|
|
С Чистопрудного бульвара запустили трамвай для одаренных детей. Призеры школьных олимпиад от четырех до двадцати четырех лет съехались со всей России, чтобы прокатиться в почетном трамвае. Двенадцативагонный состав отправился от памятника Грибоедову в сторону Павелецкого вокзала, начиненный радостными детьми и взрывчаткой. Трамвай взорвался в районе Новокузнецкой, раскурочив приведенную в божеский вид площадь перед рюмочной «Второе дыхание». Все вокруг было завалено мертвыми и умирающими детьми, с которыми одаренность сыграла злую шутку. Экзальтированные завсегдатаи «Второго дыхания» вывалили на свежий воздух. Не веря своим глазам, пьяницы и прощелыги топтались у дергающихся тел, не зная чем помочь. Наконец подоспели экстренные службы. Они долго не подходили к умирающим, опасаясь второго взрыва, которого так и не произошло. Детей рассортировали по полиэтиленовым мешкам и носилкам. Мертвых и их фрагменты — в мешки, живых и почти живых — на носилки. Черные мешки сразу увезли, и они больше никого не беспокоили. А вот с носилками пришлось повозиться. Четыре дня и четыре ночи лучшие доктора и знахари столицы разбирались с искалеченными телами, преодолевая плоды взрыва. Последовали девяносто шесть часов, проведенных в реанимациях, операционных и курилках. Ни минуты покоя, перерывов на пищу и сон — только на сигареты. В этом медицинском аду, героической битве со смертью сотен одаренных детей побывал и знаменитый хирург. Жесткий, неуступчивый, упрямый до тихого помешательства, вдобавок лишенный сентиментальности, испытывающий уважение лишь к массовым страданиям, трепещущий перед болью и смертью, помноженным на большие числа, хирург подходил идеально. Как и все остальные, он девяносто шесть часов не спал, не ел, не притрагивался к спиртному и женщинам. Хирург спасал: нещадно ампутировал конечности, вырезал разорванные органы, аппендиксы и гланды, ломал кости, вправлял суставы, делал уколы и мучительные пояснения задыхающимся от ужаса родственникам. Четверо суток Хирург безостановочно трудился. Словно сомнамбулой, не приходя в сознание, на автомате продлевал несчастным жизнь. Боролся за их минуты, часы, годы, продолжал детское страдание, не в силах нарушить клятву Гиппократа, речитативом повторяющуюся в голове: Клянусь Аполлоном, врачом Асклепием, Гигеей и Панацеей, всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нуждах; его потомство считать своими братьями, и это искусство, если они захотят его изучать, преподавать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, устные уроки и все остальное в учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому… Наконец все закончилось. Живых детей больше не осталось, а другие были вылечены и выдворены из больницы. Хирург получил благодарность. Министр здравоохранения вручил ему грамоту и поцеловал в лоб. — Спасибо за все, что вы сделали с этими детьми, — сказали хирургу на прощание. В самом деле, он сделал все, что было в его силах. Продлись вереница страданий еще на одно тело — и самого хирурга пришлось бы заворачивать в черный мешок. К счастью, все обошлось, и наш герой отправился домой. Но по дороге он решил зайти в пиццерию. Герой понимал, что стоит оказаться дома, как он мгновенно отключится и во сне умрет от истощения. Организм требовал энергетической подпитки. В пиццерии Хирург заказал три больших пиццы и шесть литров пива, чтобы восполнить запасы витаминов, минералов и органических веществ. Съев и выпив все, что принесли, Хирург заснул. Просто вырубился, застыв в кресле огромным куском бесформенной человеческой плоти. Его храп громыхал настолько громко, что посетители, а за ними и работники, в ужасе бежали из заведения. Стекла пиццерии дребезжали, с трудом выдерживая акустический натиск. Храп хирурга разносился по окрестностям, вызывая такой ужас у прохожих и городских животных, что они жалели, что не родились глухими. Этому шуму мы посвящаем 31-й номер «Опустошителя». Вы, выжившие после пандемии COVID-19 и сохранившие рассудок, сможете по достоинству оценить продолжение культурной траектории затухающего человечества. Мы приближаемся к финалу, а значит — в самый эпицентр аудиовзрыва. Эмиль Чоран, Александр Дугин, Славой Жижек, Джорджо Манганелли, Миша Вербицкий, Жюли Реше, Александр Клюге, Дмитрий Толмацкий и прочие медработники поделятся с вами мыслями под минималистичный аккомпанемент музыки Galakthorro. |
