|
|
Лабиринт Трудно представить, как в такой ситуации реагируют другие люди. Вот взять бы, к примеру, мою соседку. Этот человек лишь на первый взгляд может показаться заурядной фигурой, однако, при более внимательном рассмотрении, я полагаю, ее образ может стать предметом иронии, восхищения, зависти и даже любви. Вот стала бы она также валяться по полу, плакать, свернувшись в позу эмбриона, где-нибудь в углу прихожей? Стала бы она, лежа, глядеть на свои сапоги, пытаясь всмотреться в уличную грязь, прилипшую к подошве? Все же, нет, не думаю. На нее это не похоже. У нее свои заботы. Особенно крики по ночам — те еще страсти. У них, за стенкой — своя жизнь, свои проблемы. Соседка — женщина хладнокровная. Хлопнет лишний раз дверью — и все тут. И вокруг сразу все успокоится. Вдруг станет смертельно тихо. Тихо до тошноты. Вот только мне никак не удается понять, как же это произошло и вот уже в который раз, как мне казалось, повторяется вновь. Сижу у себя в голове, ем орехи и пытаюсь все вспомнить. Поздним вечером я возвращался домой. Сидел в автобусе, людей было немного. Место рядом со мной пустовало. Оглядев каждого, я снял очки и положил их в карман пальто. Карманы у меня тесные. В них едва умещалась зажигалка, связка ключей и пара перчаток. Оказалось непросто найти место для очков. Слегка затолкав их внутрь, я достал книгу из портфеля и начал читать. Я всегда читал в автобусе. Зачем же тратить время попусту? Сидеть и разглядывать случайных пассажиров? Глядеть в окно, пытаясь найти знакомое лицо или воображая себя городским тарзаном прыгающим с фонаря на фонарь, бегущим по крышам мимо проезжающих зданий? Мне это, лично, совершенно ни к чему. Я человек серьезный. Да, можете поверить на слово. Ерундой не занимаюсь, будьте уверены. Сижу я, читаю, значит. Не отвлекаюсь. Внимательно бегаю по буковкам. Одна строчка, другая. Вот, листочек перевернул, дальше побежал. Вдруг ощущаю, внутри меня какое-то противное чувство скребется. Что-то жуткое чешет меня изнутри. Вот к горлу уже подступило. И как бы спрашивает меня, мол, дружок, а ты ничего не забыл а? Все на месте у тебя? Что это такое, думаю. Что это меня смущает? Чего тебе нужно, эй? Сижу, вроде, один, никого не трогаю. Да и меня никто не достает. Домой еду, как бы радоваться должен. Но нет. Странно. Бросил взгляд на карман, вижу, очки наполовину торчат из него. Попытался всунуть их глубже. Не получилось. Еще раз. Ни в какую. Ну, не выпадут же они. Глупость какая. Ладно, успокойся, говорю себе. Ближе к дому суну книгу в портфель и надену их. Расчитаюсь за проезд, выгляну на улицу из-под овальных стекол и пошагаю спокойно домой. Не выпадут они, это невозможно. Пусть себе торчат, сколько им хочется. Подумаешь. Мне все равно. Не выпадут, я сказал. Читаю дальше. Ничего понять не могу, кто это, откуда он? Что вообще происходит? Дурацкая книга. Перечитываю страницу. Ничего не понимаю. Возвращаюсь назад. Полный ноль. Ну, ладно, скоро выходить. Случайно замечаю, как тучная женщина заходит в салон. Надо же, соседка моя. Терпеть ее не могу. У нее такой противный высокий голос, знаете, будто кто-то стеклом режет ваши уши. И тараторит она. И как-то неуклюже носом шмыгает во время речи — отвратительно, одним словом. И сейчас с кем-то говорит по телефону: «Да, солнышко мое, я села. Все вещи свои забрала. Скоро у тебя буду». Боюсь представить, какое солнышко ее там ждет. У самой губы в красной помаде, идет в длинном грязно-коричневом пальто, держит крепко огромную клетчатую сумку и топает как слон. Проходит мимо одного сиденья, второго, третьего. Нет, иди дальше, думаю. Сядь где-нибудь в конце, чтобы глаза мои тебя не видели. Двигайся только скорее. И, что вы думаете? Взяла и подсела ко мне. Да так подсела, что я чуть в окно не провалился. Зараза такая! Тесно сразу как-то стало. Да что там! Темно стало. Эта туша загородила собой не только свет лампочек всего салона, а как мне показалось, даже весь уличный свет. Читать невозможно. Я, серьезный свободный мужчина, я теперь и почитать спокойно не могу. Голову повернуть не могу. Сижу как сардина в банке. Томатного соуса еще только не хватает. И ведь сидит себе спокойно, и меня совсем не замечает. Ладно, пытаюсь успокоиться, скоро выходить. Набираю в легкие воздуха побольше, насколько это возможно, выдыхаю. Все в порядке. Минут через пять, кажется, часов через пять, вроде, черт бы разобрал! Встал я и вышел, или скорее выполз со своего сиденья, рассчитался и вывалился на улицу. Поднялся, отряхнулся. Вижу, автобус, как чугунный бочонок, с таким трудом двинулся дальше, подминая под себя асфальт и разбрасывая куски гравия в разные стороны. Смешно, думаю. Ладно, живой — и хорошо. Сунул руки в карман, надел перчатки, иду домой. Такую тушку, думаю, мне бы хватило на год. Разрезал бы ее по частям и жарил бы с гарниром. В понедельник гуляш с рисом. Во вторник котлет бы киевских наделал. В среду, хм, отбил бы ее молоточком и приготовил с гречкой. Есть охота. Голодный. Надеваю очки. Надо бы чего-нибудь скушать. Иду по улице и ничего не вижу. То есть вижу, но плохо. Все такое размытое, как на картине Ренуара. Не улица вокруг меня, а какая-то блевотина, размазанная к тому же ботинками. Надо очки, что ли, протереть. Беру их в руки, из брюк достаю платок, начинаю протирать стекла. Странно. Что это такое? Шагаю я и тру свои пальцы платком. Шагов двадцать уже сделал, пальцы чуть до костей не стер, а в руках только пресловутый платок и ничего больше. Стоп. Сунул руки в карманы. Ключи бренчат. В другой — одна зажигалка. Интересно. Вынул все. Снова полез в карманы. Щупаю. Ничего нащупать не могу. Теперь уж совсем пусто. Так. А вот это уже не смешно. В портфель я их засунул? Да, наверное. Открываю. Бумаги, ручки, блокнот, жевачка какая-то старая. Выкинул ее. Зарядник для телефона, сигареты. Ладно, закурил. Не вывалились же они. Да нет, глупость какая. Еще один платок. Высмаркался. Пустой пакет, карандаши откуда-то, книга. Вот она, проклятая книга. Это все из-за нее. Открыл на первой странице: «Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое.» Дрянь какая. В насекомое. Страшное, к тому же. Не верю. Превратился в насекомое. Дрянь. Не верю. У себя в постели. Ну не в чужой же, черт возьми, постели ему проснуться. Ерунда. Не верю, не могли очки вывалиться из кармана. Я их в сумку убрал, я точно помню. Выбросил книгу. Закурил еще одну. Продолжаю. Туалетная бумага, какие-то буклеты, флаеры, банан. О, банан. Тутже съел. Ничего не почувствовал. Хотя не, не вкусно. Ножик перочинный, щипчики для ногтей, крошки всякие, какие-то записочки, трамвайные билетики, конверт из-под письма. Не могу найти. Залез всем телом внутрь. Включил свет. Постельное белье, полотенца, два поменьше и одно банное — красное, шампунь, мыло. Откуда тут все это? Бюзгальтер черный, просто огромный. Возникла мысль, почему бы не надеть? Надел, застегнул, держится хорошо. Даже приятно как-то. Женские трусы, еще одни, и еще. Надел одни, отложил в сторону другие. Стою в черном бюзгальтере и в белых трусах. Ну, сойдет, думаю, смотрится неплохо. Тюбики, коробочки маленькие, таблетки, успокоительное. Принял. Успокоился. О, памада, красная. Нанес ее на губы. Гляжу в зеркальце — красивый. Взял свое пальто со стула, начал надевать, стоя у зеркала. На улице еще не так холодно, но не зря же деньги на него потратил. Надеваю. Стою весь в коричневом, только красные губы слегка блестят, едва отражая свет лампочки, выглядывающий из-за моего туловища. Надо было серое брать. Ну, что ж теперь. Оглядываюсь вокруг — все на месте. Там я сложил мои кофточки под клетчатым навесом, тут лежит моя косметичка около натянутой ткани в клетку, а вот здесь — любимая посуда, подареная мамой. Ну, все. Наверное, уже заждался милый мой. Здесь меня никто никогда не любил. Пора. Лезу обратно. Крепко беру сумку в руки. Подхожу к остановке, набираю на телефоне номер. Звоню. Подъезжает мой автобус. С той стороны слышу знакомый голос, отвечаю: «Алло, да, солнышко, я села…» Другой рукой в кармане держу аккуратно сложенные очки, наполовину торчащие наружу. 2.02.2015 |
