Бездари и посредственности (пьеса в одиннадцати подножках) Действующие лица, Фридрих Ницше — последний философ, видевший бога живым,
Действие первое Фридрих Ницше (шевеля усами): Я хочу, чтобы все веселились, когда я делаю вот так. Мартин Хайдеггер (покачиваясь на одной ноге): Не подталкивайте меня. Фридрих Ницше (подходя к Хайдеггеру): Давайте я вас подтолкну. Маруся Климова: Постоянно натыкаюсь на разного рода дегенератов. Мартин Хайдеггер: Маруся, можно вас пощекотать? Маруся Климова: С такими дебильными усиками? Постеснялись бы. Фридрих Ницше: А мне? Маруся Климова: У вас слишком большие. Андрей Король: Я король. Алексей Лапшин: Нет, это я король. Фридрих Ницше: Не вешайте мне лапшу на уши. Алексей Лапшин: Я никогда не фантазирую. Андрей Король (ухмыляясь): А я постоянно онанирую. Фридрих Ницше и Мартин Хайдеггер: Это мы постоянно онанируем. Маруся Климова (возмущенно): Какие-то сплошные кретины. Мартин Хайдеггер: Я задел левым усиком Марусю. Фридрих Ницше: Я подтолкнул усик Мартина к писательнице Марусе. Маруся Климова: Какие-то дебилы трогают меня своими усиками. Алексей Лапшин: Не трогайте ее. Андрей Король: Не трогайте ее. Действие второе Илья Данишевский: Я хочу, чтобы вы меня любили. Юлия Минц: Любите его. Алекс Керви (растерянно): Я не выгонял этих кошек. Все смеются. Алекс Керви: Вообще-то я Magister Ludi от контркультуры. Илья Данишевский: Третий пакетик сахара, пожалуйста. Маруся Климова: Мне неприятны щекотания мертвых философов. Фридрих Ницше и Мартин Хайдеггер (обиженно): Мы не мертвы. Все: Отстаньте хотя бы от наших матерей. Матери: Нет, не отставайте от нас. Матери (мечтательно): Занимайтесь нами. Матери (мечтательно): Облизывайте нас. Матери (мечтательно): Щипайте нас. Действие третье Павлина Семиволос: Отправьте меня на панель. Матери: И нас тоже. Павлина Семиволос: Хочу работать в борделе. Андрей Король: Ну так работайте. Алексей Лапшин: Что вы умеете, Павлина? Павлина Семиволос: Практически ничего. Алексей Лапшин (хихикая): Но другие не умеют и этого. Фридрих Ницше и Мартин Хайдеггер: Мы живы в наших бессмертных трудах. Алексей Лапшин: Павлина, вы безбожно поправились. Мартин Хайдеггер: Я последний бог. Действие четвертое Жорж Батай: Хотите, я покажу вам свой глаз? Павлина Семиволос: Хочу. Жорж Батай: А мой солнечный анус? Маруся Климова: Отстаньте вы со своим анусом. Илья Данишевский (настойчиво): Третий пакетик сахара, я сказал. Елена Золотайкина: Вы совсем про нас позабыли. Илья Данишевский: Пощекотайте меня. Андрей Король: Правильно говорить не пощекотайте, а пощекочуйте. Илья Данишевский: Я не позволю делать мне замечания. Сахару сюда. Юлия Минц: Не спорьте с Ильей. Илья Данишевский: Слушайтесь Юлию. Олег Мавроматти: Я не сын бога. Мартин Хайдеггер: Да, вы не мой сын. Фридрих Ницше: И не мой сыр. Действие пятое Наталья Гаврюк-Гаврилина: Интегрируйте меня. Валерий Кислов: Я, знаменитый переводчик Валерий Кислов, тоже хочу быть персонажем вашего эпистолярного романа. Павлина Семиволос: Я не против. Рене Домаль: Валерий, переведите меня на русский, наконец. Маруся Климова (хохоча): Смотрите сюда: философская немчура сплелася усами. Ха-ха-ха. Мартин Хайдеггер (возмущенно): Фридрих, ваши усы приклеились к моим усам. Фридрих Ницше (испуганно): Мартин, кажется, я схожу с ума. Маруся Климова (оглушительно): Падаль. Валерий Кислов: Кого здесь перевести на русский? Рене Домаль (тоненьким голоском): Меня, если можно. Валерий Кислов (безапелляционно): Не стану я переводить французскую нарколыгу. Маруся Климова: Правильно, Валерий. Павлина Семиволос: Браво, Валерий. Алексей Лапшин и Андрей Король: Мы вам аплодируем. Валерий Кислов: Аплодируйте мне стоя. Елена Золотайкина: Если вы не против, я предпочла бы аплодировать вам на четвереньках. Павлина Семиволос: Ну уж нет, на четвереньках буду аплодировать я. Действие шестое Гарри Кимович Каспаров: Я самый сильный шахматист в мире. Лолита Цария: Гарри, научите меня этой чудесной забаве. Мартин Хайдеггер: И меня. Гарри Кимович Каспаров: Слон ходит очень просто: по диагонали. Елена Золотайкина: Залатайте-ка меня. Илья Данишевский: Третий пакетик сахара, черт бы вас подрал. Павлина Семиволос: Все бросают на меня похотливые взгляды. Илья Данишевский: Мне нужен мой третий пакетик сахара. Мартин Хайдеггер: Бог умер, а я последний бог. Фридрих Ницше: А я предпоследний бог. Владимир Ленин: А я не гриб. Алексей Лапшин: Вы, Владимир, промежуточное звено между царем и Иосифом Виссарионовичем Сталиным. Мартин Хайдеггер и Фридрих Ницше (хором): Мы вас ненавидим за это. Владимир Ленин: Не смейте ненавидеть меня, скоты. Маруся Климова: Все философы кретины. Павлина Семиволос: Браво, Маруся. Валерий Кислов: Аплодируйте мне, а не Марусе. Павлина Семиволос: Я буду аплодировать, кому посчитаю нужным. Действие седьмое Фридрих Ницше: На четвереньки, женщина. Елена Золотайкина падает на четвереньки. Елена Золотайкина: Кто-нибудь хочет на мне покататься? Алексей Лапшин: Я! Я хочу! Лолита Цария: Леша, не смейте приближаться к этой женщине. Елена Золотайкина: Приближайтесь ко мне. Павлина Семиволос: И ко мне. Лолита Цария: Леша, я вам запрещаю приближаться к женщинам. Гарри Кимович Каспаров: Самой трудной фигурой в шахматах является лошадь: ее движения непредсказуемы. Юлия Минц: Прямо как у женщины. Жорж Батай: Я хочу, что бы вы говорили о моем солнечном анусе. Маруся Климова: Заткнитесь, Жорж. Наталья Гаврюк-Гаврилина (пронзительно): Не смейте затыкать рот Батаю. Жорж Батай: Лучше переведите меня на русский, Маруся. Маруся Климова: Я уже переводила вашу похабную скукотищу. Гарри Кимович Каспаров: Самая мобильная фигура — королева. Она летает по всему полю и спит с вражескими пешками. Павлина Семиволос: Гарри Кимович, вы так увлекательно рассказываете, что я захотела стать вашей вражеской пешкой. Андрей Король: Но Каспаров не королева. Павлина Семиволос: Как грустно. Елена Золотайкина: Станьте моей вражеской королевой, Гарри Кимович. Гарри Кимович Каспаров: Конь ходит буквой Г, которой нет ни в одном алфавите, кроме русского. Действие восьмое Андрей Король (хулиганисто): Давайте все рассказывать гадости про Павла Арсеньева и его мерзкую бородавку у кончика губ. Мартин Хайдеггер и Фридрих Ницше (восторженно): Давайте. Алексей Лапшин (ликуя): Ура! Ура! Ура! Елена Золотайкина: Когда Павел-поэт был совсем маленьким, его бородавка защитила диссертацию по вопросам энергосбережения. Жорж Батай: А когда Павел-поэт немного подрос, его хотели отдать замуж за Андре Бретона, но увы, родители парижанина воспротивились. Владимир Ленин: И бородавка поэта осталась непристроенной. Валерий Кислов: «Непристроенная бородавка»... — отличное название для романа. Владимир Ленин: Забирайте его, нищеброды. Фридрих Ницше: Но это название моего раннего эссе. Мартин Хайдеггер: И моего позднего неоконченного сочинения. Маруся Климова (презрительно): Философские крохоборы. Действие девятое Павлина Семиволос: Никто не хочет поэякулировать на меня? Лолита Цария: Леша, не смей. Павлина Семиволос: Смелее, my little friend. Илья Данишевский: Да где же этот чертов третий пакетик сахара, я так больше не могу!!! Третий пакетик (неожиданно): Я здесь. Алексей Изуверов: Я самый похотливый киновед Бибирево, сейчас я займусь вами, Павлина. Павлина Семиволос: О-ооо! Елена Золотайкина: А кто займется моим телом? Юлия Минц (назидательно): Ваше тело — ваше дело. Елена Золотайкина: Я хочу навязать себя всему миру. Гарри Кимович Каспаров: Самая бессмысленная фигура изображается в виде башенки. Я не помню, как она называется, но о ней мало говорят, потому что башенка вообще не ходит. Павлина Семиволос: Алексей, занимайтесь мной. Алексей Изуверов: Кажется, я забыл дома свой важнейший отросток, без которого не смогу ничего с вами сделать. Маруся Климова (умиленно): Какой нелепый идиот. Андрей Король: Алексей, хотите, я одолжу вам свой важнейший отросток? Алексей Изуверов (испуганно): Я стесняюсь. Павлина Семиволос: Эй, бибиревец, бросьте на меня хотя бы похотливый взгляд. Владимир Ленин: Кажется, я сейчас описаюсь. Жорж Батай: А я сейчас вообще обосрусь. Елена Золотайкина: Опять вы со своим солнечным анусом. Алексей Изуверов: Павлина, я сбегаю домой и вернусь во всеоружии. Павлина Семиволос: Вы точно вернетесь? Алексей Изуверов: Если жена не заставит меня чистить картошку. Павлина Семиволос (сердито): Стерва. Алексей Изуверов: Все, я побежал. Илья Данишевский: Ад это чай без третьего пакетика сахара. Наталья Гаврюк-Гаврилина (нетерпеливо): Да интегрируйте же меня, наконец! Павлина Семиволос: Где эта старая развалина Изуверов? Алексей Изуверов (прячась за мусорными бачками): Я никогда не вернусь к вам, Павлина. Павлина Семиволос: Мерзкий импотент. Жорж Батай: Павлина, хотите полюбоваться моими разноцветными лишаями? Павлина Семиволос: Спасибо, нет. Андрей Король: А я хочу. Действие десятое Жорж Батай: Мое детство прошло под вопли парализованного отца, который наградил меня этой удивительной и потрясающе живописной болезнью. Елена Золотайкина: Можно лизнуть ваши разноцветные лишаи? Жорж Батай: Только аккуратно, чтобы они не остались у вас на языке. Лолита Цария: Я скучаю по урокам Гарри Кимовича. Гарри Кимович Каспаров: Сейчас я их продолжу. Лолита Цария: Ах! Гарри Кимович Каспаров: Вражеская пешка отличается от своей тем, что ходит задом наперед. Андрей Король: О нет! Гарри Кимович Каспаров: Поэтому королева предпочитает спать с вражеской пешкой, а не со своей. Маруся Климова: Гарри, а в шашки вы умеете играть? Фридрих Ницше и Мартин Хайдеггер: Мы умеем. Алексей Лапшин: Я тоже немного умею. Лолита Цария: Вот и играйте друг с другом, а Гарри пусть учит меня шахматам. Гарри Кимович Каспаров: Самая идиотская фигура — царь, ее нужно демонтировать. Алексей Изуверов (из-за мусорных бачков): Иногда царь дарит остальным фигурам Крым. Крым! Крым! Крым наш Крым! Гарри Кимович Каспаров: Проще демонтировать собственного царя, чем вражеского. Павлина Семиволос: Демонтируйте хоть какого-нибудь. Цари (кокетливо): Демонтируйте нас, Гарри Кимович. Жорж Батай: Много лет отец полутрупом лежал в гостиной и развлекался нечеловеческими воплями. Он прощался со своим сифилисом. Елена Золотайкина: Какая же вы паскуда, Жорж. Наталья Гаврюк-Гаврилина (возбужденно): Не смейте так говорить о великом философе. Маруся Климова: Пусть говорит о философах все, что хочет. Они заслужили эти разговоры. Жорж Батай: Мой отец был так несчастен, что из сострадания я научил его игре в шахматы. Гарри Кимович Каспаров: Я помню вашего отца, Жорж. Окончательно ослепший, он не отличал своих пешек от вражеских и спал со всеми подряд. Жорж Батай: Это вы правильно заметили, Гарри. Елена Золотайкина: Из-за пешек он и скончался? Фридрих Ницше: Я скончался в больнице, поэтому лучше всех разбираюсь в смерти. Павлина Семиволос: Но ведь вы были не в себе, Фридрих. Наталья Гаврюк-Гаврилина (раздраженно): Не смейте говорить такое великому философу. Маруся Климова: Merde. Андрей Король: Переводите, черт вас дери. Валерий Кислов: All Kings are Bastards. Илья Данишевский: Сжальтесь над безработным издателем, отсыпьте немного сахару. Жорж Батай: У отца вечно капало изо рта. Вся доска и все фигуры были измазаны его сифилитичной слюной. Трудно было наслаждаться игрой. Елена Золотайкина: Вы просто не любили отца. Жорж Батай (удивленно): С чего вы взяли? Наталья Гаврюк-Гаврилина: Да, Елена, с чего вы это взяли? Гарри Кимович Каспаров: Если пешку развернуть на 180 градусов, она превратится во вражескую. Мартин Хайдеггер: Вообще-то, пешка даже не поменяет цвета. Лолита Цария: Для цивилизованных людей это не имеет никакого значения. Гарри Кимович Каспаров: Вот-вот. Помолчали бы, Мартин. Все наслышаны о вашей расистской онтологии. Наталья Гаврюк-Гаврилина: Только не трогайте мертвых философов. Фридрих Ницше: Хотите все смешать в одну кучу? Черное сделать белым? Алексей Изуверов (из-за мусорных бачков): Я хочу. Илья Данишевский: Я хочу только, чтобы вы меня любили. Жорж Батай: Безумный фигляр. Илья Данишевский: И третий пакетик сахара. Павлина Семиволос: Боже, я вся растекаюсь. Илья Данишевский: Я вас не понимаю, Павлина. Павлина Семиволос: Я создана не для вашего понимания. Фридрих Ницше: Когда я умирал… Жорж Батай (перебивая): Когда умирал мой отец, никому из нас не было весело. Елена Золотайкина: Как интересно: мой отец еще не умер, поэтому я пока не знаю, что значит отсутствие веселья. Жорж Батай: Зато когда он все-таки окочурился, мы веселились как проклятые. Павлина Семиволос: Я тоже хочу веселиться как проклятая. Лолита Цария: Леша, отойди от нее немедленно. Наталья Гаврюк-Гаврилина (рассерженно): Какое право вы имеете помыкать моим любимым философом? Лолита Цария (медленно поворачивая голову): Это еще что такое? Жорж Батай: Даже падение обескураженных гостей, поскальзывающихся на влажной шахматной доске отца, не выглядело таким веселым, как его смерть. Рене Домаль: Все мы гости вашего отца. Павлина Семиволос: Какая гадость. Действие одиннадцатое Юлия Минц: Рене, вы некрофил? Рене Домаль смеется. Он давно мертв. Маруся Климова (ехидно): Друзья, пока мы учились играть в шахматы, наши бестолковые немцы Фридрих и Мартин запутались в своих усах и удушили друг друга. Можете сами взглянуть. Все идут смотреть на мертвых мыслителей. Фридрих Ницше (хрипя): То, что не убивает нас, делает нас сильнее! Наталья Гаврюк-Гаврилина (разводя руками): Какое несчастье пережить своих любимых философов. Илья Данишевский: Как глупо. Не дождаться третьего пакетика сахара и умереть молодым над остывающим чаем. Илья Данишевский умирает. Юлия Минц: Ой, не надо меня. Юлия Минц тоже умирает. Гарри Кимович Каспаров: Основное правило шахмат: дотронулся — ходи. Гарри Кимовича кто-то трогает, и он сразу умирает. Елена Золотайкина: Если вы будете умирать так быстро, я не смогу насладиться смертью своего отца. Жорж Батай (смеясь): А мой отец уже умер. Золотайкина и Батай отдают души богу. Олег Мавроматти: Я совсем забыл, что смерть это всего лишь слово. К тому же мне уже пора… Мавроматти валится замертво. Алекс Керви: Я знаю, что сейчас умру, но знайте и вы: я никогда не выгонял… Керви тю-тю. Рене Домаль и Владимир Ленин: Не трогайте нас: мы уже мертвы. Владимир и Рене, схватившись за руки, отправляются в небытие. Алексей Изуверов с легким щелчком лопается в мусорном бачке. Алексей Лапшин и Андрей Король: Ха-ха-ха. Насмешники исчезают. Лолита Цария: Леша… Лолиты уже нет. Наталья Гаврюк-Гаврилина: Творится что-то невообразимое… Наталья покидает шахматную доску. Валерий Кислов и Третий пакетик: Кажется, мы больше никому не нужны. Они правы. Их нет. Матери, Цари и все остальные исчезают даже раньше, чем о них вспоминают. Павлина Семиволос: Какая ирония, дорогая Маруся. Мы остались с вами наедине. Хотите… Павлина растекается. Маруся Климова: Не хочу! Маруся тоже… На шахматной доске не остается никого. Один только… голос Жоржа Батая, который присутствует в виде колебания частиц воздуха. Колебания Жоржа Батая: Когда я был совсем маленьким, я выплюнул соску на землю, и мать отправила отца помыть ее. Отец немного потоптался на пороге дома и вернулся обратно с грязной соской. Его видела только наша служанка, которая хранила тайну всю жизнь и призналась мне, уже умирая. Редко встретишь такую пронзительную честность. КОНЕЦ |