|
|
Утопия Человек – это баланс между наслаждением и болью. Когда этот баланс разрушается, то рождается монстр. Наслаждение убивает личность, обращает ее в простейший механизм, обслуживающий тело. Этот механизм должен лишь удовлетворять малейшую прихоть непостоянных инстинктов и ничего более. Страдание так же лишает нас разума и обращает в скулящий от боли кусок плоти. Боль и наслаждение – два края, за которыми нет человека. Он разлагается, распадается и исчезает. Мы желаем избавиться от страданий, малейших раздражителей и погрузиться в идеальный мир, мир без мучений и боли. Но стоит обрести его, как человек начинает изнывать от скуки. Утопия его пресыщает, она становится ненавистной. Стоит ли стремиться к ней, если и она обитель страстей и терзаний? Я хоть и презираю людей, но понимаю, что без их существования не смогу хоть чем-то наслаждаться. Я желаю им жестокой смерти, но кто же тогда будет будить во мне каскады ненависти и желчи? Мир утопии – мир скуки. Желать же себе страданий опрометчиво. И такая опрометчивость спасает нас от утопии, места, где кончается что-либо человеческое. --- С детства не был в кинотеатре. У меня сохранились смутные воспоминания об этом. Я думал, что кинотеатр – смердящее место, наполненное потными и шумными телами, но когда я посмотрел фильм на большом экране, то мое мнение изменилось. Я был на утреннем сеансе, на котором было человек семь. От них не было большого шума. Меня это разочаровало. Я готовился к громкой толпе, а ее-то и не было. Зато колонки дребезжали так, что у меня позвоночник гудел. От мутного изображения, где великаны убивали друг друга, болели глаза. К тому же я в тот день не выспался. Утомленный шумом и мельтешением персонажей, ожидал конца сеанса. После спустился на этаж, где блуждал в поисках дешевой еды. Там я встретил свою бывшую одноклассницу. Мне только начал нравиться день (все-таки громкий звук бодрит), а тут нарисовалась эта дрянь. Век бы не видел ее. Круглая и жизнерадостная рожа заговорила со мной. В ее жирных ручках была коляска. Там сопел ребенок. Отвращение к ней выросло в разы. Я недовольно бросил пару общих фраз и заспешил подальше от этой рыхлой уродины. Потом я посмеивался над этим случаем, но все-таки встреча с этой потасканной мамашей вызвала во мне по большей части гадливость. Крайне неприятно встречать тех, кто тебя знает. А тут еще и выблядок нарисовался в конурке на колесиках. Надеюсь, что их собьет машина. Жизнь – это обрывки поражений, гимны капитуляций и череда невыносимых встреч. Стоит сойти с этой тропы, как тебя постигает счастье, а за ним томление по былому неблагополучию. Эта тоска выливается в злобу. И лучше всего ее направить на других. Ведь, если в чем и можно быть точно уверенным, так это в том, что они все заслужили вашу ярость и ненависть. --- Поздно ночью вышел во двор, чтобы насладиться тишиной и прохладой. Вдалеке гудел железнодорожный тупик, в окнах моих соседей не горел свет. В такие минуты я начинаю поддаваться слабости и думать о людях хорошо. К этому располагает и кромешная тьма, и зловещая тишина. Очень вероятно, что соседи выбирают это время для пыток людей и зверей. Ведь один сосед недавно вышел из психушки, а второй бывший дальнобойщик. Какие тут могут быть сомнения? Но как только я захожу в дом, то все чары рассеиваются: у меня уже нет поводов для сомнений. Мои соседи просто спят. --- Во время усталости я словно преисполняюсь вселенской мудростью. Это омерзительнее всего. --- Шел по направлению к кладбищу и увидел труп кошки. Его уже изрядно поели черви. От кладбища я уже возвращался другой дорогой. На обочине на боку спокойно лежал старик. Возможно, что он умер. Или спал. А может быть, умирал. Я не стал его беспокоить и прошел мимо: не в моих правилах тревожить умирающего. Еще я заметил, что бабка, которая все время пялилась на меня во время моих ежедневных прогулок, куда-то пропала. Надеюсь, что эта неприятная старуха все-таки померла. Будь я верующим, то подумал, что она ведьма. Это же ненормально: обычно старики смотрят сериалы или тихо гниют в могилах, а не пялятся у дорог на прохожих. --- Умные люди крайне редки в этом мире. Зато идиотов хватает! И это меня радует больше всего. Без умных прожить можно, а без кретинов нет. Ничто так не веселит как тупой человек. Это понимают и самые бестолковые. Знавал я одного бородатого горбуна. Ходил туда-сюда с жизнерадостной миной на ряхе. Чаще всего он таскал за собой тележку. На ней всегда что-то лежало: сено, навоз, дрова. Он вечно улыбался, а я улыбался ему. В беседе с ним ничего умного не услышишь. Но хватает и взгляда на его нелепую рожу, и ты доволен. Поэтому я часто смотрю юмористические передачи, которые рассчитаны на самого примитивного зрителя. Такой парад уродов разочаровать не может! --- Люди с возрастом меняются: становятся только отвратительнее и тупее. Есть еще сорт людей, что растрачивают некоторые иллюзии детства и юношества, становясь желчными и циничными. Ко второму принадлежу я. Очень давно я еще имел глупость общаться с верующими, пытаясь проявить для них тот высший уровень идиотизма, что являет собой религия. Последняя же моя беседа с ними была намного приятнее. Ко мне постучали в ворота богомольная бабенка и болезная девушка. Выглядели вполне светски и благообразно. Начали парить мне про боженьку. Сначала я просто улыбался всем этим речам о пользе веры, затем начал смеяться им в лицо, брызгая слюной. Хохотал я минут десять. Они не обращали внимания, терпеливые попались. Тогда я в скуке закрыл перед этими заплеванными физиономиями дверь. Пожалуй, они этим не были удивлены – у верующего априори нет чувства собственного достоинства. --- Вообще-то ненависть к людям дарит немыслимую легкость в отношениях с ними. Ты от них ничего не ждешь, а если другой решит тебе поднагадить, то это не становится для тебя новостью. Для мизантропа нет ничего неожиданного в человеке, никаких сюрпризов, только скука. Зато порой раздражают такие мелочи, что ненавидеть можно только за них. Так равнодушие сменяется презрением. Вот, к примеру, случай из моей жизни: стоял я в очереди в больнице. Прием я к врачу оплатил, как оказалось, впереди меня был один человек на то же время. Я согласен был его пропустить. Еще была и живая очередь. Эти люди за прием не платили. Хитрый обыватель наверняка думал: «А зачем?». Оплата давала привилегии не занимать очередь и приходить в то время, когда тебе удобно. Это меня устраивало. А тех, кого это не устраивало, ждало долгое ожидание. Одна из таких ожидающих, женщина с бесцветными глазками, припухшей ряхой, лет сорока пяти, заняла очередь после меня. Я от скуки решил поговорить с ней. В небольшом разговоре уместилось ее мнение о будущем моих возможных детей и кое-что из житейской мудрости. Как ни как она пожила на этом свете и могла позволить себе говорить заученные банальности с сердобольным выражением лица. Когда она их говорила, то выглядела как оракул после целого дня бойкой торговли на местной барахолке. Все от той же скуки я прекратил разговор и решил пройтись. Пока я делал свои несколько шагов прочь от двери врача, она уже успела зайти к доктору. Я этого не успел заметить. Мне пришлось ждать еще некоторое время. Я не был на нее зол, а просто посмеивался над собой. Когда она выходила из кабинета, то в ее взгляде было некое подобие сожаления. Ей было необходимо вымучить из себя это, чтобы я не устроил скандал. И все же напускное сожаление не могло скрыть радость того, как ловко она меня одурачила. Я же ко всему этому был уже абсолютно равнодушен. --- Пожалуй, может сложиться впечатление, что из-за презрения и ненависти к людям, мизантроп не относится всерьез к такому явлению как дружба. Это не так. Для мизантропа друг любой, кто вызывает у него наименьшее отвращение. Такой человек действительно приятная передышка после шумного существования других. --- Иногда такая тоска берет! И чтобы ее разогнать я читаю новости. «Бывший забойщик скота зарезал свою семью на свердловском кладбище». Другое дело! Душа поет, а ноги пляшут! «3 августа 37-летний ранее судимый мужчина в состоянии алкогольного опьянения пришел с родителями и братом на кладбище. Находясь там, он поссорился с матерью, взял нож и убил ее, а потом зарезал отца и брата. Действовал злоумышленник уверенно и быстро, поскольку обладает хорошими навыками владения ножом, так как ранее длительное время работал забойщиком скота на ферме», – отмечается в сообщении. --- Иногда я думаю, что нужно стать отшельником и уйти в пустыню. Из всех пейзажей Земли я предпочитаю пустыню. Мертвое пространство, имитирующее жизнь своим бесконечным движением. И это очень близко мне. В Средние века я точно бы стал монахом-отшельником. Только в отличие от других представителей той эпохи я слал бы богу проклятия. Я бы вкладывал все силы в слова. Всю жизнь я бы только это и делал. До самой смерти одни лишь проклятия. Тогда это что-то еще значило. Сейчас это лишено смысла, как и сама идея уйти из мира людей. --- Не люблю людские празднования. Дело не только в глупом пафосе и тотальной лжи, цветущих на этих мероприятиях. Именно во время очередной знаменательной даты видна вся человеческая сущность – отвратительная мелочность, которая не проявляется даже в быту. И не важно, что это день победы или славный юбилейчик. Размах всегда одинаков – он невелик. Тут не помогут ни танки, ни звезды-однодневки, ни миллионы затраченные на эти скотские гулянья. На праздниках люди даже не скоты, а полу-скоты. Было бы приятнее видеть скотов, насыщающих свои деструктивные потребности, чем людей. --- Когда у меня появился двухколесный конь, я решил, что следует для пользы своего самочувствия каждый день на нем кататься. Ведь как говорится: в здоровом теле – здоровый дух! Я не могу себе позволить слабое здоровье. У меня и так с ним всякие проблемы. Не представляю, как я смогу без крепкого тела оставаться сильным мыслителем. Если я буду немощен, то желчь моей философии сначала разъест мой измученный желудок, а потом кипящая кислота сожжет все мои хворые потроха, и я превращусь в типичного инвалида. Буду туповато улыбаться каждому встречному и благодарить бога за счастливую жизнь. То есть я погружусь в самое обыкновенное безумие. Такое жуткое будущее меня не привлекает, поэтому я стал каждый день ездить на новехоньком велике по окрестностям. В первый день я проехал два километра. Не очень-то и много. Но мне так не показалось! Уже через несколько кварталов у меня зверски стали болеть ноги, и я хотел бросить это дрянное предприятие. К тому же чудовищно холодный ветер мешал мне двигаться по пустынной дороге. Дело было хоть и летом, но ранним утром. Я не желал видеть хмурые людские рожи. Из-за этих гадких ублюдков я встал в пятом часу. Собачий холод и паршивая слабость в ногах отговаривали меня от тяжкой поездки. Зачем мне все это надо? Действительно, здорово же весь день почивать на кровати! Ты сидишь на ней, а когда устанешь, то можешь и полежать. Что может быть лучше? Но из этой утопии меня прогнали болезни будущего и настоящего. И теперь я, превозмогая невыносимые трудности на сложном пути к совершенству, ускользал из пленительного рая, в котором я срастался с нежной кроватью и приветливым компьютером. Вероятно, что через какое-то время меня было бы трудно различить среди мебели моей комнаты. В этом есть что-то чудесное! Перестать быть человеком – чарующая перспектива. После таких мыслей я по-другому смотрю на свои вещи: сколько среди них бывших людей? А какое количество бывших вещей, ставших людьми, проходит мимо моего дома? Если выскочить на улицу с топором и начать неистово рубить всех направо и налево, то я встречу град щепок, металлический скрежет или потоки темно-алой крови? Никогда нельзя быть точно уверенным, в том, что ты и сам еще не вещь, пока не порежешь бритвой свою волосатую морду, и плотную линию губ не разомкнет гримаса боли. Я все-таки предвидел и пронизывающий холод, и усталость ног, поэтому без какого-либо удивления проехал несколько кварталов и решил ускориться. Скорость обрадовала меня. Вот только радость длилась недолго. Противная отдышка с сильным сердцебиением заставила меня остановиться. Я слез с велосипеда и решил, что домой стоит вернуться пешком. Меня эта тоскливая мысль разозлила – было лень тащить велик назад. К тому же мчаться на колесах было намного веселее, чем плестись пешком. Я пересилил свою предательскую немощь и весь оставшийся путь провел за быстрой ездой. Несколько недель я отравлялся темной болью, кислой усталостью и упорной отдышкой. Но потом все это прошло. Организм привык, а я упивался скоростью на утренних улочках. Чаще всего они были спокойны. Я крайне редко сталкивался с машинами. Из людей я видел только грязную горбатую старуху. Эта дряхлая обезьяна портила приятное впечатление от окружающего безлюдья. Она медленно собирала всякий бесполезный хлам на полуразвалившуюся тележку, изредка поглядывала на меня. В целом же я ее особо не интересовал, а вот пустые бутылки – другое дело. Люди спали в своих мертвенных домишках. Эти уродливые мавзолеи внушали мне, что на многие километры вокруг нет ни одной живой души. Это было изумительное чувство. Я с наслаждением носился по царству мертвых. Ведь, что такое сон, если не репетиция смерти? Мою идиллию портила паскудная бабка, но еще больше ее нарушали мерзкие псины. Они под грязными машинами и во тьме цветного гнилья заборов неизменно ожидали меня. Точнее они ждали, когда я так забудусь в безумии скорости, что перестану замечать что-либо вокруг. Тогда они с вожделением накинутся на меня, ожесточенно схватят своими желтыми зубами мои ноги и впрыснут в мою кровь гибельный яд тлетворной слюны. Я не мог допустить этого, поэтому в путь брал несколько камней. Я их тщательно выбирал. Они должны были быть не очень большими, чтобы их было удобно держать в руках так, чтобы я не свалился во время гонки. Как только я подъезжал к псиньему гнездовью, то ожидал атаки. Чаще всего хреновы дворняги остервенело кидались на меня. Я в полную мощь швырял в них камни. Какие-то из них звонко щелкали по грязным собачьим мордам и бокам. Этого было достаточно, чтобы сраные шавки держались от меня подальше. Эти трусливые твари лишь изредка обозленно полаивали. Приближаться ко мне побаивались. Впрочем, эта была не единственная песья стая на моем пути. Их было как минимум три. Причем каждая последующая злее и наглее предыдущей. С большим удовольствием я метал в них камни. Промахивался я нечасто. Но эти злобные твари все равно мешали мне наслаждаться скоростью. Они портили мне каждую поездку. Я попробовал кататься днем. Это дело оказалось бесперспективным – постылые людишки с их коварными механизмами противились моему счастью. Злые собаки утром преследовали меня, а гнусные люди – днем. Похоже, между ними существовал сговор. Иначе трудно объяснить слаженность их действий по ухудшению моего настроения. Хотя у меня есть и другой вариант. Днем я почти не встречал мосек на своем пути. Я даже не слышал противного скулежа или гадкого лая. Зато вокруг хватало их шумных и тупых хозяев. На рассвете я из людей встречал только старую ведьму. И кучу проклятущих псин. Их количество было приблизительно таким же, как и количество лысых обезьян. Выходит, что местное население по ночам превращалось в собак? Может быть, и не без помощи собирательницы бутылок. Ее можно принять за какую-нибудь бабу-ягу – черте какой у нее видок. Само собой, в любой пенсионерке можно разглядеть ведьму. В случае же с этой каргой это было очевидно. Пакости, которые меня преследовали и днем, и утром во время моих поездок хоть и исходили от разных биологических видов, все-таки имели одну важную особенность: внушали мне мысль о том, что нужно отказаться от удовольствия, что с таким большим трудом мне далось. Я не для того тратил столько времени и сил, чтобы бросить. Конечно, я продолжил кататься, несмотря на все преграды. Какая же связь между зловредными тявками и враждебной людской массой? Может статься, старые россказни про оборотней не такие уж и лживые? Я не думаю, что живущие вокруг меня люди по ночам превращаются в собачонок. Возможно, что некоторые из них – да. Большинство же делают по-другому. Скорее всего, во время сна их черные души покидали телесную тюрьму. Вместо того чтобы наслаждаться волнительным полетом в небе меж холодных звезд они поступили так же, как поступали их предки и поступят их внуки: принялись портить настроение хорошему человеку. Для этого они вселились в мерзких дворняг. И вот они стали рыскать по пыльным улочкам в поисках одинокого путника. На их пути оказался я. Они ожидали покорную жертву, но быстро получили жесткий отпор. Первая стая жила в паре кварталах от моего дома, вторая находилась в километре от него, третья обитала около кладбища и охраняла какую-то организацию. То есть этих мелких шавок постоянно подкармливали люди. А может и не постоянно, тогда ясно, почему они кидались с такой озверелостью на меня. Однажды несясь на большой скорости мимо псин из третьей стаи, я увидел в нескольких десятках метрах идущую мне навстречу бабу. Она как-то злобно посмотрела на меня, когда пара моих камней полетела в захудалых псов. Неужели она было одной из них? Что ее сдерживало от дикого лая? Она кривенько шла по ровному асфальту, потому что привыкла бегать и прыгать на четырех лапах? Когда я промчусь мимо нее, то что мне делать (камней-то уже не осталось): пнуть ее посильнее или наехать на большой скорости? Ее черная куртка блестела как шерсть сытой дворняги, а песьи глазенки жирно заливал желтый гнев. Проехал я мимо нее все-таки без происшествий, оставив испуганных шавок далеко позади. Баба могла предположить, что я для нее приберег камень побольше, и не стала бессмысленно бросаться на меня. Я остановился и слез с велосипеда, чтобы проследить ее путь. Она зашла в то место, которое охраняли собаки. Четвероногие кабели радостным скулежом крутились вокруг двуногой суки. Услышать ее лай мне не повезло: мое тело окунулось в скорость. Настанет день, и один из камушков прибьет какое-нибудь из этих гавкающих животных, и я, быть может, увижу, как рассвет теплым золотом окрасит обнаженное человеческое тело. --- Когда я вижу красивого человека, то думаю: какой урод! Когда я вижу уродливого человека, то думаю: какой урод! И вообще, когда я вижу человека, то думаю: какой урод! --- Чем больше люди лезут с духовностью, тем больше желание оставаться бездуховным. Этим проповедникам стоит молчать о ней, тогда, быть может, я и заинтересовался бы этим залежалым товаром. Но тогда бы я и не знал ничего ни о какой духовности. Так что ее проповедникам везде облом. --- Читаю рассказ про чудеса на спутниках Урана. Меня в литературе не привлекают россказни о чем-то фантастическом в нашей Солнечной системе. Я с недоверием к этому отношусь. Конечно, все может быть, и все же мне больше по душе читать про другие цивилизации и организмы, которые развиваются в глубоком космосе. Оставьте бредни про марсиан простачкам. Чем дальше от Земли происходят странные вещи, тем лучше. В сущности, все сверхъестественное и фантастическое должно происходить далеко в пространстве и времени от меня. Тогда я начинаю допускать возможность существование таких вещей. Как тут не вспомнить религию? Меня старательно пытаются убедить в том, что бог живет и во мне. Но я не верю в это. Если что и живет во мне, то только паразиты какие-нибудь. Стоило бы сказать, что бог обитает в какой-нибудь далекой галактике, то я возможно и поверил бы в такой расклад. Почему бы и нет? Наверное, поэтому сейчас появляются такие религии, где боги летают на космических кораблях. Вот если бы они еще не посещали Землю, то было бы еще лучше! --- Каждый интеллектуал выбирает себе мировоззрение по способностям, а не по убеждениям. Важно не то, кем он является, а кем кажется. Например, он может выступать против религии. А то, что он на самом деле верующий, совершенно не важно! Главное, нужно соответствовать жанру и стилю. Нет ничего ужаснее несовершенного стиля. --- Некоторые говорят, что в наш беспринципный век можно оправдать все что угодно, любую подлость, самую ужасную ложь. Охотно соглашусь. Иначе ничем не объяснишь такое обилие вокруг меня духовности и религиозности. --- В случае фантастики очевидно, что литература может устаревать. С течением времени даже самые продвинутые произведения начинают выглядеть смешно и глупо. Технический прогресс способствует этому процессу. Это понятно многим, когда же дело касается «классической» литературы, то люди словно лишаются здравого смысла. Они думают, что время не влияет на «классику». Будто она находится вне времени, по ту сторону человеческого развития. Но ведь предельно ясно, если фантастические книги устаревают, то все эти классики с их культом благородства страданий маленького человека выглядят даже более нелепыми, чем полеты на Луну с помощью большой пушки. --– Угнетенные меня жутко угнетают. У великих писателей большая потребность писать про них. Все это в прошлом. Время писать про новых угнетенных, к которым принадлежу я. --- Сейчас мои ноги превращаются в две большие мясные сосульки, хотя в комнате достаточно тепло. На них к тому же надеты по две пары теплых носков. Я могу включить электрическую батарею на полную мощность. Только это совершенно бесполезно. Я уже так делал, и моим ногам это нисколечко не помогло. Ступни все так же дьявольски коченели. Для согрева можно погонять горячие чаи. Иногда помогает, но чаще всего нет. В такие минуты я хочу взять ржавую пилу и отрезать себе ноги до икр. Перестали бы зябнуть мои нижние конечности? Да они б так же и мерзли! Только уже не ступни, а икры и коленки. Мне бы пришлось отпиливать и их. Если бы я не истек кровью и не умер до этого. И что, на этом все бы благополучно закончилось? Конечно нет! Будь я даже совсем без ног, то у меня обязательно что-нибудь начало бы околевать. Кисти рук, бедра, спина. А может сразу – голова! И вот я сижу в луже вязкой крови в полуобмороке. Мои уставшие руки дрожат, но вгрызаются тупой пилой в мое крепкое горло. Я начинаю глухо булькать от темных волн крови, затем падаю в тучное месиво чернильной жижи. Последнее, что я почувствую перед смертью, будет бесконечный абсолютный холод. Так выглядит поражение, а не решение проблемы. Все-таки я смог найти способ избавить свои ступни от болезненного замерзания. Я ложился под плотное одеяло так, чтобы из него торчала только моя голова. Через несколько минут становилось ужасно жарко рукам, а потом жарища постепенно сползала по телу до самых кончиков пальцев многострадальных нижних конечностей. После этого я мог спокойно несколько часов находиться в вертикальном положении без перспективы столкнуться с чрезмерным холодом. --- На дверях большого шкафа, в котором лежит и висит моя одежда, приклеены два зеркала. Размером они с человеческий рост. Пару раз ночью в полной темноте я случайно посмотрел на себя в одно из них. Мне показалось, что я вижу не себя, а некое подобие. Был ли это мой двойник? Скорее всего, да. Ведь зачем мы вообще смотримся в зеркало? Чтобы насладиться не собой и не для того, чтобы улучшить свой вид. Мы подсматриваем за тем, кто так похож на нас. Его красивое тело и приятное лицо завораживают. И в отличие от нас у него все части тела на месте. Это совершенно потрясает! Наше тело блуждает, мерцает, рассыпается в пространстве. Нужно усилие, чтобы обнаружить ту или иную его часть. Например, для того, чтобы у нас появились уши, нам нужно их потрогать или выйти на мороз. От него они начнут быстро расти на голове. Благодаря прикосновению кусочки тела выскакивают в одно мгновение. И так же скоро пропадают. Со спиной все сложнее. Вернуть ее на место могут более замысловатые операции. Например, нужно облокотиться на что-то. После этого сразу всплывает грандиозный материк нашей плоти и впритирку врезается в фантомное тело. Как понять, что имеешь тело? О нем могут поведать другие. Но люди часто врут. Нельзя основываться на мнениях других в таком щекотливом вопросе. Тем более, каждый будет рассказывать о своем видении твоего тела. Сколько людей – столько у тебя и тел. Некоторые из них и вообще могут заключить, что ты не обладаешь никаким телом. Почему они так скажут? Чтобы насолить или из зависти. В сущности, какая разница? Попробуй увлечь свое тело физическими упражнениями, и ты начнешь тонуть в нем. Напряжение, усталость, боль начнут мучительно петь о твоем теле. Но даже они не смогут собрать его воедино. Все время будут лакуны, куда не доберутся ни изможденность, ни недомогание. Ты словно состоишь из неустойчивой взвеси кусочков плоти, которые фактически в некоторых местах никак не связаны друг с другом. Удивительно, что человек не распадается от малейшего движения воздуха. Такая хрупкая конструкция должна была давно попросту развалиться на гиблые жидкости, ароматные газы и искаженную мякоть. На первый взгляд зеркало нам рассказывает о нашей телесной цельности. Мы видим, что руки не просто так висят в воздухе около торса – они к нему плотно прикреплены. То же касается ног и головы. Мы уверены – мы неразрывны. Может быть, эта убежденность позволяет нам быть цельными и в обычной жизни. Если отказаться от поверхностной мысли о том, что в зеркале мы видим именно себя, то возникает вопрос: кто перед нами? Тот, кто поразительно похож на нас, но нами не является. Он навязывает нам мысль о нашей целостности. В этом он смахивает на некоторых людей. В отличие от них он определенно более убедителен. Монолитность нашего тела рождается от взгляда на нашего двойника, который живет в зеркале. Это позволяет нам быть уверенными в себе. Нас уже не пугает то, что по дороге на работу или домой мы можем незаметно для себя потерять важную часть нашего тела. Например, бежишь ты такой в туалет, а твой путь украшают пучки пальцев, шматы плечей, гирлянды кожи, завитки волос, пролежни ног, ломти спины. В конце же злополучного путешествия твоя голова, очищенная от карусели тела, громко плюхается в желтые воды унитаза. Если твои глаза не выпали на пол, то ты будешь смотреть с ужасом в фаянсовый зев; если твое горло и язык остались на месте, то ты истошно завопишь, но спастись не сможешь – твои ноги не слушаются тебя, они кусками царственно возлежат на поверхности ковра, а от рук лишь остались крохи и опилки мяса и костей, поэтому стремительное падение твоей головы ничто не остановит. Двойник же сочувственно внушает, что такого точно не произойдет, поэтому мы относимся к нему довольно благожелательно. Собаки или кошки же кидаются на свои отражения. Тут они инстинктивно понимают, что перед ними не друг, а враг. Выходит, что домашнее животное умнее своего хозяина, который глупо посмеивается над своим питомцем, когда тот, с опаской проходит мимо своего двойника. Если днем недружелюбная природа двойника человеку не бросается в глаза, то ночью труднее отрицать, что из глади стекла на тебя смотрит тот, кто желает тебе лишь зла. Такие мысли мне приходили всегда, когда я задерживал свой взгляд на зеркале ночью и видел в его глубинах кого-то отдаленно напоминающего меня. Меня это совершенно не беспокоит. Зато иногда тревожат зеркала, точнее, то каким образом они встроены в поверхность деревянной махины. Я не доверяю надежности клея, что соединил их с дверьми шкафа. Мне кажется, они могут отвалиться. И куда эти двухметровые куски стекла упадут? Моя комната не очень большая. Довольно близко к шкафу находится сразу моя кровать. Спинка кровати затормозит падение зеркал, но она же их и разобьет. Самый большой кусок сразу же отрежет мне голову. Тут и сомневаться не надо – я сплю под гильотиной. Если учитывать то, что я живу в местности, где периодически случаются землетрясения, то вероятность того, что зеркала могут грохнуться на меня, не кажется такой уж фантастической. Что есть зеркало для моего двойника? Часть его тела или тюрьма, в которой он не желает обитать? В первом случае при падении зеркала он погибнет. Второй же дарит возможность обрести свободу, которую он так желал. Трудно принять ту мысль, что ему нравится существовать в маленьком пространстве комнаты, которое уместилось в зеркале. Двойник не хочет ютиться в нем, пока я наслаждаюсь передвижениями в громадном мире. Именно поэтому он с такой злобой смотрит на меня. Я вижу двойника крайне редко и мельком. Мои мысли совсем не заняты им. Он же только и делает, что строит хитроумные планы, в которых он выскальзывает из своей постылой резервации, чтобы убить меня и занять мое место. У него очень много времени для того, чтобы придумать очень хороший сценарий. Я не думаю, что двойнику хватит сил, чтобы заставить зеркало упасть. Да ему и не надо. Главное дождаться того момента, когда земля начнет судорожно дрожать, и ветхий клей не сможет удержать зеркало от падения. А что еще ему делать? Только ждать! Для двойника это даже не выбор. Ему просто никуда не деться. Важными добродетелями для него являются терпение и смирение. Благодаря им он сможет поймать решающий момент в своей жизни: разрушение ненавистной тюрьмы. Как двойник будет мне мстить, если я выживу под осколками стекла? Мне даже трудно представить! Можно быть лишь уверенным в том, что месть его будет жестокой и изощренной. Как же иначе? Он столько лет умирал от зависти ко мне. Она породила всепоглощающую ненависть. После этого трудно думать не только о снисхождении, но и о быстрой смерти. Идеальной местью двойника, мне кажется, было бы не просто истязание моего тела, а помещение меня в зеркало. Я не уверен, что это возможно. Хотя, в сущности, я не знаю и обо всех качествах двойника. Может быть, он вообще существует только тогда, когда я отражаюсь в зеркале. Значит, у него не будет времени, чтобы хоть как-то осмыслить себя, меня и свое место в жизни. Такую мысль тоже не стоит игнорировать: чаще всего именно подобные невозможные сценарии и реализуются. --- Раньше думал, что простые люди не отличаются утонченным вкусом, но потом у меня появились некоторые сомнения. У немногих он все-таки хорошо развит. И все это я понял благодаря новому запаху, исходящему от моих соседей. Эта сильная вонь сразу бьет в нос, когда выходишь во двор. Неделю назад они завели новых кур. Неужели они не чувствуют тяжелый дух? Конечно, чуют. Это же жуткий смрад! Любой его почувствует. Тем более, трудяги. Если у них плохо работает нюх, то им не выжить в этом мире. Можно не заметить, когда кто-то умер. Или отравиться несвежей едой. Тогда зачем они терпят эти миазмы? Ради нескольких плохоньких яиц или жалких кусков говенного мяска? Вряд ли. Я знаю, о чем говорю. У самого было несколько кур. Толку от них никакого. Только расход деньжат. Так же думают и другие мои соседи, у которых нет никаких домашних птиц. Выходит, что смысла держать курятник нет. И все-таки они его держат. Зачем им это нужно? Конечно, чтобы досадить мне! Другого смысла в этом я не вижу, а трудяги всегда вкладывают в свои действия некий подтекст. Как они поняли, что мне не нравится эта чудовищная вонь? Известно же, что для обычного человека запах курятника довольно приятен. Так благоухает его трудная и любимая жизнь. Поэтому для него совершенно очевидно, что вонять курицы не могут. А вот для человека с утонченным вкусом ясно иное: эти птицы омерзительно смердят! Почему же он тогда терпит зловоние? Его греет мысль, что и для другого этот аромат невыносим. Ради страданий соседа люди готовы терпеть любые муки! --- Смотреть шоу с любимыми исполнителями или актерами всегда приятно. Ведь они все такие нереальные, фантастические. Словно они и не люди. Что поделать: приходится ими притворяться. Для поднятия рейтингов и денег можно вытерпеть многие отвратительные вещи. Даже людскую любовь. Меня актеры ставят иногда в тупик. Ведь они фальшь ставят превыше всего. Стоит ли верить их очаровательным в своей легкомысленности улыбкам? Их эгоистичное веселье скрывает нечто большое? Не хотелось бы думать, что за волшебной фальшью безупречных улыбок скрывается такая дрянь, как обычный человек. Это так омерзительно! Вот смотришь на замечательные глупости, творящиеся на каком-нибудь реалити-шоу, и видишь замечательных существ, которым плевать на человеческие страдания и тяготы. Кто они? Демоны, ангелы? Из каких миров пришли? В сущности это неважно. Главное, что они не напоминают простых людей. Умопомрачительные танцы, странные игры, безумный хохот, дикие выходки, глупые позы, лживые речи, сверкающее золото эгоизма, красивые лица, похотливые фигуры вызывают только восхищение. Нет желания думать, что им свойственны такие человеческие заблуждения как сочувствие, любовь, доброта, жалость, бескорыстие, стыд, храбрость, щедрость, сентиментальность и проч. Стоит предположить, что любимый исполнитель пускает слезу из-за своей непростой жизни, а не потому, что так написано в сценарии, и в груди поднимается волна гнева. Зачем мне знать о твоем трудном детстве? В гробу я видел это дерьмо! Хочется взять и стукнуть чем-нибудь тяжелым своего кумира. Да так, чтобы мозги с радостным хлюпаньем забрызгали всю студию. Ты хотел показать мне свой дивный внутренний мир, любимый актер? Ну что ж, теперь я его по-настоящему узрел! И он мне понравился гораздо больше, чем твои слезные причитания! Таким образом, восхитительное существо смоет неприглядный позор своей горячей кровью и воспарит над простыми смертными аки чудный ангел. --- Если убрать из жизни все то, что нас раздражает, – что останется от нее? Ничего. Это и будет утопией в чистом виде. |
