#21. Яды


Каприз Ислама
Дыра

Все начинается с конца, при условии, что сам путь тебе известен вдоль и поперек. Что ты прошел его как канатоходец: шаг за шагом, не упуская ни единого лишнего сантиметра. И пусть ты был в эпицентре чужого внимания, да даже и если лишь только в центре своего внимания, этот случайный промежуток вдруг по необъяснимым причинам становится твоей частью. Твоей неотделимой плотью, которая вдруг оказывается пришитой к твоему телу изнутри. Нет возможности ее рассмотреть, понюхать, прикоснуться. Лишь внутреннее эхо сообщает о крепком присасывании, прирастании чего-то лишнего. Ты окидываешь взором окружность своего горизонта и не находишь больше ничего доселе знакомого. Ибо двумя ногами уже стоишь на краю, шагнув секундой ранее за черту, отделявшую тебя от неизвестности. Ты как материальная точка находишься в конце отрезка, подпираемый жирной карандашной линией со спины. Конец отождествил тебя со своими правилами и законами. Ты его принадлежность? Или ты его протеже? Ответ не имеет значения. Ты просто на конце. В ожидании. В тоске. Все начинается с конца…

Я расстался со своей девушкой. Мы завершили этот кошмар, длящийся два года. Этот карнавал жизни, преследовавший нас за каждым углом, за каждой дверью. Мы расстались так, как расстаются люди мало знакомые. Как попутчики рейсового автобуса, сблизившиеся на толику во время двухчасовой поездки. Я расчитался за проезд — она поглядела в окно.

Происшествие произошло.

Возвращаясь обратно (куда возвращаясь? обратно? это обратно еще существует?), я шел походкой как будто не своей. То есть она была моя, но несколько другая. Ступни мялись по тротуару как вялое тесто, руки качались словно постиранное белье на ветру. Я болезненно сжимал зубами язык, сложенный вдвое, и разжимал. Вновь сжимал. И вновь разжимал. До чего любопытное занятие... И почему я раньше этим не занимался? Сконцентрировавшись на этом мясном мешочке, я могу обмануть себя, свои чувства. Зашифрованное сообщение о безнадежно утраченном прошлом, выглянув из-за уздечки, проскользуло дождевым червем в пищевод. И тут я наконец понял, что это конец.

Слова «почему, зачем, как, разве, если, может, точно, слишком, вряд ли, но, брось, нет, каждый, только, никогда» смешались воедино и застряли под тяжестью голосовой складки. Хотелось кашлять, чихать. Горло сплющилось как пустая пивная банка. Но пульс моего сердца выколачивал третью сотню за эту минуту — я шагал вперед со скоростью испуганного кролика и, тем самым, отвлекался от всего насущного. Я был с собственной жизнью в диалоге. Она задавала вопросы — я отвечал ей с заклеенным ртом.

Старательно вороша события минувших дней, чтобы хоть как-то востановить хронолигию последней недели, я не мог припомнить в ней свое присутствие. Все шло мимо, все шло будто стороной. Я как спасательный корабль, проглядевший тонущего, обогнул свою память, не заметив ее, проигнорировав. То не ошибка. То анекдот времени, где я был главным персонажем, забывшим свой адрес, свои взгляды, свое имя.

Я держал руки в карманах. Я шел своим путем, стараясь ни о чем не думать. Прямо. И только прямо. Указательным пальцем левой руки я вдруг неожиданно для себя нащупал маленькое отверстие на подкладочной ткани. Или не отверстие, а дырку. Этот крошечный кругляшок был размером с шляпку гвоздя. Никогда раньше я не знал, что в этом месте существует оно. Или наоборот не существует того, что должно на этом месте быть. Непроизвольно я начал тереть его одним пальцем. Затем другим. Затем двумя. Я тер его медленно, не спеша. Пытаясь прочувствовать фактуру, торчащие ниточки, линию окружности. И когда это здесь появилось? Наконец я вдел внутрь три фаланги указательного и дотронулся до бедра. Мышцы попеременно сокращались, делая кожу упругой и мягкой, упругой и мягкой.

Вытащив палец обратно, я заметил, что дырка расширилась в два раза. Чтобы окончательно в этом убедиться, я вывернул карман наружу и осмотрел подозрительный клочок ткани. Площадь отверстия уже достигла размеров рублевой монеты. Я вправил карман обратно. Не нужно больше ничего туда засовывать. Вообще не обращай на это внимания. Как вернешься домой — сразу зашьешь. Не хватало того, чтобы туда еще что-нибудь провалилось. Ведь так легко можно потерять деньги, ключи от квартиры, сотовый, спички, наушники, сигареты, кольцо.

Я аккуратно вдел руки в карманы. И все-таки случайно, как бы не желая вовсе, и стараясь делать это как можно медленней, тем не менее, я все-таки задел эту ненавистную дырку. Опять. И не просто задел, а уже целиком моя ладонь проскользнула в этот искривленный овал. Моментально вся моя левая кисть исчезла, будто утонувшее бриллиантовое ожерелье Розы в водах Атлантического океана. Мимо проходящий мужчина в шляпе в эту секунду мне задиристо подмигнул и скрылся за моей спиной.

Попытки вытащить обратно одну из многодострадальных конечностей — были не успешны. Двумя годами ранее острый нож оставил глубокий шрам прямо на этой ладони, рядом с мышечной мякотью вблизи большого пальца. А в детстве кисть вышла из сустава, точно вагон из состава. Теперь вот это? Ну уж нет!

Я старательно тянул руку. Но ее словно засасывало внутрь, все глубже и глубже. С каждой секундой я переставал верить в ее принадлежность мне! С каждым сантиметром тяга становилась крепче! Я как молодой бурлак в одиночестве силился противостоять буйному течению обстоятельств, чтобы наконец доволочить судно к берегу. Но был ли какой-то прок от моих безнадежных попыток? Я остановился на месте и начал рвать плечо к небу. Со стороны я выглядел как плотник, отпиливающий кусок бруска. Еще пара минут и соглашусь, чтобы мне отсекли эту ненавистную руку! Что ты будешь делать! Ведь это уже не карман моих штанов, это какие-то зыбучие пески в миниатюре!

Мой левый локоть! Мой прекрасно сложенный сустав! Никому никогда не создававший проблем за исключением моего школьного соседа по парте, которому он неоднократно мешал писать под диктовку, тыкаясь в детскую ладонь, как пика в руках матадора в растерянного быка. Мой локоть скрылся от меня за пределами штанов! Неужели я более не полноправный хозяин над частями своего тела?! Я не готов терпеть эту волну эмиграции моих сухожилий, костей и прочего, из чего я был соткан. Я, накрененный несколько вперед и вниз, напряг мышцы корпуса и что было мочи дернул вверх, и даже как-то подпрыгнул на месте! На, получай! Да! Я сделал это!

Стоп. Что это? Вывих? Мое плечо смягчилось как вареная сосиска. Оно вышло из строя, точно дизертир, бросивший ружье куда подальше. Боль пронзила мой скелет, как иголка в руках швеи. Эта беспощадная боль отдавалась в висках пулеметной дробью. взгждзжывзжадзджыжджд!!!!!!! Я взвыл от невозможности, от беспомощности, от бестолковости своего существования. И моя инвалидность была причиной какого-то тупого смеха над моей головой. Старческий спазматический ржач буйно расходился в воздухе точно сплети в женском общежитии. Чтоб ты подавился! Я не мог ни повернуться, ни двинуть шеей. И что же это был за идиотский смех сверху, так и осталось для меня загадкой.

Меня всасывала в себя дыра. Точнее малюсенькая дырочка. Та самая, размером с шляпку гвоздика, но вдруг расширенная до пределов моего бытия! Ни плеча, ни головы, ни моего туловища — НИЧЕГО больше не было. Я исчез в бесконечном логове этого отверстия точно обезумевший преступник, пожизненно заключенный в штрафной изолятор за убийство отца и изнасилование матери. Темнота разломала мои прежние границы, что никакого намека на мою личность не осталось. Лишь маленький кружок Света маячил подо мной и манил к себе, еле заметно сужаясь, с намерением проглотить моё Я.