Скрижали в собрании сочинений Джабира ибн Хайяна, и вскоре после этого, еще один вариант был найден Юлиусом Руской (Kitab Ustuqus al-Uss al-Thani; Kitab Sirr al-Khaliqa wa Sanat al-Tabia); Холмьярд, «Изумрудный стол,» Nature, no. 2814, vol. 112 (October 6, 1923): 525-6; Alchemy (Penguin: Harmondsworth, 1957), 99; Холмьярд утверждает, что наиболее древняя из известных версий Изумрудной Скрижали, вероятно, была переводом с сирийского, самое позднее четвертого века, который, возможно, основывается на ныне утраченном греческом оригинале.

[8] Люцифер: буквально «носитель света» (от lux, «свет» + fer, «нести»).

[9] Гете, Фауст:

Ein Teil von jener Kraft, // Die stets das Bose will und stets das Gute schafft.

В пер. Пастернака:

Часть силы той, что без числа // Творит добро, всему желая зла.

[10] Быт. 3:22-3. Здесь Шваллер резюмирует тему, затронутую им около пятнадцати лет назад в одной из наиболее редких и в то же время спорных работ, Adam l’homme rouge (Адам, Красный Человек, 1926).

[11] Lumiere emportee может означать одновременно как свет, который «похитили или забрали» или же «яростный, неистовый» свет.

[12] Scheiden, «отделять, разделять»; также: «растворять, расторгать; определяться, различать; отправляться»; в химии: «выделять, экстрагировать». Существительное Scheide означает «футляр, ножны»; и в вульгарной речи — «вагину». Возможно, что помимо явных значений, здесь присутствует скрытый смысл — тайно намекается на алхимическую Божественную Матрицу.

[13] Послание к Евреям, в котором жертва Христа сравнивается с жертвой Мелхиседека (5: 1-10: 18), иногда приписывается Павлу; Мелхиседек выступает как таинственная фигура уже в Талмуде (Быт.14:18-20; Пс.110:4); о нём говорится как о священнике, но не от рода Аарона; разница же в его приношении в жертву хлеба и вина (в отличие от кровавых жертвоприношений), и чем предвосхищается, а позже и связывается с жертвой Христа; таким образом, Христос считается священником «чина Мелхиседека», поскольку предлагает, как и Мелхиседек, бескровное таинство (усвоение плоти и крови Христа через таинство пресуществления).

[14] К Ефесянам 2:20: «утверждены на основании Апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем».

[15] Ин 19:5: «се, Человек!»

[16] Hors d’oeuvre, закуска, в дословном смысле: «вне работы»; в еде — «стартеры», первые блюда, предшествующие основным; в данной аналогии, начальные фазы, приводящие к надлежащей Работе.

[17] Шваллер был весьма увлечён взаимосвязями между германским и герметическим symbolique, символизмом. В мече Зигфрида он видит не меньше, чем сущность алхимического опуса: объединение дуальностей, являющихся двумя аспектами, которые предстают в начале Работы, а затем в её конце, при кульминации — это те же два аспекта, но вознесённые до своего апогея. Вневременная природа этих символов вдохновляла его и в последние его годы, как пишет о том Ван ден Брук: «Через несколько месяцев нашего знакомства, он пригласил нас на «Кольцо Нибелунгов» Вагнера в постановке Общества Байройта, проводимое в оперном доме Ниццы в течение трёх вечеров. Это редкое социальное взаимодействие оказалось весьма примечательным, не только сценарием, созданным Aor, который излагал Вагнеровское либретто на языке [египетского Искусства] Фараонов, и о котором мы говорили за несколько дней до оперы. Глубоко запомнился образ его высокой, прямой фигуры, в благородном вечернем облачении, стоящей, или, вернее, возвышающейся посреди модной толпы» (Al-Kemi, 46). Сравните данные строки из либретто Вагнера:

Нотунг! Нотунг! Славный мой меч!

Ты снова вделан в рукоять.

Сломан ты был и скован ты вновь, -

Никто теперь тебя не сломит.

Когда ты сломился в руке отца,

Но сына рукой вновь воскрешен,

Сверкаешь ему лучом

И удар твой грозен опять.

Нотунг! Нотунг! Славный мой меч!

Я жизнь тебе возвращаю;

Мертвым долго ты лежал,

Но светишься ярко теперь;

Ты над злодеем грозно сверкай!

Ложь и коварство смело руби!

Эй, Миме! — Гляди! –

Вот как разит мой меч!

[18] В Notes et Propos II, 224, в тексте имеются символы Солнца, Венеры и Марса, а затем серп Луны. Затем следуют два серповидных знака с крестами (которые, подозреваю, могут быть просто неверно истолкованными знаками Сатурна и Юпитера, формируемыми аналогичным образом). Наконец, знак Меркурия приводится с точкой в середине. Я упоминаю об этих моментах здесь, и предлагаю обратиться к оригинальным рукописным заметкам для разъяснения ситуации. Однако, для целей настоящего перевода, я просто следовал логике текста и воспроизвёл планетарные символы так, как они были перечислены в предыдущем случае; этот порядок, по-видимому, передаёт наилучшим образом смысл символов и текста, рассматриваемых совместно как единое целое. Рассматриваемые таким образом, ассоциации Шваллера открывают здесь простую, но весьма глубокую догадку: что солнечные знаки — это те, в которых преобладает круг (солнце), в то время как лунные — те, в которых преобладает серп (луна). Меркурий же, будучи единственным знаком, состоящим и из круга и из серпа, обладает обеими природами. Не считая Меркурия, данная классификация подтверждается различием в блеске металлов: у одних он тёплый (золото, медь, красное железо), у других же (серебра, олова и свинца) он холодный.

[19] Сравните со сходными замечаниями у Фулканелли, Обители, 94: «Фиксированная соль наделяет воинственного Марса жестким, сильным, твердым и прочным телом, из чего он черпает своё благородное великодушие и великую храбрость».

[20] В египетском восприятия, с железом связаны сверхъестественные силы созвездия Большой Медведицы, Ursur Major, которое было известно египтянам как «бедро быка» в (khepesh), символ силы и мощи. Это созвездие было также известно как бедро Сета (khepesh en setesh), то есть бога, имеющего глубокие ассоциации с железом. У Сета, бога войны и бури, были железные кости; также считалось, что молнии состояли из этого металла. Как таковое, железо не добывалось: оно падало с небес. Вот почему его происхождение виделось как небесное, особенно в случае с упавшими на землю метеоритами, которые, в этой связи, рассматривались как молнии. В Новом Царстве слово khepesh стало обозначать ятаган. Роль khepesh наиболее значительна в «церемонии открытия глаз и рта» — ритуале оживления, где khepesh (вместе с его символическими дополнениями — инструментами, сделанными из железа) использовался для оживления статуй, для возвращении к жизни усопших и создания богов. Короче говоря, считалось, что им оживлялась сила звезд[VII].

[21] Шваллер позже написал подобное исследование: «Harmonie, Analogies, Fonctions et Facteurs», который появился посмертно в Le Miracle Egyptien (Париж: Flammarion, 1963), 129-57. Это текст, в котором он излагает ключевые моменты алхимической теории цвета, Farbenlehre, как это было изложено у в Ван ден Брука в Al-Kemi (passim). Он также выводит взаимосвязи между египетскими божествами, планетарными металлами (рассматривая их одновременно и как космические, и как минеральные явления), и их эквиваленты в греко-римской мифологии: воинственный Сет, например, тесно связан с железом (как описано в предыдущем примечании), с планетой Марс и богами — Марсом и Аресом.