|
|
Письма и обращения Откройте тюрьмы
ПРЕСТУПЛЕНИЙ В ОБЛАСТИ УГОЛОВНОГО ПРАВА НЕ СУЩЕСТВУЕТ Социальные принуждения отжили свой век. Ничто: ни знание совершенной ошибки, ни вклад в национальную оборону — не заставит человека обходиться без свободы. Идея тюрьмы, идея казармы — сегодня разменная монета; эти чудовищности вас больше не удивляют. Бесчестие заключено в самоуспокоенности тех, кто преодолел сложность с помощью различных моральных и физических отречений (честность, болезнь, патриотизм). Доверие необходимо однажды снова изъять из злоупотребления, которое заключается, с одной стороны, в самом наличии подобных темниц, с другой — в унижении, перемалывании, которым они подвергают тех, кто ускользает от них, и тех, кого они туда заточают (и там есть, кажется, даже безумцы, которые предпочитают самоубийству камеру или коммунальное общежитие), и, если мы выскажем доверие, то никакое обсуждение, никакие отречения будут недопустимы. Никогда еще возможность покончить с этим не была так близка, поэтому нам и не говорят об этой возможности. Пусть господа преступники начинают: если ты хочешь мира, готовься к войне; подобные предложения прикрывают лишь низкую боязнь или самые лицемерные желания. Не побоимся признаться, что мы ждем и призываем катастрофу. Катастрофу? Да будет так, пока существует мир, где человек над человеком имеет права. Священный союз ножей и пулеметов — как еще можно призывать к этому дискредитированному аргументу? Отдадим солдат и каторжников полям. Ваша свобода? Для врагов свободы нет свободы. Мы не будем сообщниками каторжников. Парламент проголосовал за урезанную амнистию; еще один призыв уйдет следующей весной; в Англии целый город был неспособен спасти человека. Мы вовсе не изумились, узнав, что на Рождество в Америке приостановили казнь многих заключенных, потому что у них был красивый голос. А теперь, когда они спели, они могут умирать спокойно, проводить учения. В часовых будках, на электрических стульях ждут агонизирующие: вы отправите их на расстрел? ОТКРОЙТЕ ТЮРЬМЫ РАСПУСТИТЕ АРМИЮ Письмо ректорам европейских университетов Господин Ректор! В той тесной цистерне, что вы называете ’’мыслью”, духовные лучи загнивают, словно в соломе. Довольно языковых игр, синтаксической вычурности, жонглирования формулами, настало время найти великий Закон Сердца — Закон, который не будет просто законом, тюрьмой, но гидом для Духа, потерявшегося в собственном лабиринте. Там, вдали, куда никогда не могла бы дойти наука; там, где ниточки разума разрываются об облака, существует этот лабиринт, центральная точка, где сходятся все силы человеческого существа, последние прожилки Духа. В этом лабиринте подвижных и всегда неуместных стен, вне любых известных форм мысли, дух наш движется, выверяя самые тайные и спонтанные свои движения — те, что обладают свойством откровения, как дуновение, пришедшее извне, упавшее с неба. Однако порода пророков угасла. Европа переходит в кристаллическое состояние, медленно мумифицируется, перевязанная бинтами своих границ, заводов, трибуналов, университетов. Замерзший Дух раскалывается между каменными половицами, которые затягиваются над ним. Ошибка заключена в ваших заплесневелых системах, в вашей логике, по которой дважды два — четыре, ошибка заключена в вас, о Ректоры, пойманные в сети силлогизмов. Вы фабрикуете инженеров, судей, врачей, от которых ускользают настоящие тайны тела, космические законы бытия; вы — ложные слепые ученые по ту сторону земли, философы, претендующие перестроить Дух. Самый малый акт спонтанного творения — это значительно более сложный и разоблачающий мир, чем какая бы то ни было метафизика. Оставьте же нас, Господа, вы всего лишь узурпаторы. По какому праву вы претендуете направлять сознание, выписывать дипломы Духа? Вы совершенно не разбираетесь в Духе, вам неведомы самые скрытые и самые существенные его разветвления, — окаменевшие отпечатки, ведущие нас к источникам нас самих, следы, которые нам удается иногда открывать в самых темных залежах своих мозгов. Во имя вашей же собственной логики мы говорим вам: Жизнь воняет, Господа. Посмотрите на мгновение на свои лица, оцените свою продукцию. Через сито ваших дипломов проходит истощенная, потерянная молодость. Вы — рана целого Мира, Господа, и тем лучше для этого мира, и пусть он поменьше думает о голове человечества. Обращение к Далай-лама Мы твои верные слуги, о Великий Лама, направь на нас твой свет, даруй нам такой язык, на каком наши зараженные европейские мозги смогли бы понимать; и если нужно, то измени наш Дух, сотвори дух, обращенный к совершенным вершинам, где Дух и Человек не будут больше страдать. Сделай Дух без привычек, дух поистине застывший в Духе, или Дух с его самыми чистыми привычками, твоими привычками, если они подходят для свободы. Нас окружают заскорузлые папы, литераторы, критики, собаки, наш Дух сам среди собак, которые думают на уровне земли, неисправимо в настоящем времени. Научи нас, Лама, материальному росту тела и освобождению от притяжения земли. Ибо ты хорошо знаешь, на какое прозрачное-чистое освобождение душ, на какую свободу Духа в Духе — о, единственно приемлемый Папа, о, Папа истинного Духа, — мы намекаем. Ты смотришь, о Папа, глазами изнутри, на вершине внутреннего. Именно изнутри я похож на тебя, я — давление, идея, губы, греза, крик, отказ от идеи, подвешенный между всеми формами и не надеющийся ни на что, кроме ветра. Обращение к Папе Римскому Исповедальня — не в тебе, о, Папа, а в нас; пойми это, и пусть поймет нас католическая церковь. Во имя Родины, во имя Семьи готов продать души, свободно размалывать тела. Между нашей душой и телом довольно непройденных путей, достаточно пространства, чтобы поставить твоих трясущихся священников и это скопление совершенно случайных доктрин, которыми питаются все скопцы мирового либерализма. Твой Бог, католический и христианский, как и все остальные боги, помыслил все зло: 1. Ты положил его в свой карман. 2. Мы не знаем, что делать с твоими пушками, перстом указующим, грехом, исповедальней, священнослужками, мы думаем о другой войне, о войне с тобой, Папа, свинья. У нас дух исповедуется духу. Сверху донизу твоей римской мансарды торжествует ненависть к непосредственным истинам души, к этому пламени, которые также сожгут дух. Мы не от мира сего. О, Папа, запертый в этом мире, — ни земля, ни Бог не говорят через тебя. Мир — это пропасть души, Папа искривленный, Папа, чуждый душе, оставь нас плавать в наших телах, оставь наши души в наших душах, не надо нам твоего ножа ясных очевидностей. Письмо буддийским школам Вы не принадлежите телу и знаете, в какой точке телесной траектории, ее бессмысленного шатания душа находит абсолютный глагол, новое слово, внутреннюю землю; вы знаете, как мы совершаем повороты в нашей мысли и как дух может спастись от самого себя; вы внутренняя суть самих себя; ваш дух более не принадлежит плоти; здесь руки не для того, чтобы только хватать; мозги способны видеть дальше леса крыш, цветения фасадов, популяции колес, жизнедеятельности огня и мрамора. Продвигайся же вперед, железный народ, вперед, слова, написанные со скоростью света, вперед, друг к другу, детородные органы, с силой пушечных ядер. Что изменится на дорогах души? В спазмах сердца, в неудовлетворенности духа? А поэтому бросьте в воду всех этих белых людишек с их маленькими головами, и их так хорошо управляемым духом. Нужно, чтобы эти собаки услышали нас — мы не говорим об извечном человеческом зле. Наш дух страдает от других нужд, а не тех, что связаны с жизнью. Мы страдаем от гниения разума. Логическая Европа без конца дробит свой дух между молотами двух терминов, то отпуская, то зажимая его. Но теперь удушение дошло до предела, мы слишком долго паслись под ярмом. Дух больше самого себя, метаморфозы жизни многообразны. Вслед за вами мы отрицаем прогресс, и мы призываем вас: разрушайте наши дома. Пусть наши писцы продолжают еще некоторое время писать, журналисты — сплетничать, критики — запинаться, сионисты — переплавляться в формы для награбленного, политики — разглагольствовать и судейские убийцы — мирно вынашивать свои злодеяния. Мы-то уж знаем, что такое жизнь. Наши писатели, мыслители, доктора, простофили знают толк в том, как испортить жизнь. Пусть все эти писцы пускают на нас слюни, пусть они пускают слюни по привычке или мании, из-за кастрации духа, из-за невозможности уловить нюансы — эти стекловидные лимоны, крутящиеся земли, где высоко поставленный дух человека совершает непрерывный самообмен. Мы поймали наилучшую мысль. Приходите. Спасайтесь от своих лавров. Придумайте нам новые дома. Письмо главным врачам Господа! Законы, обычаи предоставляют вам право измерять разум. И вы в соответствии с вашим пониманием осуществляете эту высочайшую, грозную юрисдикцию. Позвольте посмеяться над вами. Доверчивость цивилизованных народов, ученых, правителей дарует психиатрии бог весть каких сверхъестественных светочей. Мы не намереваемся обсуждать здесь ни ценности вашей науки, ни сомнительного существования умственных болезней. Но на сто предполагаемых патогенезов, где происходит смешение материи и духа, на сто классификаций, из которых самые смутные — единственно приемлемые, сколько благородных попыток приблизиться к миру мозга, где живет столько ваших заключенных? Ведь для вас грезы так называемого больного, который находится в плену своих образов, — всего лишь салат из слов. Мы не удивимся, если вы окажетесь ниже той цели, для которой вообще очень мало кто предназначен судьбой. Но мы выступаем против того, что люди в меру своей ограниченности приписывают себе право исследовать область духа методом бессрочного тюремного заключения. И это чудовищное заточение! Известно — но известно недостаточно — что лечебницы, вместо того чтобы быть лечебницами, являются страшными застенками, где используются рабочие руки заключенных — бесплатные и свободные; грубое обращение является здесь правилом; и вы вполне к этому терпимы. Лечебница для душевнобольных — под прикрытием науки и правосудия — сравнима с казармой, тюрьмой, каторгой. Мы не будем поднимать здесь вопроса о насильственных заключениях в сумасшедший дом, чтобы дать вам возможность не делать слишком простых опровержений. Мы утверждаем, что большое число ваших пансионеров, абсолютно безумных по официальному определению, являются насильственно заключенными. Мы не допускаем, чтобы кто-либо мешал естественному течению душевной болезни, законной, логичной, как и любая последовательность идей или человеческих поступков. Подавление антисоциальных реакций — химера, и это неприемлемо в принципе. Все индивидуальные акты — антисоциальны. Безумные — жертвы общественной диктатуры; во имя человеческой индивидуальности мы требуем освободить этих каторжников чувственности, поскольку законы не должны запирать всех думающих и действующих людей. Не настаивая на абсолютно гениальных проявлениях со стороны отдельных сумасшедших, насколько мы способны их оценить, мы утверждаем абсолютную законность их концепции реальности и всех тех действий, которые из этого следуют. Можете ли вы вспомнить об этом завтра утром в час обхода больных, когда вы будете общаться, не тратя слов, с этими людьми, перед которыми, признайтесь в этом, у вас есть единственное преимущество — сила. "Антология французского сюрреализма. 20-е годы" (ГИТИС, 1994). |
