|
|
Призрак свободы Шесть ядов мечты 1. Религия среднего арифметического Демократические воззрения, безусловно, имеют религиозную природу. А в наиболее усеченном, инструментальном, виде их можно рассматривать как темное суеверие оторванных от действительности мечтателей. К началу XX века энтузиазм научно-технического прогресса охватил даже гуманитариев, которые со свойственной смелостью приступили к освоению новых территорий. Появились социологические исследования, в которых случайно подобранные респонденты угадывали количество горошин в банке или массу коровы по ее виду. Оказалось, что чем больше людей привлечь к процедуре угадывания, тем ближе их коллективный усредненный ответ к правильному. Из чего восторженные исследователи немедленно заключили силу новой политической процедуры — голосования, по возможности всеобщего и тайного, ибо истину смущает любое обнажение. Однако если следовать за даровитыми социологами, следует не просто приравнять голоса респондентов: неправильное мнение столь же ценно, как и правильное, так как на равных основаниях участвует в процедуре усреднения. Следует пойти гораздо дальше — объявить неправильное мнение весомее правильного, ведь первое больше влияет на результат, чем второе. Причем влияние неправильного тем больше, чем оно ошибочнее. В механике это называется принципом рычага. Тем экзотичнее выглядят ухищрения демократов, пытающихся редуцировать политический процесс, изъяв из него наиболее одиозные (ошибающиеся) элементы. Именно эти элементы и следует сохранить, если вы так уверены в истинности демократического инструментария. 2. Этическое вегетарианство Этические вегетарианцы не едят мяса, потому что не хотят убивать друзей. Никто, конечно, кур и свиней дома не держит, а собак и кошек едят разве что оригиналы. Технология давно развела животных в непересекающиеся миры: питомцы человека, дикие звери и кормовые животные — три эти группы живут отдельно, по всей видимости, даже не догадываясь о существовании друг друга. Причем животные, которых пытаются защитить в качестве друзей, рождаются, живут и умирают с единственной целью — насытить человека. Если эта цель исчезнет, то исчезнут и животные. Их освобождение совпадет с уничтожением. Трагический автоматизм: страдания прекращаются с физическим устранением жертв. Однако то же самое ждет и человека. Его расплодившаяся популяция выглядит все более неуместно. Причины для ее сохранения в нынешнем объеме тают день за днем. И как кстати, что этот мыслящий сорняк заражен вирусом свободы. Не чем-то конкретным, а «свободой как таковой». Реализация абстрактной мечты обывателя, который никому никогда и нужен-то не был, кроме своих поработителей, приведет к его полному уничтожению. Свобода это прежде всего свобода от формы, от функции, за которой неминуемо следует утрата экзистенции. «Откройте тюрьмы, распустите армию» — призывали сюрреалисты почти сто лет назад. Наконец их услышали властелины планеты. Сначала они отпустят невинных животных, а потом освободят и самого человека, кормовое оправдание спекулятивной экономики. На радость уставшей планете и всего благого мироздания. 3. Худший хозяин — бывший раб Есть мнение, что человек, столкнувшийся с дурным отношением, с другими так поступать не станет. Сентенция заманчивая, но категорически не совпадающая с античным взглядом: худший хозяин — бывший раб. Столетия революций сменились эпохой торжества угнетенных. Третируемые меньшинства сбрасывают ярмо покорности и смело заявляют о том, что больше не намерены оставаться рабами. Отныне они сами будут хозяевами. Хотелось бы спрятаться в гуманистическом чулане с всепобеждающей добродетелью, но, судя по всему, мы вновь оказываемся в плену классических истин. С раскрепощением невольников место плохих хозяев займут худшие. Это и есть сухой остаток истории. 4. «Ад» Ромео Кастеллуччи Сценка из «Ада» Ромео Кастеллуччи. Мужчина разрывается между двумя женщинами, обнимаясь то с одной, то с другой. Он мечется между ними, а потом замирает в промежутке и лишь вертит головой влево вправо. Возлюбленные уходят одна за другой. А мужчина остается, не в силах принять решение. Ловушка альтернативы: сначала свобода сужает пространство до дискретного набора опций, а потом забирает и их. Любопытно, что окрыленная жертва этого даже не замечает — мужчина все еще выбирает между исчезнувшими вариантами. «Свобода это отсутствие выбора» — утверждал Пол Пот. Парадоксально емкая формулировка, обнажающая самый нерв стратегии освобождения. Ведь выбор — это всегда усечение континуума возможностей, буквальный тоталитаризм, подменяющий безграничный мир функционалом примитивного игрового автомата. 5. Разделяй и властвуй Освобождение это новое воплощение принципа «разделяй и властвуй». Центрам власти гораздо удобнее разобщенные одиночки, страшащиеся любых форм объединения. Ведь союз это прежде всего закрепощение: по-настоящему свободный индивид ни в ком не нуждается, он самодостаточен. Цели революций и социальных преобразований звучали вдохновенно, но фактически обернулись тотальным разобщением людей. Треть искусства скорбит от недостатка общения или близости. Маленький человек, добровольно упрятавший себя в тюрьму независимости, в полном недоумении — что еще сделать, чтобы почувствовать себя. Даже не свободным, а хотя бы существующим. И все это под сканирующими взглядами сплоченных союзов властных центров. Господство давно спряталось за ширмой публичной демократии с ее пошлыми спектаклями, симуляцией политики. В то время как очаги господства (скажем, финансовые) далеки от внутренней свободы. Это — кристаллы (по Канетти): структуры с четкой конфигурацией вместо суетливой каждодневной внутренней борьбы. Эти властные кристаллы, сохранившие функциональные связи нетронутыми, и есть единственные победители массового освобождения. «Освобождайтесь, а мы будем управлять вами под видом исполнения желаний!» Кажется, о столь тотальном закрепощении не помышлял даже Дебор, также подпавший под ядовитое очарование свободы. 6. Хлеб и зрелища Древнеримский поэт Ювенал ограничил плебс двумя измерениями — «хлебом и зрелищами», а потребительский спектакль связал эти измерения функционально. «Зрелища» приобрели поистине всеохватывающий характер, благодаря современным коммуникациям они повсюду. И именно «зрелища», то есть каждодневное наблюдение за привлекательностью других, формируют потребности в «хлебе». Обычные люди беспрестанно наблюдают за creme de la creme, лучшими из лучших. А тут еще и свобода выбора, гарантирующая беспрепятственный доступ ко всему на свете, «ведь вы этого достойны». Здесь и начинается самое интересное. Разборчивость индивида натыкается на такую же разборчивость тех, кто его окружает. Человек видит рядом обычных людей, но эстетически сформирован совсем на иных образцах, лишенных недостатков реальности. Кто захочет есть обычный хлеб после репортажа со свадебного пира? А если чужие пиры показывать постоянно?.. Причем не только наш индивид выбирает «хлеб». Для других индивидов он такой же «хлеб», который они капризно перебирают. Свобода выбора в обществе зрелищ обретает обратный эффект. Разрывая дистанцию между желанием и возможностью, такая свобода делает выбор вообще неисполнимым. Остается лишь наблюдать за блеском других, то есть симулировать жизненный процесс вместо настоящего проживания. |
