|
|
Слово и шум Перелистываю ещё раз «Банду гиньолей» Селина. Гиньоль — кукла-перчатка, родственник куклы-марионетки. «Банда гиньолей» — третий роман Луи-Фердинанда. Потом он напишет ещё и ещё, достигнет совершенства в стиле, но вот вопрос: зачем все эти тексты? Ведь по большому счёту всё, что он хотел сказать об этом мире, было написано в первой же его книге «Путешествие на край ночи». Но Селин всё продолжал и продолжал бить в одну точку. Демонстрировать своё тотальное неприятие лживости общества, социопатию. Селин повторяется, зацикливается, но одновременно становится всё лучше и лучше как писатель. «Север», «Ригодон» — литературно феноменальны, но мало чем отличаются друг от друга. По сути весь Селин — одна и та же книга. Селин напрасно назвал болтуном восхищённого им Генри Миллера. Те же претензии в многословии и повторениях можно предъявить и к нему. Как это прокомментировать? Творчество Селина — это манифест «Я» одного против всех. Он выступает с позиции «маленького», осмелевшего человека и пишет, и пишет в экстазе, как перед виселицей. Озлобленный и не стесняющийся этого человек. Он и прост в своих эмоциях, и беспощадно одиноко талантлив. Перед нами развёрнутое высказывание-вызов. Книги Селина не сублимация в узко фрейдистском смысле, а наоборот максимальное обострение конфликта с окружающей средой. Поэтому он и не мог остановиться. Есть писатели, выражающие исключительно собственное мироощущение, и преломляющие через него весь остальной мир. Луи-Фердинанд — один из ярчайших примеров такого творчества. Другая категория — условно говоря, отстранённые авторы, описывающие мир с разных позиций: Лев Толстой, Томас Манн, Максим Горький... В их художественных произведениях развиваются и сталкиваются противоположные характеры. В своих публицистических вещах такие писатели гораздо более субъективны, чем в художественных, что, впрочем, совершенно естественно. Конечно, настоящий писатель всегда утверждает своё видение мира, но в данном случае я говорю о разных способах этого утверждения. Существует достаточно распространённое мнение, что роман устарел, или даже умер как жанр. Это очень шаткая позиция, хотя бы уже потому, что романы не перестают писать и читать. С другой стороны, давно уже наблюдается идейное обесценивание самих книг и высказываний авторов. Книга-поступок, уступила место книге-продукту, пускай и достаточно качественному. Да, по-прежнему существуют авторы со своим оригинальным мироощущением, но значение их слова радикально снизилось. В целом литература отказалась от глобальных претензий на изменение социального и внутреннего сознания человека, перестала бросать вызов миру. Не наблюдается больше и уникальных экспериментов с языком, столь характерных для двадцатого века. Разумеется, есть и исключения, но они не меняют общей картины усреднённости. Серьёзную роль в снижении значения литературы сыграли сдвиг в сторону визуального восприятия и изобретение интернета. Подчеркну, что речь идёт о визуальном восприятии как простом получении информации, а не о творческом познании. Появился феномен так называемого клипового мышления, полностью исключающего целостное постижение мира. Человек перестаёт связывать события в логическую цепочку, довольствуясь транслируемыми ему здесь и сейчас образами, чаще всего лишь симулирующими реальность. Отсюда и «короткая память». Люди забывают о взаимосвязи событий, не понимают, почему одно следует из другого. Постоянно сменяющие друг друга информационные волны способствуют этому как нельзя лучше. Появление интернета, несомненно, принесло огромную пользу в плане развития человеческих коммуникаций и сводного доступа к информации. Однако, тех, кто способен адекватно использовать это великое изобретение, не так уж много. К тому же интернет довольно быстро стал использоваться как ещё одно мощнейшее средство засорения человеческого сознания и пропаганды. На сегодняшней день дать этому явлению какую-то однозначную оценку невозможно. Интернет ведь не только революционно упрощает доступ к информации, но и способствует резкой примитивизации восприятия мира. Всё это в полной мере касается и такого огромного сегмента современных коммуникаций, как социальные сети. Характерно, что уровень общения, дискуссий снижается по мере их технического совершенствования. Потоки графоманской чепухи чередуются с односложными, совершенно безграмотными, но безапелляционными заявлениями. Мутного происхождения ЛОМы («лидеры общественного мнения») часто создают шум, перекрывающий действительно интересные мысли и темы. Разрушается интеллектуальная иерархия высказываний, язык становится всё более вульгарным и плоским. И всё же социальные сети — площадка, которую необходимо использовать. Пока они остаются территорией относительно свободной от идеологической монополии и, кроме того, учат интеллектуальной лаконичности, наиболее подходящей для нашего времени. В культуре 20 века определённым предвосхищением блогерского стиля можно считать дневники Энди Уорхола: сочетание чисто бытовых заметок и острых, коротко описанных наблюдений. В определённом смысле можно сказать, что Уорхол распространил поп-арт и на собственный дневник. Все его записи легко представить в виде блога. Конечно, свои тексты можно наполнять и совсем другим содержанием. Я говорю здесь только о форме. Социальные сети это просто поле для интеллектуальной разминки. Прообразы сжатого аскетического стиля будущего можно найти и в куда более ранние эпохи. У Паскаля, Ларошфуко, в поздних записях Льва Толстого, «пунктирных рассказах» Вересаева и ещё у множества других авторов. Опять же — я говорю лишь о форме, а не о содержании. Но в том, что литература и особенно публицистика будут становиться всё более лаконичными, не сомневаюсь. Сжатый, но предельно сосредоточенный текст — альтернатива клиповому мышлению. Не исключено, что в философии вновь возобладает сократический тип. То есть мыслителя говорящего, а не пишущего. Благо, интернет даёт возможность распространять видео выступлений и бесед в относительно большом масштабе. Впрочем, всё это оптимистический сценарий интеллектуального будущего. Скорее даже не сценарий, а поиск выхода для свободной мысли в эпоху тотальной медиакратии. Высказывание имеет вес, когда оно является выражением подлинных размышлений, следствием внутренней и социальной биографии, а не просто говорением ради привлечения внимания к своей персоне или обслуживанием сильных мира. Увы, такие высказывания звучат сейчас всё тише. |
