|
|
Три негодных рассказа Урок в бездне (Школьный автобус свалился в овраг. Некоторые из детей умерли сразу, другие сильно пострадали. Водитель лежит на руле, тот пробил ему грудь. В ожидании подмоги учитель, месье Лоран, пытается провести урок.) – А ну-ка, а ну-ка дети, успокойтесь! Тсс! Я требую тишины! Тишина. Спасибо. Сейчас мы немного побеседуем. Хуже от этого никому не станет. Беседа обогащает словарный запас и хорошо действует на психику. Понятно? Не желаю слышать ваши охи и вздохи. Иначе я буду вынужден вас наказать. Не вынуждайте меня. Это не понравится ни нам, ни вам. Итак, начнем. С места не кричим, сначала поднимаем руку. Вот так. Где мы находимся? Внутри или снаружи? (Маленький мальчик, чья голова пробила ветровое стекло, кричит: «Я не знаю!») – Мы внутри. Внутри чего? Машины. Что такое машина? Транспортное средство. Сидите вы или стоите, друзья мои? – Месье, кусок небьющегося стекла, о преимуществах которого вы нам рассказывали, только что отрубил мне ноги до колен. – Прекрасно. Значит, вы не сидите и не стоите. Что же вы, в таком случае, делаете? Отвечайте смелее. – Возможно, месье, я стою на коленях? – Да, пожалуй, возможно. А при каких обстоятельствах мы обычно оказываемся на коленях? – Когда молимся, месье. – Это так. Кому же мы молимся, мой юный друг? – Мы молимся Богу. – Чудно. И почему мы встаем на колени, чтобы помолиться Ему? – Потому что он крошечный, месье. Чтобы говорить ему на ушко. – Нет, нет и нет! Прекратите паясничать и садитесь. (Ребенок, придавленный сиденьем к полу автобуса, тихонько хнычет: «Мамочка, больно… бо-бо…» Месье Лоран свирепо таращится на него.) – Вот и нашлась у нас неженка, которая зовет мамочку! Полагаете, что вы страдаете больше, чем ваши товарищи? Подумайте лучше о вашем отце. Попробуйте показать, что вы достойны той любви, что он испытывает к вам. Будьте примером для остальных. (О лицо месье Лорана ударился какой-то предмет, оставив на нем кровоточащую отметину. Учитель опустился, чтобы его поднять. Это оказался палец.) – Кто швырнул в меня палец? Вперед, я жду. Времени у нас предостаточно. (Со дна кузова раздаются стоны: «Ох… пить…») – Итак, я полагаю, это были вы, Жорж. Если никто не признается, я накажу вас. Я уже предупреждал, что не потерплю жалоб. Что, никто не заговорит? Отлично. Жорж, вы будете наказаны. Для начала, вы не получите питья. Далее, я лично прослежу за тем, чтобы вам дали напиться последним. Дело закрыто. Возвращаться к нему мы не будем. (Показывает палец.) – Вот палец. А теперь посмотрите на мои пальцы. У меня их пять: указательный, средний, безымянный, мизинец и большой. У кого из вас всего четыре пальца? (Маленький мальчик с израненным лицом поднимает правую руку левой, потому что ту ему отрезало. «У меня», – отвечает он.) – Хорошо. Давайте сосать наши пальцы. Это приятно и мешает крови вытекать. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять. Пососем свои десять пальцев, сколько пальцев у Жоржа? – У Жоржа совсем нет пальцев, месье. У него больше вообще нет рук. – Я у вас спрашиваю число, называйте число в ответе. – Ноль, месье. – Прекрасно, мой юный друг. Но не так уж красиво отвечать за других. Жорж сам нам все расскажет. Давайте, Жорж, не стесняйтесь. Так, Жорж больше не хочет говорить. Когда он просил пить, таких проблем не возникало! Тем хуже для него. Не очень-то он нам и нужен. Каковы органы зрения? Видят ли что-нибудь животные? Видит ли сова? Она видит лучше в сумерках или на рассвете? А сыч? Что насчет неясыти? А ваш кот, молодой человек? Может ли видеть крот? Обладает ли зрением собака? А тростник? Вам нравится человек-сова? А человекокрот? У рыси хорошее зрение? А у орла? Был ли у Наполеона орлиный глаз? А у кардинала Ришелье? У графа Ковура? Какова разница между тем, когда у человека орлиный глаз и кошачий глаз? Какие бы вы хотели иметь? (Стенания детей достигли крещендо. Месье Лорану пришлось выкрикивать последние вопросы, чтобы его услышали. Разъяренный, он бросается между рядов, чтобы покарать нарушителей. Но сделать это в накрененном автобусе оказалось не так то просто. Он спотыкается о чью-то ногу, падает. Месье Лоран дает ученику затрещину. Голова отскакивает и укатывается вглубь салона. Озабоченный учитель с трудом возвращается на свое место. По пути он выхватывает нечто, что ученик пытался запихнуть себе в рот. «Конфисковано», – объявляет он. Учитель смотрит на нечто и отбрасывает. Оно оказывается языком. Снаружи пробуждается природа. Слышно пение птиц, мычат коровы. Веселые мушки, залетевшие сюда через разбитые окна, переносятся от одного школьника к другому.) – Продолжим. Может ли старик говорить о своем возрасте и о приближающейся смерти? Прилично ли нам говорить с ним об этом? Не омрачит ли это его последние дни? Не правда ли, милое зрелище – наблюдать за сажающим растения восьмидесятилетним стариком? Какие чувства это в вас пробуждает? Полон ли этот старик идей и надежд? А молодой человек полон? Кто из них полон? Можем ли мы быть уверены, что только последний? Уверены ли мы в завтрашнем дне? Переживут ли юноши старика? Как они умрут? Какие чувства их смерть рождает в восьмидесятилетнем старике? Принадлежит ли вам завтрашний день, друзья мои? Прошедшие двенадцать лет, дают ли они вам право на далекое будущее? (Ребенок, которому был адресован этот последний вопрос, поднимает кровоточащую культю. Получив знак от воспитателя, он спрашивает: «Месье, можно мне выйти?» Месье Лоран разрешает. Мальчик доползает до наполовину свернутой двери и вываливается наружу. Крики стихают. Это позволяет различить вдалеке звуки сирен приближающихся карет скорой помощи. Вскоре доктора и санитары приступают к извлечению детей. Один из санитаров по приближении к месье Лорану оказывается его бывшим учеником.) – Ну и ну, месье! – Да уж! Не помню такой тишины. Совершенное молчание, а эти небеса, не было такого, чтобы в них не свистели жаворонки. – Месье, действительно? – Поищите себе жаворонков по Европе. Вы хоть воробьев-то выписали, чтобы защитить деревья? От врагов, которые их сжирают? Поэзия, по-вашему, так же полезна, как и все полезное? – Да, месье. – Ах, у вас самые прекрасные в мире поля, в сияющих небесах блистает солнце. Эта земля должна стать домом жаворонков. – Надеюсь, в один прекрасный день так оно и будет. – В этом нет никаких сомнений. Вы призвали мадам Люкку в свои деревни, и вы накличете жаворонков на ваши поля. (Месье Лорана водрузили на носилки. Вопреки воле глаза его закрылись. Однако до того как провалиться в забытье, ему удалось произнести: «Это храбрые малыши. Все, кроме Жоржа. Надо бы дать ему нюхнуть пороха».)
Грозы Утром консьержка показалась мне странноватой. Окатила меня таким «Доброе утро, месье», что у меня мороз прошел по коже. «Встала не с той ноги», – сказал я себе, заходя в автобус, который как раз подошел. Когда я протянул кондуктору свой проездной, он ошалело уставился на меня. – В чем дело? – мне стало неуютно. – Что-то не так? Кондуктор оскалился. – Кто позволил тебе обращаться ко мне таким тоном, нечестивец?! – Что? – Тварь! Выходи! – Но… – Стража, бросить этого человека за борт! Два пассажира тут же подоспели и вышвырнули меня на улицу. Автобус ехал достаточно быстро: упал я неудачно. Похоже, меня оглушило, потому что сознание вернулось ко мне уже в аптеке. Все мое тело страдало, о внутреннем же состоянии вы можете догадаться. – Бедняга! – вздохнул провизор. – Еще одна жертва проклятого Монбара-истребителя. Но, возблагодарим Бога, раны не столь серьезны… Я был совершенно парализован. Фармацевт оказался безумцем! Я начал соображать. Ведь и кондуктор в автобусе вел себя как сумасшедший. И пассажиры! И моя консьержка! Из меня вырвался стон. – Ах, он очнулся! – произнес голос. Я схватился за голову и спросил: – Кто такой Монбар-истребитель? Провизор посуровел. – Наигнуснейший из пиратов, бороздящих наши моря! Но я его не боюсь. Не родилось еще человека, что запугал бы Сципиона! Африканский… Это было невыносимо. Я бросился к выходу. Уехать, бежать, не важно куда, главное, подальше от этого кошмара! Но не успел я преодолеть и сто метров, как меня схватил полицейский. – Ха! Ха-ха, приятель! Отчего это у нас не хватает терпения, чтобы нестись помедленней? Хотим сбежать от полиции Его Величества? – Какого еще Величества? Человек в униформе побагровел. – Какого Величества?! – Он достал свою дубинку и отвесил мне чудовищный удар. Я рухнул. Меня разбудил клошар. – Скорее, Тото, уходи, не оставайся здесь. Рамзес не любит, когда ему преграждают путь. Голова, бедная моя голова. Рамзес, Сципион, Монбар? Все они обезумели, тронулись… или… ну или это я, один! Мой несчастный, болезненный рассудок – он не сопротивляется, мечется, запутывает все… Что если это я сошел с ума? Ну-ка, восемью восемь! – Шестьдесят четыре. Но не считать же себя здоровым лишь потому, что я не разучился считать! Так как же это понять? Есть ли средство разобраться? Я оставил клошара. Зашел в первую попавшуюся дверь с табличкой «доктор». На счастье, в зале ожидания никого не было. Появилась девушка и спросила, чего мне угодно. – Мне нужен доктор, – ответил я. – Немедленно. Доктор сам вышел ко мне. – Еще один! Итак, что там у вас? – Мне кажется, что я схожу с ума. Он разразился хохотом, который меня встревожил. Опять! Но нет, это должен быть я – тот, кто все искажает, жертва извращенного восприятия. Кривых зеркал своих чувств. – Доктор, мне кажется, что весь мир обезумел. Его скрючило от смеха. Нет, все именно так. Ничего я не искажаю. Я вижу, как его корчит, слышу взрывы его хохота. Что теперь? – Мой бедный друг, вы не первый, кто приходит ко мне по этой причине, – сказал он с улыбкой, – и вы не ошибаетесь. Вы все сошли с ума, это правда. Меня это не убедило. Если все на свете считают, что все на свете сошли с ума и они в этом правы, то никто не сошел с ума… Но я-то не считаю себя Сципионом! Переполняясь гордостью, я спросил доктора: – А вы считаете себя Сципионом? Кем вы вообще себя считаете? – Пожалуй… пожалуй, никем. – Деперсонализация. – Не совсем. Вообще-то, я считаю себя самим собой, Луи Фалу. Я достал свой паспорт, свои водительские права, свою карточку избирателя и бросил их ему на стол. Доктор занервничал. – Да вы спятили, – начал он будто безучастно. – Сдурели, просто сошли с ума. Это я Луи Фалу. Меня затрясло. – В таком случае, покажите мне свои документы. И тут он завопил благим матом: – Он смеет требовать мои документы! Это уж слишком, грязный ты воришка! Жулик! Вот мои документы, документы, которые ты украл у меня, ворье! Он потянулся за моими бумагами, но здесь я выкрутился. Сумел перехватить их и бросился бежать. В дверях я успел услышать, как он вызывает полицию. Попался. В этом мире безумны все, кроме меня. Причем безумны одним и тем же образом: принимают себя за кого-то еще. На улице я увидел огромное объявление, черно-белое с флагом-триколором. Там был призыв к населению: всеобщая мобилизация. В таких выражениях: «Нам угрожает Чингисхан, будем сражаться до смерти». Подписано Монтесумой. Бедная моя головушка! А ведь она даже не болит! Я присел на скамейку и задумался. Что же мне делать? Как разумно существовать в мире, который потерял разум? В тот момент, когда я уже обращался с этим вопросом к кошке, чудовищные вопли изъяли меня из отупения. Будто смерч, мимо проносились толпы людей, объятых зверской паникой. Крики, среди них я различил имя, пока то не заполнило собой все. -Чингиз, Чингисхан! Чингисхан! Невероятно, но факт, он воскрес. Интересно, как он выглядит? Я не мог долго размышлять по этому поводу. Он приближался. Мужчины, забравшиеся на других мужчин, будто мальчишки, что играют в кавалерию на школьном дворе на перемене. Только это были не мальчишки. С огромными ножами наперевес, они рвали и метали в обезумевшей толпе. Надо было срочно спасаться от разъяренных психов. Я обернулся, чтобы бежать, но то, что я увидел, приковало меня к земле. Человек гигантского роста с заостренными перьями, торчащими из шляпы, показался в начале улицы в окружении воинов, тоже с перьями на головах, не такими, правда, великолепными. Монтесума! Я вломился в помеченную дверь. Отсюда я мог наблюдать за битвой. Она была чудовищной. Люди, одни дурнее других, сражались с диким остервенением. Они рвали друг друга на части словно звери, бросали оружие, чтобы самим вгрызаться в плоть. Они дрались до конца, до смерти. Настоящая кровавая баня. Победил Монтесума. Но он выглядел ненамного лучше Чингисхана, метавшегося в предсмертной агонии с перегрызенным горлом. Я приблизился к псевдо-вождю инков. Я понял, что он хочет сказать мне что-то. Произносимые слова стоили ему чудовищных усилий. Звуки сминались в горле и не хотели выходить наружу. – Царствуй после меня, – сказал он, наконец, – будь добрым и справедливым… Он испустил дух. Шок. Я ведь не безумец, нет. Отдаю себе отчет в происходящем. Но когда люди, один за другим, начали стекаться и приносить мне клятвы покорности и верности, я почувствовал, что силы покидают меня. – А ведь сегодня не первое апреля! – воскликнул я в последней попытке… Ко мне приблизился коротышка, одетый во все черное. – Сир, подданные ждут Ваших приказов. Я вспыхнул. – Тогда я приказываю им убраться… – Сир, стоит снизойти к ним, ведь у них нет ничего, кроме Вас. Я осмотрел человечка в черном с ног до головы. У меня родилась идея. – Как ваше имя? – Сюлли, Сир. – Сейчас XX век, – проревел я, – 1962 год! Он посмотрел на меня как на безумца. – И что? – Что – что? – я был в полной растерянности. – Так что… Я решил подловить его. – Так что вы уволены. Отныне Петр Великий будет править самостоятельно. Коротышка отвесил поклон, вытащил из кармана кухонный нож и, будто от нечего делать, всадил его себе в брюхо. И повалился на пол в лужу собственной крови. С тех пор я король Франции. В год от Рождества Христова 198… я, Луи Фалу, будучи в здравом уме и теле, правлю под именем Петра Великого. Все верят мне. Свое первое официальное турне я устроил по приютам и богодельням. Я сказал себе, что если на свете остался еще кто-нибудь в здравом уме, то искать его нужно именно там. Что ж, ни одного нормального человека я так и не нашел. Тронулись все. Естественно, от меня требуется уйма ловкости. Уважать каждую личность, не допускать анахронизмов – вот мое обычное кредо. Также необходимо опасаться заговоров, предотвращать государственные перевороты, всякого рода интриги. Но для этого у меня есть моя прекрасная полиция, с пылом руководимая парнем по фамилии Фуше[1]. Я неплохо устроился во внешней политике. Недавно заключил пакт о ненападении с Соединенными Штатами Великих Крокодилов (да, там безумие приняло другую форму, жители возомнили себя животными) и договор о взаимопомощи с Соломоновым Китаем. Бедная моя головушка! Все идет хорошо. По вечерам утешения духа ради я тайком читаю последний номер газеты, восхитительно будничный, датируемый тем днем, тем последним днем… перед моим восшествием на престол. Я перечитываю его с любовью, никогда не пресыщаясь – крохотные объявления, словно гости из иного мира, карикатуры, метеорологический прогноз: ожидается переменчивая погода и грозы на местах… Поцеловать королеву Жил да был один мальчик, который на вопрос родителей о том, что он будет делать, когда станет взрослым, неизменно отвечал следующее: «Когда я вырасту, я поцелую Королеву». Мы хорошо представляем себе растерянность бедняг пред лицом такой идеи фикс, как и то, что отсутствие какой-никакой королевы повергало их в еще большее отчаяние. На протяжении долгих часов мать с отцом пытались убедить своего отпрыска избрать другое ремесло, но тот, упертый как мул, оставался глух и к советам, и к угрозам. Так что Гаспар, как звали нашего одержимого, рос без оглядки на волнения близких, убаюканный собственным безрассудством. Он ходил в начальную школу, затем в лицей. Учился средне, легко усваивал программу, прилагал минимум усилий. Однажды штатный психолог вызвал родителей мальчика. Откашлявшись хорошенько и испустив пару скорбных охов, он прямо затараторил: – Как вам должно быть известно, мадам, месье, по долгу службы я провожу среди молодых людей тесты на профессиональную пригодность. Так вот, отчего я и вызвал вас сюда – случай Гаспара крайне необычен. В сущности, этот ребенок склонен лишь к тому… – Но он хорошо учится! – запротестовала мать, – он ведь… Психолог сделал ей знак успокоиться. – Дайте мне кончить. Он пригоден лишь для того… – Для чего же? – Лишь для того, чтобы поцеловать Королеву. Понимаю, это может звучать нелепо, но это факт. Полагаю, лучше всего не мешать ему исполнить свое предназначение. Возможно, он отрицает его? Отец покачал головой. – О, нет, месье Психолог, отнюдь не отрицает. С самых малых лет он не желает слышать ни о чем другом. – В таком случае… Родители вернулись домой опечаленные. Гаспар превратился в статного юношу, не то что бы красавца, не то что бы умника, но крепкого такого симпатягу. Он сдал выпускные экзамены без отличий и объявил о желании побродить по свету. На глаза матери навернулись слезы: – Ты ведь идешь искать Королеву, дитя мое, и тебя подстерегает тысяча опасностей!.. Отец, натура более приземленная, ограничился парой вздохов: – Вот и хорошо, ведь такова твоя воля. Но не тешь себя иллюзиями и не целуй первую попавшуюся Королеву. Путь его был долог, очень долог. Ступни чуть ли не кровоточили, когда он добрался до последнего сохранившегося королевства. Он направился прямиком к Королеве. – Что вам от меня надо? – спросила она. – Я хочу поцеловать вас. Королева ничего не ответила, но Гаспар верно приметил, что эта идея пришлась ей по вкусу. Тогда он приблизился и положил руку на ее левую грудь. Королева приветливо улыбнулась и приказала придворным дамам выйти. Когда они остались одни, Королева поднялась и пересела на трон побольше. Она пригласила Гаспара занять место подле нее. Ясное дело, тот не заставил себя ждать. Он попытался обнять ее за талию, но Королева зашикала на него. – Я не могу так сразу, – прошептала она. – Почему? – Если все произойдет слишком быстро, вы будете разочарованы, – ответила она, краснея. – Маленькая сумасбродка, тебе меня не одурачить! Он привлек ее к себе и поцеловал прямо в губы. Хорошенько поработал языком у нее во рту. Королева дышала прерывисто, когда они разъединились. – Дай мне придти в себя, – взмолилась она. – В этом нет смысла, честно-честно, совершенно никакого смысла. Он освободил тело Королевы от тяжелого парчового платья. У нее были красивые точеные ножки, обутые в небесно-голубые шелковые туфельки. Он сорвал подвязки для чулок и гладил ее бедра внутренней стороной ладони. Она долго стискивала ноги, но руке Гаспара удалось-таки проникнуть внутрь и осторожно раздвинуть их. Вдобавок, по мере того, как она продвигалась все выше, сопротивление Королевы слабело. Вскоре обе руки вольготно расположились чуть ниже того места, где пребывали трусики. Не теряя времени, Гаспар приступил и к ним. Тут Королева потеряла терпение. Запыхтела словно собака-ищейка. Чтобы помочь Гаспару спустить трусы, она выгнулась дугой на своем троне, опершись о спинку. – Садитесь на меня сверху, – предложил Гаспар. Свои штаны он уже снял. Королева повиновалась. Гаспар подхватил ее за талию, приподнял и разместил чуть выше. Королева трепыхалась, и ее голубые глаза бешено вращались в своих орбитах. Она страстно ерзала на нем, пока после нескольких безуспешных попыток не заняла наиболее выгодное положение. – Ласкай мои недра, сильнее, о мой жезл… – хрипела она. И затем: – Как тебя зовут? – Гаспар. – А меня… Меня Ваше Величество. Ах! Королева опрокинулась назад и зашлась слюной. Гаспар испугался было уронить ее, еле-еле успел схватить за руку. Спустя некоторое время, одеваясь, Королева спросила его с надеждой в голосе: – Что мы будем делать теперь? – Ничего. Я возвращаюсь домой. Но я скоро вернусь. Я люблю Вас. Королева скорбно замотала головой. – Все вы одинаковые. Лишь только получите желаемое – удержать вас уже невозможно. Она жалобно вздохнула. – Да уж, все на свете желают поцеловать Королеву, но никто не хочет на ней жениться. [1] Жозеф Фуше (1759-1820) – французский политический деятель, революционер, особо известен жестокостью, с которой по его указу было подавлено контрреволюционное восстание в Лионе в 1793 г. Ратовал за казнь Людовика XVI, министр полиции эпох Директории и Империи. (Прим. пер.) Перевод с французского Веры Крачек. |
